Гнев Империи I

Глава 24

Перед тем, как освобождать своего нового слугу, я вернулся к матери. Она испуганно смотрела на меня странным взглядом, от которого мне стало немного неуютно.

— Дай мне минутку, я тебя освобожу, — сказал я ей, переключившись на поиски замка. Тот обнаружился довольно быстро, но вот ключ…

Попытка сломать замок ни к чему не привела, так что я решил вернуться к трупу красного священника. Порывшись в его останках, я вытащил увесистый позолоченный ключ, покрытый рунами.

— Эй… хозяин, так ты освободишь меня или?..

— Жди, — оборвал я кота. — Ты второй на очереди.

Кошак ответил на такое неуважение с моей стороны сердитым рычанием и новой волной недовольства, но меня это мало волновало. В конце концов, в клетке неподалеку заперта мать настоящего Дмитрия Старцева, и я был бы совсем дерьмовым сыном, если бы не освободил её первой.

Я вернулся к клетке Марии Старцевой и замер, так и не вставив ключ в замок. Она смотрела на меня по ту сторону решетки, взволнованная, вся в слезах.

— Какая у меня была любимая игрушка? — спросил я.

— Что?

— Извини, но… все говорили, что ты умерла. Да и это место… Так что я должен убедиться, что ты — это ты. Какая у меня была любимая игрушка?

— Паровозик, — подумав совсем немного, ответила женщина. — Заводной, механический. Отец купил его тебе, когда мы ездили в Ялту. Тебе было пять. Он очень хотел сделать тебе какой-нибудь подарок, и мы зашли в лавку с игрушками. Ты почти полчаса разглядывал их, а затем ткнул в тот паровоз.

Я понятия не имел, какая любимая игрушка была у Дмитрия Старцева в детстве. Воспоминаний о тех временах у меня не было, и вряд ли они всплывут в будущем. Но Старцева говорила очень уверенно, как человек, который действительно хорошо знал настоящего Дмитрия.

Я вставил ключ в замочную скважину и повернул, затем отворил дверь, и в следующий миг женщина выскочила из клетки. Я уже собрался было встать в защитную стойку, но это было не нужно. Она крепко обняла меня, а затем расцеловала в щеки, заставив немного смутиться.

— Дима… Дима… Димочка… Это правда ты… правда ты… — сквозь слезы шептала она, а я… я чувствовал глубокую печаль. Я не был её сыном, по крайней мере душой. Лишь телом и кое-какими воспоминаниями. И как мне об этом сказать? Стоит ли вообще говорить матери, что её сын на самом деле мертв? — Ты так изменился… Так возмужал… Я… Я тебя едва узнала…

— Пришлось, когда вас с отцом не стало…

Она вновь расплакалась, обнимая меня.

— Все нормально. Теперь ты свободна, — мягко сказал я и не без усилий отстранил маь от себя. — Мне нужно освободить тут ещё кое-кого.

— Кого? — удивилась она.

Но стоило мне подойти к клетке с кошаком, как она испугалась.

— Нет, Димочка, стой! Не делай этого! Это же Кот Баюн! Ты что, не слушал сказок, которые я тебе рассказывала?

— Мама, всё нормально, я знаю, что делаю, — мягко улыбнулся я.

— Дима! Да послушай меня! Он чудовище! Он людоед, что сладкими речами околдовывает путников, а затем пожирает их! Если ты его выпустишь, то…

— Кш-ш-ш-ш-ш! — зашипел кот на мою мать. — Не лезь в наши дела, женщина.

Я в этот момент остановился за миг до того, как поместить ключ в замочную скважину.

— Ещё раз сделаешь что-то подобное, и я разорву контракт, а твои мозги придется соскребать с пола, — я говорил совсем негромко, но этого хватило, чтобы кот прижал уши, а его шерсть встала дыбом. — Мы друг друга поняли?

— Д-да… Прошу простить мою грубость, — ласково и мягко ответил кот. — Я стал нервным и злым из-за заточения и голода…

Я все ещё ждал.

— Этого больше не повторится.

— Не повторится, — многозначительно подтвердил я и лишь после этого вставил ключ. Щелчок, и замок открылся. Затем я отступил, открывая клетку и выпуская зверя. Мама спряталась за моей спиной, крепко вцепившись мне в плечо.

Кот Баюн выбрался из клетки, но совсем не так, как я думал.

— Вот дерьмо… Что с тобой случилось?

Пока кот был спрятан во тьме, он ощущался могучим и грозным, но сейчас я увидел, что лишь его голова была относительно цела. Он был очень худым, почти скелет, от густой шерсти остались лишь несколько клочков, а на бледной коже хватало как свежих, так и застарелых шрамов. Задние ноги он едва переставлял.

— Пытки, голод… Но я не сломался… — зашипел он.

— Почему тебя пытали?

— Потому что я знаю путь в Лукоморье — место, где укрылись последние реликты этого края. Эти твари… Они веками охотятся на нас, истинных хозяев этого мира. Нельзя было позволить им попасть туда. Я бы лучше умер, чем…

Внезапно он вскинул голову, уставившись куда-то позади нас, и зашипел. Я тут же повернулся, готовясь к схватке, но расслабился. К нам направлялись Рубцов и его прелестная спутница. Он держал в руках револьвер, а Валентина — винтовку.

— Спокойно, кошарик, они свои, — похлопал я кота по носу, на что тот сердито фыркнул, но слегка успокоился.

— Знаете, Дмитрий Алексеевич… Вы не перестаете меня удивлять.

Валентина украдкой поглядывала на Дмитрия Старцева и его мать, сидевших в одной из допросных. Благодаря толстому одностороннему заркалу они не видели ни Рубцова, ни её саму, зато следователи Тайной Кацелярии прекрасно все видели и слышали.

— Что думаешь? — осторожно спросил Рубцов, попивая чай из маленькой чашки словно истинный аристократ.

— О чем конкретно, Виктор Степанович? О бойне, что устроил Старцев, о мертвом красном священнике, о Марии Старцевой, что считалась мертвой, или о гигантском коте, что стал маленьким и в данный момент вылизывает свои яйца на окне?

Женщина тут же пожалела, что не сдержала эмоций, но что поделать. Когда она шла работать в Тайную Канцелярию, то думала, что будет иметь дело со шпионами, разбираться в тайных переписках родов и тому подобном, но говорящий кот-переросток — это даже для неё было чересчур.

— О коте, разумеется, — усмехнулся старик, и тем не менее его взгляд был серьезным.

— Вы шутите?

— Чуточку. О ситуации в целом.

— Полный бедлам и катастрофа. Если вскроется, что мы причастны к этому, то полетят головы.

Рубцов кивнул, продолжая неторопливо потягивать чай.

— Наши с вами.

Валентина плотно сжала губы и сделала глубокий вдох.

— Да, ситуация непростая. И по правде говоря, я и представить не мог, что все обернется именно так. Я думал, что Орлов имеет дело с османами, торгует с ними оружием или что-то в этом духе.

— А теперь у нас есть мертвый красный священник, — от одной лишь мысли о этих существах Валентину передернуло.

— Не просто мертвый, Валентина Сергеевна. А ПЕРВЫЙ мертвый священник за всю историю страны. До этого момента лишь в Поднебесной смогли убить одного, и то это было… — старик задумался. — Лет триста назад, кажется?

Валентина понятия не имела, когда был убит тот священник, но этот сулил огромные проблемы. Священники считались практически бессмертными. Их многие пытались убить, но это было непросто. Они обладали силами подклятвенных и убийц магии одновременно. Они могли не обращать внимания на раны, которые смертельны для людей, а одно их присутствие лишало Детей Хлада сил.

Но несмотря на всё это, к счастью для всех, священникам не было дела до людей. Их интересовали лишь хагга и реликты, за которыми они охотились. Не то что бы им были рады, но между властью и священниками существовало что-то вроде мира. Они не лезли в дела Империи, а Империя не лезла в их дела.

— Важнее то, что они будут делать.

— Вести расследование, что же ещё? — хмыкнул Рубцов. — Но не стоит об этом сильно переживать. Всё, что они найдут — группу хагга. И даже если они сообразят, что это не они, другие следы уже будут стерты.

— Мне бы вашу уверенность…

— Больше веры, Валя… Больше веры… Меня больше интересует вопрос Марии Старцевой.

— Верно. Как она может быть жива? Неужели Беспалов каким-то образом смог её выкрасть и подделать заключение о смерти?

— В том-то и дело, что нет, — прищурился Рубцов. — В том, что Мария Старцева мертва, нет никаких сомнений. Быков был на подтверждении, а этому человеку я доверяю как самому себе.

— Тогда кто перед нами? «Какой-то перевертыш?» — спросила Валентина, с любопытством оценивая женщину.

— Может быть, но меня удивляет её осведомленность. Я задал ей несколько вопросов по дороге, и посторонний человек не мог знать ответов. Дмитрий тоже подтвердил, что она осведомлена о довольно личных вещах.

— В таком случае… несколько месяцев назад убили вовсе не Марию Старцеву, а кого-то другого? Кого-то, кто выглядел как она?..

— Да, такая точка зрения имеет место быть, но вместе с тем она вызывает другие вопросы. Но не волнуйтесь, Валентина Сергеевна, мы обязательно докопаемся до истины.

Настроение у меня было довольно неплохим. С легкой руки Рубцова мне выдали новый комплект одежды, дали помыться и поесть. Матушка тоже выглядела гораздо лучше. Она все ещё выглядела болезненно, но ванна и хорошая теплая одежда немного это скрашивали. По крайней мере теперь её вид гораздо больше сходился с видом из тех обрывков воспоминаний, которые таились в глубине моей черепушки.

Вот в такие моменты я понимаю, что во мне гораздо больше Дмитрия Старцева, чем можно было подумать. Обрывки воспоминаний, чужие чувства и эмоции — все это никуда не ушло. Они встроились в мою новую личность и слились с ней. Процесс был далеко не мгновенным, и в первые минуты моего появления в этот мир я даже имени сестры не знал, а теперь мог даже припомнить несколько обрывков из прошлого с её участием.

— Не могу поверить, — в который раз сказала мама, смотря на меня. — Ты так изменился, так возмужал… Не верится, что это действительно ты. Сейчас ты так похож на своего отца… Такой же решительный и мужественный.

Она смотрела на меня с такой нежностью и любовью, что мне было немного неловко.

— Так что случилось тогда, три месяца назад? Как ты оказалась в плену?

— Я… Я не очень хорошо помню, Дима. Прости… Я помню, как твоего отца схватили, как господин Солновецкий предлагал мне его освободить, и что я согласилась. Мы должны были встретиться, а затем… ничего. Помню, что пришла в себя в клетке.

— Ладно, все в порядке, — успокаивающе сказал я ей. — Теперь ты в безопасности. Я никому не позволю причинить тебе вред. Обещаю.

Мать кивнула и взяла меня за руку. Та казалась такой хрупкой и слабой…

— Ох, какие все-таки люди сентиментальные… — пробормотал Баюн, продолжая вылизываться на окне. Он выглядел все так же плохо, но теперь был размером с обычного, ну может самую малость крупнее, кота.

— Не то, что ты, — хмыкнул я.

— Не то, что я, — подтвердил он. — Пожрать бы лучше дали.

— Тебе дали.

— Хлеб и мелкий кусок засоленной курицы? Это даже не смешно. Я провел больше года в клетке. Чтобы восстановиться, мне нужно сожрать штук… десять человек. Может четырнадцать. Ночью я пойду…

— Ты будешь жрать того, кого я скажу, — твердо решил я.

— Вот ещё. Я…

Но кот тут же осекся, взглянув в мои глаза.

— Да, хозяин, как вам будет угодно…

— Почему он называет тебя хозяином? — удивилась матушка.

— За спасение. Даже коты-баюны, злые и страшные, будут верно служить своему спасителю, — особенно если ты припер его к стенке и заставил заключить контракт с божеством, в случае нарушения которого я сожру его душу. — Верно?

— Верно… — без особой радости подтвердил зверь.

В этот момент дверь отворилась, и на пороге показался Рубцов, правда в этот раз без сопровождения своей помощницы.

— Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете? — улыбнулся он нам.

— Да, Виктор Степанович. Большое спасибо за все, что вы для нас делаете, — поблагодарила его мать. — Вы даже представить не можете, как много это для нас значит.

— Ну что вы, это моя работа.

— Что теперь? — прямо спросил я его. — Вы нашли мою мать, хотя она должна быть мертвой. Этого достаточно, чтобы прижать Беспалова к ногтю?

— Беспалова? Едва ли… Вряд ли даже Орлову что-нибудь будет.

— В смысле? — разозлился я, и мне вторил зашипевший кот. Рубцов тут же скривился и невольно отступил на шаг назад, почувствовав угрозу. Не мудрено, тут находится сразу два существа, способных разорвать его на куски, и оба не слишком рады полученным известиям. — Он держал в клетке мою мать! Три сраных месяца!

— Они пытали меня! Они пытали других! — рычал кот. — Они разделывали нас словно скот!

— Ох… — Рубцов устало вздохнул и примирительно поднял руки. — Послушайте, я буду говорить с вами прямо. По закону преследование реликтов не возбраняется. Нет ни одного указа или императорского поручения, что их защищает, но есть те, пусть и старые, что направлены на их истребление. Охота и убийство любых потенциально опасных реликтов, понимаете? А вы, господин кот — реликт. И судя по всему, крайне опасный. В иной ситуации я бы сразу вызвал красных священников по вашу душу.

Кот зарычал еще более злобно, и я ощутил, какой кипучей яростью от него пахнуло.

— Спокойнее, — приказал я ему. — Он этого не сделает, я прав?

— Не сделаю, ведь это привлечет целую кучу других проблем, так что настоятельно вас прошу, господин кот, вести себя сдержано и тихо. Дмитрий Алексеевич за вас поручился, так что попрошу вас ценить это.

Кот вновь шикнул, но слегка утих, хотя ярость в нём все еще кипела.

— Иными словами, Орлов не делал ничего предосудительного с реликтами, и то, что мы обнаружили, как бы омерзительно это ни было, не противоречит закону. Хотя его связь со священниками вызывает вопросы, и не сомневайтесь, я продолжу копать в этом направлении. Что же до вашей матери… Мне действительно жаль, что с ней так обращались, но вы должны понять, что её обвинили в пособничестве террористу и изменнику. По документам она мертва, и будет лучше, если так и останется вплоть до момента, пока мы не сможем вас реабилитировать. Если мы представим её суду его императорского величества, да будет править он вечно, то это может создать Орлову проблемы, но с большой вероятностью ваша мать вернется в темницу по старому приговору. Возможно, её не казнят, но я бы не дал гарантий. Её судьба будет за пределами моей власти, и к ней вполне могут подослать убийц.

Я сделал глубокий вдох, беря кипящий внутри гнев под контроль. Отчасти этому помогла матушка, взяв меня за руку.

— Все хорошо, Димочка…

— Что вы предлагаете, Рубцов?

— Как я и сказал, пока что спрятать вашу мать и понаблюдать, что предпримут люди Орлова и Беспалова. Вряд ли они пропустят пропажу вашей дорогой матушки и вне всякого сомнения начнут предпринимать различные действия. Действия, на которых мы сможем сыграть.

— Значит, я передам маму под вашу опеку?

— Верно. Я спрячу её на одной из явочных квартир в Петрограде. Не волнуйтесь, я позабочусь о её безопасности.

— Да, вы позаботитесь, — подтвердил я. — И для вас лично будет лучше сделать это хорошо. Поверьте, то, что вы видели сегодня — цветочки. Кра-а-а-йне не советую узнавать, каким я бываю в гневе.

— Дима…

— Все нормально, Мария Викторовна. Думаю, Дмитрий очень скоро убедится, что я держу свое слово. В конце концов, уже данное один раз оно в итоге привело вас к матери, разве не так?

Тут старик был прав, но это случайность. Он понятия не имел, кого я там обнаружу.

— Всё так. И продолжайте держать его впредь.