Гнилые плоды моей любви (СИ)

Массаж

Едва заслышав, как в замке проворачивается ключ, я набрала в грудь воздуха и заняла выжидательную позицию в прихожей. Было ясно, как день: если я прямо сейчас не выясню, что происходит с моим мужем, то потом рискую и вовсе привыкнуть к положению вещей. Такой вариант меня категорически не устраивал. Я и так была ослаблена хроническим недосыпом и сил на активное сопротивление у меня почти не оставалось. Именно поэтому вопрос следовало решить здесь и сейчас, пока я еще хоть что-то могу.

— Где дети? — перешагнув порог квартиры, спросил Сергей.

Я скрестила руки на груди, как боевая жена в ее излюбленной стойке. Но на самом деле, этот жест был вызван лишь страхом. Все мои конечности сотрясала дрожь, и я пыталась это скрыть.

— Во-первых, привет. Во-вторых, у нас есть темы поважнее, чем местоположение детей. Но, если тебе это критически важно, то Валя уснул минут 15 назад, а старшие играют в приставку.

— Опять? Ты что, не можешь занять их делом?

— А это уже не мои проблемы, — сказала я. — Приставку купил и принес ты. Несмотря на все мои возражения. Поэтому игромания детей — твоя зона ответственности.

Муж снял ботинки и поднял на меня глаза. Мне показалось, что в них промелькнуло что-то вроде искры, маленького огонька с частицей азарта. В тот момент я не стала всерьез задумываться над этим — мало ли что мне там могло померещиться, учитывая качество моего сна? Но потом, много позже, я пойму, чем был вызван этот его взгляд.

— Я слишком устал, чтобы выслушивать твои нотации. Пойду в душ. Надеюсь, ужин уже готов.

— Нет, сначала мы поговорим, а уже потом ты сходишь в душ.

— О чем нам говорить? Я же сказал, что устал.

— Тогда можешь разговаривать сидя, — съязвила я, мысленно поражаясь, откуда у меня вдруг взялись на это силы.

— Мы можем поговорить потом.

— Потом проснется Валентин и начнет орать. Он проспит не больше часа, и ты об этом знаешь.

Жестом я пригласила муженька пройти в кухню. К моему удивлению, он не стал противиться.

Когда он уселся в одно из кресел и вопросительно на меня посмотрел, я заговорила:

— У тебя какие-то проблемы на работе, ты чем-то опечален, плохо себя чувствуешь, или произошло что-то другое, о чем я не подозреваю?

Сергей закатил глаза:

— Я не понимаю, к чему эти нудные предисловия? Виной всему твои регулярные истерики, а у меня как раз-таки все в порядке. На работе и по части здоровья в том числе. Поэтому лучше задай все эти вопросы себе. Может, это с тобой что-то не так, и именно из-за тебя в нашем доме царит ругань? А, Нина?

— То есть, ты швыряешь кружки в стену, применяешь ко мне физическое воздействие и позволяешь себе меня оскорблять, потому что СО МНОЙ что-то не так??

— Когда это я применял к тебе силу и оскорблял?

— Вчера. И позавчера. И неделю назад. Ты хватаешь меня за руки, и теперь они все в синяках. На, полюбуйся, — я закатала рукава и продемонстрировала мужу последствия его рукоприкладства. — А еще ты пару раз называл меня дурой и тупой, что в целом равнозначно по смыслу, но все же несколько отличается по степени грубости.

— Если синяки действительно из-за меня, то извини.

Извиняться за дуру и тупую Сергей, видимо, не посчитал нужным. Я тоже решила не заострять на этом внимание, ведь времени до пробуждения Валентина оставалась все меньше, а главный вопрос все еще был открыт.

— Какого черта ты так ко мне относишься? Не ты ли обещал, что, если я оставлю ребенка, то все будет по-другому? Не ты ли божился, что будешь сдувать с меня пылинки и носить на руках??

Сергей ударил кулаком по столу так, что зазвенели столовые приборы, которые я заранее разложила к ужину.

— Я сдерживался до последнего! — Его глаза сверкали злобой. — Старался, как мог, игнорировал все твои косяки. Но всему приходит предел!

— Косяки?? И чем же, интересно, я так провинилась? Пересыпала или недосыпала сахара в кофе? О, да ты само спокойствие, милый! Жена творит такие ужасные вещи, а ты терпишь! Святой человек!!

— Твоя проблема в том, что ты замечаешь только следствия, когда нужно работать с причиной. А причина — в твоей вечно унылой физиономии и нежелании что-то менять. Ты вечно вздыхаешь, жалуешься, у тебя постоянно такое лицо, как будто ты одна растишь троих детей и пашешь, как ломовая лошадь, чтобы их прокормить. Но ведь это не так! Пашу здесь я один, а ты и дети сидите, как у Христа за пазухой. Вы ни в чем не нуждаетесь, Нина! Но ты продолжаешь ходить со скорбным видом и назло провоцируешь меня на скандалы. И я знаю, почему: тебе просто скучно ни хрена не делать. Ты начинаешь беситься с жиру и пытаешься выставить меня виноватым. Сначала я спускал все на тормозах, терпел эти выходки, делал вид, что не замечаю, что в моем кофе снова слишком много сахара, но больше этого попустительства не будет. Я не позволю превращать меня в жалкого подкаблучника. Ты поняла меня??

С каждым новым словом, вылетающим из его рта, мои глаза становились все шире, а под конец тирады я вообще не могла поверить, что он реально сказал всю эту чушь. Несмотря на усталость, я никогда не ходила со скорбным видом, всегда встречала мужа с улыбкой, обнимала его и уж тем более ни на что не жаловалась. Черт возьми, последние полгода я была абсолютно счастлива! За это время я даже ни разу не повысила голос ни на Сергея, ни на детей. Улыбку с моего лица стер онсам, своим скотским отношением.

Я подсела к нему ближе и спокойно, глядя в глаза, постаралась объяснить, что это ненормально — швырять кружки в стену и оскорблять меня без причины, но он не хотел слушать и продолжал гнуть свою линию. Под конец этой бессмысленной беседы силы окончательно покинули меня, и я просто расплакалась от обиды.

— Я ведь никогда не жаловалась! Не просила тебя вставать к младшему по ночам и вообще хоть как-то помогать мне по дому. У нас больше 120 квадратов жилой площади, и обслуживаю их одна я. Каждый день мою, пылесошу, вытираю, убираю. И все это — без единой жалобы. В сутки я сплю около четырех часов, и каждый раз мой сон рваный — не успеваю я задремать, как из радионяни уже слышится рев. Я валюсь с ног от усталости, по ночам мне мерещится всякое, иногда я не могу уснуть даже в полной тишине, потому что мне постоянно кажется, что я слышу детский плач. И ты говоришь мне, что я отбилась от рук, каким-то образом тебя провоцирую, бешусь с жиру и далее по списку? Ты вообще в своем уме, Сережа?

— Твои манипуляции больше на меня не действуют, Нин. Даже не старайся. Если человек действительно невиновен, он яростно отстаивает свою точку зрения, бьется до последнего. Ты всегда так раньше делала, если я вдруг в чем-то был неправ. Мы уже давно вместе, и я изучил тебя от и до, не забывай об этом. Я прекрасно вижу, что ты признаешь свою вину, знаешь, что сама виновата во всех конфликтах. Как я это понял? В ответ на мои слова ты либо рыдаешь, либо вяло оправдываешься. Шах и мат, Нина.

Тут я уже не могла сдержаться. От этой вопиющей несправедливости я окончательно вышла из себя, у меня началась истерика.

— Я рыдаю, потому что у меня нет сил на сопротивление!! — вскричала я, роняя горячие слезы на мраморную плитку с подогревом. Они разбивались о ее поверхность с глухим треском. — Дай мне немного выспаться, и я покажу тебе, что реально о тебе думаю! Дай мне выспаться, и я сразу же подам на развод! Я не хочу так жить, я схожу с ума от твоего отношения!

— У тебя истерика, Нина, — поморщился Сергей. — Ты похожа на сумасшедшую. Я вообще не понимаю, чего ты от меня хочешь.

Мои мысли путались, я уже не могла здраво рассуждать. Сердце так билось о грудную клетку, что я едва не теряла сознание.

— Найми мне помощницу, которая будет приходить хотя бы на пару часов, чтобы я могла поспать. Пожалуйста. Умоляю тебя. — Я облокотилась о столешницу, пытаясь прийти в себя. Скоро время ужина, а потом нужно укладывать старших и всю ночь бдеть за младшим. Мне были нужны эти последние крохи энергии, которые у меня остались. — Сережа, пожалуйста. Иначе я не доживу до конца года.

— Я миллион раз говорил тебе, что не потерплю посторонних в своем доме и уж тем более не позволю какой-то левой тетке прикасаться к моим детям. Это даже не обсуждается.

У меня сильно закружилась голова. Я начала хрипеть:

— Ты мог бы расставить везде камеры, чтобы следить за действиями няни. Пойди мне навстречу, очень тебя прошу.

— В моем доме не будет посторонних. Никогда. Можешь оставить свою блажь при себе. И еще: как считаешь, почему Валентин так плохо спит и постоянно капризничает? Я тебе скажу. Все потому, что его мать транслирует ему истеричное поведение и вечное недовольство. Так что начни с себя, дети здесь не при чем. В твоей усталости виновата только ты одна.

Я осела на пол и тяжело задышала. Муж брезгливо на меня взирал.

— Из тебя никудышная актриса, Нин. Изображаешь припадок, думаешь, что это поможет тебе добиться своего? Заканчивай этот цирк, не позорься.

Мир перед моими глазами закружился, а потом все стало темно.

Я очнулась в том же положении, лежа на кухонном полу. Сергей тыкал в меня носком ноги.

— Ты заигралась, милая. Поднимайся с пола — время ужинать.

Но я не могла подняться. Меня дико тошнило, стены вращались, перед глазами бешено роились мушки.

— Мне… мне нехорошо, — выдавила я.

Сергей постоял с минуту, а затем снял тапок, поставил свою голую ступню прямо мне на лицо и с силой прижал к полу. Затем он стал водить ногой влево и вправо, словно раскачивая мою голову.

— А теперь? Теперь тебе хорошо, истеричная мразь? Раз тебе так нравится этот цирк, то поиграем по твоим правилам. Только у тебя своя роль, а у меня своя.

— Что ты делаешь… зачем…

— Пытаюсь привести тебя в чувство своими ногами, которые весь день провели в кожаной обуви. Ты же сама не хотела по-хорошему. Решила устроить представление. Так вот получи. — Он продолжал трясти мою голову пропахшей потом ступней. — Что, не нравится? Тогда заканчивай и поднимайся на ноги. Ну же!

— Пап, что ты делаешь? — раздался голос Власа. — Почему мама лежит на полу? Ей плохо?

Я хотела подняться, чтобы не пугать сына, но мне было так плохо, что я даже не могла ничего сказать. Я только плакала и мычала, пока муж возил ногой по моему лицу.

— Нет, сынок, ей хорошо. Мы так играем. Мама сама попросила.

— Зачем ты трогаешь ее ногами?

— Я же говорю: она сама так захотела. Это такой массаж.

— Пап, она же плачет. По-моему, ей плохо.

— Разве папа когда-нибудь тебе врал? И разве мама стала бы лежать на полу, если бы не хотела?

— Пап, это все странно… мне ее жалко.

— Мама! — на кухне появился Глеб. — Папа, зачем ты бьешь маму?

— Я ее не бью. Мы играем в массаж, сынок.

— А я тогда тоже хочу играть.

— Тогда ставь ножку маме на щеку и сделай ей массаж, как я.

Последнее, что я помню, хохот трехлетнего Глеба и его нога, опускающаяся мне на лицо. Я снова потеряла сознание.