Я шла забирать сына из садика и чувствовала, как у меня подкашиваются колени. Если Сергей узнает, что я курю, он перемолотит меня и выплюнет, не оставит в моей душе ни лучика света.
Влас и Глеб наверняка не остановятся на десяти тысячах, но я все равно сняла для них деньги. Так, по крайней мере, у меня будет хоть какое-то время, чтобы найти выход. В голове даже возник план, как объяснить Сергею, зачем мне понадобились десять тысяч. Скажу ему, что заказала в интернете набор тех отвратительных приспособлений, которые он так давно хотел использовать в спальне. Нет, не для занятий любовью — это было сложно назвать даже сексом… Насилие, садизм, извращение, ужасная грязь — что угодно, только не любовь и секс. В течение ближайшей недели я сэкономлю на чем-нибудь и выкрою эти деньги, чтобы заказать предметы для насилия над своим телом, так что муж не должен ничего заметить.
Я вела Валю домой и, держа его маленькую теплую ладошку, думала: а что, если мне удастся забрать его и развестись? Суд может оставить Сергею старших сыновей, но совсем малыш должен жить с мамой. Есть ли у меня шанс сохранить хотя бы младшего сына, спасти его от тех сомнительных ценностей, что прививает ему отец? Ведь Валя еще совсем маленький, у меня должно получиться вырастить из него доброго, порядочного мужчину, который уважает женщин, не пытается самоутвердиться за счет своей жены, не унижает ее и не загоняет в мыло, словно ломовую клячу.
У Вали еще есть возможность стать достойным мужем, отцом и просто хорошим человеком. Возможно, с Власом и Глебом тоже еще не все потеряно, но, во-первых, Сергей никогда не позволит мне их забрать, а, во-вторых, они сами не захотят жить со мной. Иногда мне казалось, что они ненавидят меня и даже презирают, хотя, чем я это заслужила, не ответили бы, наверное, и они сами.
— Валечка, сынок, — я нежно сжала ладошку ребенка, — а скажи, ты бы хотел жить с мамой отдельно?
— Не-а. Зачем жить отдельно, если мы живем все вместе с папой?
— Ну, допустим, если маме нужно будет переехать в другое место, ты бы поехал со мной?
— Не знаю. А куда?
— Я пока не знаю. Просто представь, что мы с тобой уезжаем от папы и Власа с Глебом в другую квартиру. Но при этом ты бы часто с ними виделся. Согласился бы жить со мной?
— А зачем?
— Потому что я очень тебя люблю, — мои глаза стало резать от слез. — Ты у меня еще совсем маленький, тебе нужна мама. Обещаю, я сделаю все, чтобы ты был счастлив.
— А игрушки там будут?
— Конечно, дорогой.
— Тогда я согласен, — важно кивнул Валя.
— Правда?? — я не верила своим ушам. Присела рядом с сыном и крепко его обняла. — Ты мой хороший, мой родной! Тогда у нас все обязательно получится. Я сделаю для этого все возможное.
— Мам, а папа же тоже с нами будет жить? — спросил сын.
— Нет, Валечка, только ты и мама, только мы с тобой. Ты согласишься?
Валя скривил лицо и произнес:
— Если папа с нами не поедет, то я тоже не поеду.
— Я не стану запрещать вам с папой видеться. Ты сможешь приезжать к нему и братьям в гости. Почему ты не хочешь жить со мной, скажи?
— Потому что я люблю папу, а не тебя. Тебя я тоже люблю, но совсем чуть-чуть. Лучше, чтобытыуехала, а не он. Без него я буду плакать, а без тебя смогу даже смеяться и играть.
Его слова прожгли дыру в моей груди. Все было, как в тумане. Я привела сына домой, переоделась, отдала Власу с Глебом по пять тысяч рублей и начала готовить салат на ужин, но туман никуда не исчезал. Более-менее в себя я пришла, когда Сергей вернулся домой, и мы все вместе сели ужинать.
Дети начали наперебой рассказывать отцу, что произошло с ними за день, а про меня на время забыли. Тем лучше. Я сидела, гладила собаку, которая лежала возле меня, и думала о своем плачевном положении. В тот день я не пила ни грамма, и потому все тело было напряжено, будто его покрыли цементом. Хорошо хоть, все без претензий ели приготовленную мной еду. Вероятно, так заговорились, что забыли в очередной раз за что-то меня упрекнуть.
После ужина я поставила на стол форму с изумительным лимонным кексом и пошла заваривать чай. Когда каждый получил по чашке чая, половины пирога уже как не бывало.
— В честь чего у нас, интересно, такой праздник? — поинтересовался Сергей. Произнес он это далеко не с доброй иронией. Как будто искал любой повод, чтобы испортить мне настроение. — Лимонный пирог бывает у нас от силы три раза в год.
— Лимонный — да. Но все остальное я пеку почти каждый день.
— Я спросил, в честь чего сегодня мой любимый лимонный пирог?
Я пожала плечами:
— Просто вспомнила, что давно его не пекла.
Влас с Глебом почти одновременно издали ехидные смешки.
— Что? — обратился к ним отец. — Я чего-то не знаю?
— Щас, пап, — сказал Глеб и помчался к себе в комнату.
Я вся похолодела внутри. Только не это, Господи. Умоляю, только нето, о чем я подумала.
Глеб прибежал обратно, уселся за стол и бросил взгляд на старшего брата:
— Пускай Влас скажет.
— Говори, сын, — нахмурился Сергей.
— Она, — Влас кивнул на меня, — покуривает, пока никто не видит. Мы с Глебом ее спалили, а она, вместо того чтобы выбросить пачку, предложила нам деньги за молчание. Глеб, покажи доказательства.
Средний сын разжал ладонь, и на стол упали две пятитысячные купюры. Перед моими глазами все поплыло.
— Сереж, я не предлагала им деньги… Они сказали, что если я не дам им по пять тысяч, то…
— Пап, да она брешет! — наперебой заорали дети. — На фига нам эти пять косарей, если у нас есть кредитки?
— Ты выпустил для них кредитные карты? — ужаснулась я.
— Ты не в том положении, чтобы задавать мне вопросы, — ответил муж. Его глаза остекленели. — Ты не только куришь втайне ото всех, но и даешь детям деньги за молчание. Уже совсем опустилась на дно. — Он снова обратился к сыновьям: — И давно она курит?
— Мы не знаем, пап. Но вот твои деньги, мы бы никогда их не взяли.
— Спасибо, парни. Я знаю, что вы у меня честные и порядочные. Знаю, что в этом доме могу положиться только на вас двоих.
— А я, пап? — возмутился Валентин.
— Ты у меня еще слишком маленький, чтобы раскрывать мамину ложь. Это не твоя вина. Просто нужно немного подрасти.
— Нет! Я уже и так взрослый! Мне почти шесть! — затараторил Валя. — И сегодня я тоже раскрыл мамино преступление: она мне призналась, что скоро уедет и заберет меня с собой, а тебя и Власа с Глебом оставит здесь. Но я ей сразу сказал, что никуда с ней не поеду и останусь с тобой, пап. Сразу сказал! Видел бы ты, как она ревела! Как Лида Воронина из моей группы. Я тогда тоже честный, раз все вспомнил и рассказал?
Сергей ласково потрепал ребенка по макушке:
— Да, сынок. Ты у меня самый честный, и на тебя тоже можно положиться.
Валя гордо выпятил грудь и принялся доедать свою порцию пирога.
А я просто сидела и смотрела в одну точку. Мне было нечего сказать, я устала оправдываться. Лучше пускай муж убьет меня сегодняшней ночью, чем я продолжу влачить подобное существование. Лучше смерть.
— Кому еще пирога? — как ни в чем не бывало спросил Сергей.
Глеб заметно сник:
— Пап, а ты разве не собираешься ее ругать?
— Она не маленькая девочка, чтобы я ее ругал. Ешьте пирог и марш по комнатам.
— Пап, но ведь она курила, а потом дала нам денег, — разочарованно сказал Влас.
— И еще хотела уехать! — выкрикнул Валя.
— Я неясно выразился? Доедайте и вперед.
«Неужели он не собирается устраивать мне экзекуцию?» — удивленно подумала я.
Однако облегчения эти мысли не приносили. Я даже примерно не понимала, что творится в голове у мужа, а неизвестность страшила еще сильнее прямой угрозы.
Похоже, он что-то задумал, иэто что-тобудет гораздо ужаснее всего того, что мне уже довелось пережить.