Год хорошего Кощея

Прохор у Волшебного Зеркала

В это самое время, в тереме Деда Студенца, у жарко натопленной русской печи сидел унылый царевич, пытаясь просушить намокшие от хождения по мокрому полу валенки. Тут же на лавке лежали его вязанные носки. Сверху на шею постоянно капало. Это таял иней на потолке, открывая потемневшие от времени доски. Единственной радостью для царского сына был запах из печи – там в котелке варился пойманный стремянным глухарь.

С улицы, держа в руках охапку нарубленных дров, вошёл Кузьма. Он направился к печи и вывалил поленья рядом.

– Я это… того… коням в стойле… ну… овса дал… – произнёс слуга. – Он того… это… овес-то… кончается. Дык нам бы… того… царевич-батюшка… отсюда… пора… А то совсем… вот…

Прохор, не обращая внимание на стремянного, нагнулся, взял полено, почесал им взопревшую спину и задумчиво покосился на Волшебное Зеркало. Сунув босые ноги в подсохшие валенки, царевич пересёк горницу и остановился, разглядывая своё отражение. Потрогав рукой здоровый синяк под глазом, добрый молодец несколько раз долбанул кулаком о стеклянную поверхность и грозно поинтересовался:

– Говори, проклятое, куда Бабу Ягу спрятало!

Зеркало загадочно молчало.

– Кузьма, дай-ка сюда полено! Да покрепче!

Стремянной услужливо подскочил к нему:

– Полено? Дык того… Вот…

Перехватив у него из рук деревяшку, добрый молодец, подбоченившись, встал перед Зеркалом и, нахмурив брови соболиные, сурово провозгласил:

– Слышь, ты, стекляшка басурманская. Ежели ты мне сейчас не покажешь Бабу Ягу, я тебя враз расколошмачу.

Серебристая поверхность помутнела, по ней прошла непонятная рябь.

– Запрос принят… – сказало Волшебное Зеркало тем же безликим голосом. – В данный момент связь неустойчива, возможны сбои.

– Ты мне, царскому сыну, зубы не заговаривай, – грозно продолжал Прохор. – Покажь, куда бабку дело. Почто она, погань лесная, за моей славой молодецкой ушла? Кто главным богатырём на Руси должен стать?

– Дык это… царевич-батюшка… ты, – угодливо подсказал стремянной.

– Слышало? – спросил Прохор, замахиваясь поленом, будто для удара.

По Зеркалу снова прошла рябь и появилось слабое свечение. Оно словно бы пыталось настроить приём далекой волны, чтобы настроить изображение. На гладкой поверхности иногда проступала картинка, но тут же терялась.

– Кузьма, скамью сюда тащи! И носки, матушкой связанные! – приказал властно молодец и добавил досадливо: – Пол мокрый, валенки опять сырые!

Пока стремянной возился, Зеркало пыталось установить связь с отдаленным Миром. Как и у всех волшебных предметов, характер у него был. Зеркалу совсем не нравилась идея быть разбитым. Но сигнал между Мирами был настолько слабым, что сил у артефакта не хватало.

Дело в том, что ель в туристическом агентстве Деда Студенца была точной проекцией Древа Мирового. На ней висели не обычные шары. Это и были самые настоящие Вселенные, каждая со своими законами. В первый раз два Мира висели довольно близко друг от друга. Когда Найдён принял Мир за игрушку, и начал катать по полу, древний бог зимы Студенец перевесил шарик на самую верхушку Древа. Таким образом он обезопасил Мир от игривого котейки. Но теперь два шарика были слишком далеко друг от друга, и установить сигнал связи было значительно сложнее. Чтобы показать царевичу требуемое, Волшебному Зеркалу приходилось прилагать максимум усилий.

Наконец картинка все-таки получилась, пусть и не самого высокого качества.

В этот раз Зеркало показало Прохору интерьер туристического агентства.

Царевич, который в этот момент только хотел надеть носки, распрямился от удивления. Он заметил, как за стеклом появилась диковинная горница, обставленная совершенно невиданной мебелью и утварью.

Пальцы царского сына коснулись рукой холодной поверхности Зеркала, чтобы убедиться, что увиденное – правда. Рука не прошла сквозь стекло.

– Морок! – догадался царский сын. – Ах ты ж, стекляшка колдунская!

Он замахнулся поленом, но тут заметил за стеклом Бабу Ягу, её кота, а так же неизвестного старика в диковинной одежде. При этом царский сын наступил ногой в холодную лужу, и валенок снова промок. Не обращая внимания на влажную обувь, молодец подбоченился и произнёс зычным голосом:

– Эй вы, колдуны заморские! Это я, Прохор, сын царя Василия, к вам пожаловал!

Присутствующие не обратили на его слова никакого внимания, словно бы царевича для них не было вовсе.

Добрый молодец немного подождал и сказал громче, со всей присущей ему гордостью:

– Аль оглохли вы, чародеи тёмные? Али к гостю нету почтения?

Люди за стеклом Волшебного Зеркала не обращали на него внимания. Они ходили, что-то обсуждали между собой. Баба Яга мерила шагами странную горницу, словно запертый в клетку дикий зверь. В какой-то момент она остановилась почти напротив, но глаза её смотрели мимо. Взгляд был такой, как будто бы Прохора Васильевича и на свете не было.

– Эй, лягушка сушеная, ты меня не видишь, что ли? – заорал царский сын, гордо вскинув голову.

Баба смотрела мимо него, потом повернулась и что-то сказала старику.

Молодец в очередной раз ударил кулаком по зеркальной поверхности.

– Эй, вы там, одеяла в ухи засунули? – заорал он, приблизив уста сахарные к самому стеклу.

– Они вас не слышат и не видят, – не выдержало Волшебное Зеркало. – Сигнал односторонний. Вы их видите, они вас – нет.

До царевича дошло.

– А-а-а, – протянул он, садясь на скамью, которую ему услужливо подтащил Кузьма. – Вот оно что! А что звука нет? Я слышать хочу! Вдруг они заговор какой мутят, колдуны проклятые!

– Запрос на звук принят… Попробую настроить, – с каким-то лёгким вздохом произнесло Волшебное Зеркало.

Снова зарябило. Зеркало чуть затрещало, впуская в себя какофонию чужих звуков, пока ему не удалось поймать нужную волну, идущую напрямую из туристического агентства.

Прохор забрался на лавку с ногами и снял мокрый валенок.

– Кузьма, отнеси его на печку, да лужи затри ещё на раз! Ходить невозможно!

Он надел тёплые носки, довольно пошевелил пальцами. Тут до него, наконец, донеслись голоса из-за Зеркала:

– Не мечись туда-сюда. Ложись спать, – сказал старик Бабе Яге. – Завтра день большой. Силы понадобятся.

Она беспрекословно села на диван, вздохнула.

Кот прыгнул на подушку с ней рядом.

– Слушай ме-няу. Первый пункт – сразиться с Кощеем ты выполнила. По хребтине ему дала!

Царевич вскочил, снова встал лужу и в этот раз промочил носки.

– Вот же ведьма! Мой это подвиг был! Я, добрый молодец, должен был с Кощеем сразиться!

Тем временем Студенец погасил свет.

– Тьму напустил, колдун проклятый! – заволновался Прохор. – Что же делать-то?

– Так вы бы это… того… тоже… на печку… баиньки, – подсказал Кузьма. – Я вам и тулупчик… того… под голову… свой… Как бы… утро… это… того… мудренее. Вот!

Царевич махнул рукой:

– Ладно… Давай мне, Кузьма, грудки вареной, да я спать пойду… Устал, – Прохор повернулся к Волшебному Зеркалу и сказал сурово, погрозив поленом: – Завтра держи меня в курсе дела, чем эта горелая гнилушка Яга заниматься будет. Негоже ей в мои дела богатырские соваться.