Голубиная книга 2 (СИ)

Глава 4

Этим утром смотреть на красоты райские, согласно ежедневной привычке, хозяин Ирия не стал, чтобы ещё больше не расстраиваться. Причин и для душевных переживаний, и для горестных вздохов предостаточно. А там, у яблони молодильной, что? А там гульба в самом разгаре!.. То сын его, Хмель развлекается. А с ним ни то Вакх, ни то Дионисий, ни то они оба. Шум и гам учинили, песни орут на разные языки. Соревнование устроили, кто кого перепоёт. Да разве ж то пение?! То ж не пение из их глоток вырывается, а самая натуральная нецензурщина! Возмущению Сварога не было предела:

— Это надо ж, частушки матерные затянули, совсем стыд потеряли, и — эх…

Сварог вздохнул тяжело, утёр лицо тряпицей, и в большом раздражении бросил её на ветвь широкую. Под деревом, с хохотом и гиканьев снова пронёсся табун кентавров. Среди них Сварог заметил белую гриву Полкана. Для жены его, Лады, Полкан одновременно и нож в сердце, и бельмо в глазу, и шило в… гм… одном месте.

— Посуду поди всю перебила о мою голову многострадальную, от ревности прямо — таки обезумела, — пробормотал Сварог, заглянув в родовое дупло. Жены дома не оказалось. — И когда улизнуть успела? Надо ж, пока я с Сирин лясы точил, куда — то лыжи навострила.

Посмотрел по сторонам, вверх глянул — не видать. Тут смех знакомый снизу донёсся. Сварог на живот лёг, к краю ветки подполз и голову вниз свесил.

— Вот она где! Смотри — тка, видно, отомстить решила… Ишь, даже скрываться не стала, сидит двумя ярусами ветвей ниже, с Зевсом амуры разводит, — ревниво проворчал он. — А на этотого — то гляньте, гляньте! Тоже мне, галант выискался… престарелый! Небось, думает, что это он обаятельный такой. А ещё брат многоюродный называется!

Сварог потемнел лицом. И хоть знал он, что вольностей супруга не допустит, измены да предательства от неё не жди, а всё одно неприятно видеть, как вокруг благоверной ухажёр вьётся, словно шмель над цветком кружит. Сплюнул рассерженный муж, да смачно так. И попал плевок тот прямо на макушку Тору — четвероюродному родственнику. Но Тор и не заметил, куда уж — с его — то нечесаной шевелюрой!

Скандинавская родня, надо заметить, очень дурно воспитанная, никуда не уехала, здесь ещё отирается. Тор, как и Полкан, тоже соревноваться любил. Только стоит сказать: «А слабо тебе…», как тут же рёв из глотки Торовой раздаётся, кулаки в грудь божественную стучат. Кидается, малахольный, доказывать, что не слабо. Сейчас вот с Перуном поспорили, у кого струя дальше бьёт.

— Ты посмотри на них, паразитов, что делают, что делают?!! И ведь не думают паскудники, что мочиться на корни дерева мирового, дуба солнечного — то грех большой! — Возмутился Сварог. — И что девицы невинные мимо проходить могут, в их пьяные головы и посредственные мозги не пришло!.. — Сказав это, райский управитель замер. — Что — то я не в добрый час невинность девичью помянул, — пробормотал он, — как бы чего плохого не накликать.

Обеспокоенный отец глянул в сторону терема Лели — пуще прежнего потемнел лик божественный. Схватил райский управитель конец бороды, на кулак намотал и давай жевать — до того разнервничался. Дочка, сидя на крыльце, так заливисто смеялась, что по всему Ирию будто колокольчики рассыпались. А рядом Аполлон Златокудрый ужом вился, да не один. С ним Локки — змей рыжий, и ещё пара — тройка кавалеров.

— Вот учи, учи, а всё одно к порядку не приучишь. — Скривился обеспокоенный отец. — Тусовку устроили молодёжную. Впечатления производят, общаются. Потом перед домом новые люльки появятся, а кто папа? Кто, спрашиваю?! А никто! Или неизвестно кто, что ещё хлеще. Этот вопрос, как всегда у Лели случается, открытый будет. И всё — то у неё нечаянно да случайно, но почему — то с завидной регулярностью!

Присел Сварог на ветвь дуба солнечного, дерева мирового, тряпицу мокрую подобрал, снова ко лбу приложил и застонал. То ночь бессонная сказывалась, поскольку привычки свои в гостях родня любимая менять не собиралась, и всю ночь в раю творилась самая натуральная вакханалия.

Вздохнув, Сварог посмотрел в другую сторону. Там кусты смородинные тряслись. Ежели долго смотреть, в глазах светлячки мельтешить начинали.

— Вот кто там? Даже гадать не буду — сатиры там. И Додоля, жена Перуна, тоже там отирается. Эх, кому что, а вшивому баня! Вот ведь бабёнка гулящая — нигде своего не упустит!

На реку молочную Сварог и смотреть не стал, чтобы окончательно во гнев не впадать, да скандалы с разбирательствами не устраивать. Заблевали, паскудники, все берега кисельные. Молоко скисло — за версту не подойдёшь к речке, такая вонь стоит, что уму то непостижимо.

Мысли райского управителя в другом направлении потекли: не всё же из — за детей расстраиваться, других причин для печали пруд пруди. Вернулись мысли Свароговы к незваным гостям, заполонившим Ирий. Помимо греческой родни, кажется, ещё и италийские родственники присутствовали, но Сварог точно о том сказать не мог. Больно уж они с греческой роднёй похожи, будто их кто продублировал. И он никогда не знал, с кем только что поздоровался — не то с внучатой племянницей Герой, не то с племянной внучкой Юноной.

Ещё кельтская родня в полном составе гостит, тоже вроде как ненадолго. И готов был Сварог поспорить, что речку они запоганили. Э — эх, где жрут, там и… гм… всё остальное делают.

Сварог и в первый день не порадовался гостям, разве что подивился наплыву невиданному, и немного в панику впал.

— Утро раннее, свежим дождём умытое, ясным солнцем согретое, праздничной радугой наряженное, а смотреть на красоту эту прежней радости нет, — сокрушался он. — И никуда от этого не денешься, не спрячешься. Нарушен покой безвозвратно и окончательно. Хотя…

Вспомнил Сварог, что есть одно место, где схорониться на время можно, от шума да гама отдохнуть. Взлетев ввысь, направился прямиком к облаку родительскому, что в дальнем конце Ирия, над горой Хванчурой зависло, прямо над печальным деревом кипарис, растущим на вершине. Облако, что туча грозовая, черным черно, молнии то и дело прошивают облачную ткань, но гром ещё не гремит, что сильно Сварога обнадёжило. Конечно, отец его, Род Светлый, сердится — это и дураку понятно, но до кондиции родитель ещё не дошёл, бушевать не начал. Отсутствие громовых раскатов о том говорило.

Светлый Род тоже ночь беспокойную провёл. Осунулся, потемнел ликом, под глазами круги от бессонницы обозначились, на правом глазу веко дергалось. Обычно родитель Сварогов ровно сидел, будто аршин проглотил, плечи вширь развёрнуты, голова на плечах этих гордо посажена. Взгляд ясный, сомнениями незамутнённый.

Впервые Сварогу наблюдать довелось, как отец его горбится, да головой то и дело на грудь никнет. Будто постарел мгновенно Род, одряхлел, высох. Но не то поразило Сварога, другое ему стало удивительно, непонятно. Разным видел он родителя своего — и в раздражении сильнейшем нервенном, и во гневе страшном, но вот такую печаль глубокую, что сегодня в глазах Рода плескалась, такое отчаяние безнадёжное, какое во всей его позе просвечивало, впервые наблюдать довелось. Да так же эти чувства глубоки и остры были, что зашлось сердце райского управителя в болезненном приступе, сжалось в предчувствии беды неминучей…

— И — эх… — не сдеражвшись, вздохнул Сварог.

Поднял Род голову, посмотрел взглядом невидящим сквозь сына — и задумался, будто открылось ему что — то, другим неведомое. Так оно и было. Не зря же всегда держал он на коленях книгу Голубиную: всё скрытое ему открыто, всё тайное — явно, всё тёмное — светло. Сейчас дедушка Род не знал, куда руки деть — книгу ведь так и не вернули ему. Давненько уж внуки за ней в земли Латынские отправились, да что — то подзадержались. Сидел старик, рубаху холщовую теребил, пальцы быстро бегали по ткани. «В переживание нервенное впал отец, — подумал Сварог. — Тоже ночь бессонная сказывается. Мне и то вон как тяжко, а что уж о старике говорить?»

Встряхнулся, наконец, Род, на сыне взгляд сфокусировал и молвил:

— Беда великая грядёт, Сварог. Как с бедой той справиться — ума не приложу. Раньше бы в книгу заглянул Голубиную, а тепериче вот самому думать приходится. Дело это, скажу, для меня непривычное, а потому голова кругом идёт.

— Не стоит оно боли головной, батюшка. Беспорядки в Ирие, конечно, знатные, но не беда то, а просто недоразумение, — ответил Сварог, почтительно кланяясь родителю. — И глазом моргнуть не успеем, как позабудем сию мелкую неприятность. А гости… что ж, погостят и разъедутся по домам.

— Нет у них боле домов, — тут Род вздохнул, да так тяжело — будто в трубу печную филин ухнул. — И у нас того гляди, тоже скоро дома не будет. Вот так же пойдём по свету скитаться без земли, без флага, без родины.

— Да что ж ты такое глаголешь, батя?! От такой напасти мы навечно застрахованы. Земля — она никуда не денется, полна людишками поднебесная. Люди нас чтят в радости, в беде помощи просят, в трудностях жизненных совета вымаливают. А пока они нам молятся — у нас тоже всё в порядке.

— То — то и оно — пока молятся, — проворчал отец, криво усмехаясь. — А ну как перестанут молиться? Забудут нас? И тут дело не только в дарах, какие, сказать надо, последнее время изрядно оскудели. Тут дело в Забвении… — задумался Род, умолк многозначительно. Потом встряхнулся и посмотрел на сына взглядом тяжёлым, испытывающим. Так обычно смотрят на тех, кому хотят страшную тайну доверить, да не решаются. И не потому, что сокровенное по рукам пойдёт, перестанет быть тайной, из опасений молчат: не тяжела ли она будет для плеч, неподготовленных к ноше великой. Видимо, Сварог в этом плане оказался достаточно крепок, и Род продолжил:

— Родня разномастная почему у нас загостилась? Как думаешь?

— Да соскучились они, и на своих территориях приелось всё да оскомину набило. Вот и решили встряхнуться, да у нас диковин насмотреться, яств новых напробоваться. И потом, родичи всё же…

— Не то… Всё не то говоришь, Сварог. — Род поднял руки, сложил их так, будто книгу в руках держал, посмотрел на пустые ладони и горько всхлипнул. — Не уйдёт от нас пришлые по своей воле. Боятся они дальше идти.

— Это… Это что ж… Это что ж такое получается? Все эти оравы… родственные… с мест насиженных…это… сорвались не только за тем, чтоб нас… родичей любимых… навестить? — Заикаясь на каждом слове, пролепетал Сварог, сверля взглядом облако под ногами. Мечтал, чтоб разверзлась ткань облачная, и провалился бы он вниз — хоть к дубу солнечному, хоть на землю поднебесную, а хоть бы и вовсе с небес сверзился до самого царства Пекельного. Не знал, что ему родитель сказать собирается, но чувствовал: сказанное такой ответственностью отяготит, в такую кабалу ввергнет, что вовек не освободиться. Не хотелось ему слышать, ох и не хотелось, а куда денешься?!

— Забыли они людей, в спеси да гордыне божественной погрязли, — прошептал Род. — И люди их тоже забыли. Приняли себе другого бога, нового, а старым богам одна судьба… и путь один — в страну Забвения Великого. А что там — то даже мне неведомо, потому как в книге Голубиной об этой стране только упоминание малое — и всё. Жизнь в вещей книге на много веков вперёд показана, но конца там нет. Записи в ней появляются, когда одно предначертание исполнится, а другое только готовится. Подозрения у меня великие, что и нас та же судьбина ожидает. Ежели вовремя меры не примем, то по миру пойдём, как родичи наши.

— Это когда — вовремя? — Осторожно поинтересовался Сварог, желая услышать, что времени у них ещё воз и маленькая тележка в запасе. Но не обрадовал его родитель, не дал ни минуты лишней, ни мгновения.

— Сейчас!!! — Прогрохотал он. — Люди слишком спокойно живут, боги для них перестали быть защитниками и управителями. Из живых да могучих мы потихоньку в деревяных идолов превращаемся. Вера, если её не поддерживать, остывает, а потом и угасает вовсе. А без веры народ не может — жизнь тогда обессмысливается, вот и выдумывает себе новых богов.

— Да пусть выдумывает! — Обрадовано вскричал Сварог. — Боялись бы мы каких — то выдумок?!

— Тут не всё так просто, — отец осадил его, резко взмахнув рукой. — Выдумка, в которую верят, самой что ни на есть реальностью становится. И не правдой даже — нет! То, во что верят люди — всегда Истина, а во что верить перестали — не кривда даже, а навь…

— Это ещё почему?

— Совсем отупел, — проворчал Род, сердито зыркнув на сына из — под седых бровей. — Пропорции нарушаются, по каким всё большое и все малое живёт, потому кривда быстро в Забвении оказывается. Те, кто кривды держатся, за ней туда же отправляются. Так что, сын, подумай о том, как избежать позора великого, какой с родичами нашими дальними случился. Думай быстро — иначе гибель и тебе, и детям твоим, и светлому Ирию. Души, что в Ирие очереди на земле появиться ждут, тоже с нами погибнут.

— Ну, может не всё так плохо, а? Бать, а вот в Лукоморье, например, всё тихо и спокойно — туда боги чужие не проберутся. Тамошние цари испокон веку всего иноземного чурались.

Встал Род, над сыном мощью своей возвысился, да как прогремит:

— Запретный плод сладок!!!

И надо ж было такому случиться: в этот момент из Лукоморья Вавилин плевок прилетел, что нечаянно в правый глаз идолу попал. Не дым ароматный от сожжённой жертвы, а самый натуральный плевок. Рода Светлого будто кулаком в солнечное сплетенье ударили, ноги у него подкосились, старик сначала в кресло рухнул, потом только плевок стёр. Тут же погас в глазах огонь божественный — не властитель мощный над землёй и небом, над большими и малыми зверьми, над людьми и духами лесными, болотными и прочими перед Сварогом сидел, а дряхлый старикашка, изрядно подуставший от вечной жизни.

— Вот, — сказал он едва ли не с детской обидой в голосе, — из Лукоморья прилетело, а ты мне талдычишь: оплот веры, оплот веры!.. Вот, Сварог, твоя стена нерушимая, из обрядов да обычаев сложенная. Только знай, сын, таким вот плевком любую стену разрушить можно. Потому как плюют не в лицо, плевки — они завсегда в душу и метят, и попадают соответственно туда же!

Тут Сварог совсем съёжился, признал правоту отцовскую. А как иначе? Отец, он по любому поводу завсегда в выигрыше. Если ты молодец и геройствуешь как надобно — это отец тебя так хорошо воспитал; а ежели случится тебе опростоволоситься — то сам дурак, чего отца не слушал?

— Скажу тебе слово отцовское! — Проговорил Светлый Род. С большим трудом взяв себя в руки, он снова вошёл в образ представительного небесного властителя. — Повеление божественное, какое выполнить требую претщательнейшим образом! Что хочешь делай, сын, а веру людскую возроди, раздуй пламя из искры затухающей!!! Только сначала толпу эту разномастную из Ирия выпроводи, а то сосредоточиться мешают.

Тут Род сосредоточился да и заснул.

А Сварог провалился — таки сквозь ткань облачную, как о том в начале разговора мечтал. Прямо вниз сверзился, все ветви в кроне дуба солнечного седалищем пересчитал. И тут всё правильно, ибо мечтать надо аккуратно, а ну как исполнится?

Долго под деревом прохлаждаться было некогда, о том, что кризис наступил, Род недвусмысленно упредил, так что Сварогу ничего не оставалось, как встать и, засучив рукава, к исполнению поставленной задачи приступить. Кризис — это вообще состояние неприятное, после него либо пан, либо пропал. Даже если перемены благоприятные намечаются, всё одно кризис неизбежен, потому как в случае любых перемен стабильность нарушается однозначно.

Как поставленную задачу выполнить хозяин райский не знал, решил он начать с малого. Перво — наперво, с гостями разобраться надобно, выдворить их из Ирия, чтобы не шумели, думать не мешали. Кликнул Сварог ласточек, птах небесных, и приказал младшим сыновьям, где б они сейчас ни гулеванили, слово родительское донести. Велел передать, что разрешает Яриле и Усладу любую шалость организовать, любую шутку учинить, созорничать любое озорство, на какое только их бесшабашные головы способны и какого только их буйные душеньки требуют, но чтоб гостей незваных духу в Ирие после шуток тех не было. Ну, Ярилу и Услада дважды просить не пришлось бы, да вот беда — не нашли их. Не было младших сыновей Сварога в Ирии. Вспомнил Сварог, что сам день назад по сыновьям вздыхал, думал, когда ж они из дальнего похода возвратятся, и попенял себе самому за забывчивость. На себя долго сердиться не будешь, а потому перенёс Сварог гнев на сыновей, и приказал сыскать гулеванов, где бы они ни были. Облетели пичуги весь свет, даже через Семаргла, пса крылатого, в Пекельное царство зов родительский передали, но не нашли пропавших ни в небе, ни на земле, ни под землёй. Совсем уж взволновался Сварог, когда сын его ветреный, Стрибог, с тем же известием прибыл: нет, мол, братьев Ярилы и Услада. Тут уж в пору за голову схватиться и к старому Роду опрометью бежать, чтобы он с самой верхней ступени мир обозрел, может его оку всевидящему что откроется. Так бы и сделал Сварог, но вот подозрения в том, что сначала ему головомойка отцом будет устроена, удерживали от столь кардинального шага. Заложил он руки за спину, по дубу солнечному, дереву мировому, в сильнейшем волнении туда — сюда забегал.

— Да не волнуйся ты так, — успокаивала его любящая супруга, Лада, — найдутся они, всенепременно найдутся. Слаба чернокнижница коленках, чтоб сынков наших со свету сжить. Не по зубам они какой — то латынской девке.

— Зубы зубам рознь, — отвечал взволнованный отец. — А вот где они тогда? Где, спрашиваю тебя?

— Пошто ты со мной таким тоном разговариваешь? — Возмутилась Лада. — Ты пошто меня пытаешь, где они? Ты лучше себя спроси, куда разум твой подевался.

— Разум мой всегда со мной, и всегда светел, — отмахнулся Сварог и снова по ветви дуба солнечного забегал.

— Ежели разум с тобой, тогда пошто ты взад — назад скачешь, аки козёл безрогий?

— Почему это безрогий? — По инерции возразил озабоченный муж.

— Ну, хорошо, рогатый, ежели тебе так больше нравится, — впервые согласилась с мужем Лада.

— Что? Рогатый? Ужель так быстро?

— Дурное дело не хитрое, — усмехнулась Лада, и, уперев руки в крутые бока, ногой топнула:

— Мозгами пошевели, да к уму — разуму обратись. Или у тебя уже склероз неизбежный от старости развивается?

— Да говори толком, в чём дело — то?!! — Вскипел Сварог. — Что знаешь, так молви, а нет — то и не отвлекай.

— В землях Латынских Ярила с Усладом, — спокойно ответила Лада. — Пока ты всю семью по земле да под землёй наперегонки гонял, я к родителю твоему в гости заглянула. Пожалобился он мне, о том, что в лицо ему плюнули, попенял. Ну, я, конечно, старика утешила, пообещала, что под обидчиком его земля разверзнется, чтоб впредь на род плевать неповадно было. Тогда посмотрел отец с высоты своей вниз, и знаешь, кого узрел? — Лада многозначительно умолкла, ожидая вопросов. Сварог знал такую привычку за супругой, порой всю душу любопытство разъест, пока дождёшься от неё полного рассказа.

— Не томи, говори! — приказал он, но, увидев поднявшуюся соболью бровь на белом лице жены, тоном ниже добавил:

— Не томи душу, Ладушка!

— Ну да ладно уж, скажу. Увидел он сноху нашу, Усоньшу Виевну. И где б ты думал?..

— Где, Ладушка?!

— А вот не поверишь! — Рассмеялась Лада, специально подогревая в муже нетерпение. — Да ладно, так и быть, скажу: в землях Латынских она. Бродит бедная круг да около небольшого леса, да ревёт белугой, бедняжечка. В лесу том зверья разного полно — и лисы, и волки, и туры, и олени. Так вот среди поголовья звериного слабый след сыновей наших чуется, слабый отблеск их силы божественной. Пошли Велеса, пущай разбирается, ибо в его веденье все эти зоологические премудрости, а значит, и вопрос по его части.

Сварог тут же с ласточек к Велесу отправил, приказ передал: отправиться в земли Латынские, да без Ярилы с Усладом не возвращаться. На душе сразу полегчало. Прошёл Сварог к трону, что прямо в дубе вырезан был, уселся, вытянув гудящие ноги. И только тут заметил, как принарядилась жена его — бусами самоцветными шею украсила, лицо белилами набелила, брови чёрной краской подвела.

— Куда это ты так нафрантилась, Ладушка? — обеспокоенно поинтересовался Сварог.

— Беседа у меня с родичем твоим, Зевсом, — уклончиво ответила Лада.

— Так вместе пойдём, я тоже в беседе участие приму — может родич мой дальний Зевс, чему умному от меня научится.

— Без тебя поговорю, ибо встреча та не простая, а приватная, — отмахнулась от супруга Лада и упорхнула, не услышав, как райский управитель сердито прокричал вслед:

— Приватная?! Да смотри у меня, чтобы приватная встреча в кроватную не переросла!

Но жены уж и след простыл. Тут Велес перед Сварогом предстал, и своё раздражение рассерженный райский управитель на него излил:

— Нет времени, говоришь? Да у богов времени, что грязи — черпать, не перечерпать! Семья, говоришь?! А что все мы одним миром мазаны, не слыхал? Все мы в том али другом колене родичи, а потому семья! А что ты, Велес, перед Ярилой и Усладом долг неоплатный имеешь, ты о том забыл? Забыл, а?! Обязан ты озорникам своим появлением на свет. Если бы шутники Ярила и Услад щуку родильную корове Зимун не подсуропили, знали бы, кто такой Велес?! Знали, спрашиваю?!

Делать нечего, не поспоришь тут. Расцеловал Велес жену свою милую Дубраву и сынишку, да отправился чужих сыновей вызволять, чужому родителю в помощи не отказал, а потому зова своего батюшки не слышал.

А Сварог, проводив Велеса, в заглянул дупло и рассерженно крякнул. Это надо ж — печь не топлена, обед не приготовлен, дел домашних невпроворот, а жены нет. Она, видите ли, беседу приватную ведёт! И ведь как выразилась, как красиво обозвала — «приватную»… По мнению Сварога, так проще сказать, то не беседа вовсе, а шашни обычные. Но умно выразилась супруга, очень умно!

Раздражение всё сильнее охватывало райского управителя, уже места от ревности не находил.

— Толи посуду побить?… — Проворчал он. — А что, супружнице моей это действо шибко помогает, особливо, когда её самая натуральная злость охватывает. Проверенное средство, лекарства не надо, тарелочку хрясь об пол — и снова у неё душа поёт. Может, оно и мне сгодится раздражение снять? — Взял покинутый муж фарфоровое блюдо, расписанное лебедями, павлинами да прочими птахами невиданной красоты, замахнулся, но вовремя вспомнил, что тарелки бить — исключительное право Лады. Вышел Сварог из дупла, снова по ветви туда — сюда забегал. Супруге своей он, конечно, доверял, но тут ситуация исключительная сложилась — не утерпел, решил проверить.

Лада с Зевсом недалёко беседовали, на нижних ветвях дуба солнечного устроились амуры разводить. Райский управитель ярусом вышепритаился в густой листве, ветки над собой шалашиком сомкнул, только нос наружу торчит. Даже бороду на всякий случай в руке сжал: а ну как свесится, доказывай потом, что ты не следил, и вообще супруге доверяешь?! А как доверять тут? Как?!!

— Ишь, как заливисто смеётся кокетка, — шептал ревнивец, не замечая, что бороду в косичку заплёл, а теперь узлы из неё вяжет. — Эх, Ладушка, да пошто ты из моей душеньки верёвки вьёшь? А братец мой многоюродный — то, галант недоделанный, перья распушил, грудь выпятил да павлином перед чужой женой ходит!.. — Шипел он, слушая, о чём говорят на нижней ветке.

— Да я молнии дальше всех метаю, — хвастался Зевс, — люди зря громовержцем не назовут!

— Ой, — всплёскивала ладошками Лада, — и землю пробить можешь?

— Да запросто!

— Не верю! Молния и сама по себе стукнет, так землю и пробивает.

— Подумаешь, я как кину молнию, так насквозь земную твердь пробью! — Не унимался хвастун. — Вот до самого земного центра и пробью!

— Ниже царства Пекельного? Не верю!

— Да я!.. Да ты!.. Да смотри!!!

Хлопнул Зевс в ладони, молнию сотворил да с размаху на землю поднебесную кинул.

— Ну, и где след от той молнии? — поинтересовалась Лада, вопросительно изогнув дугой соболью бровь.

— Да не так скоро же, вот прилетит на землю, потом под свод земной уйдёт, и дальше сквозь толщу земную пробьётся, — ответил Зевс и, уверенный, что сразил собеседницу демонстрацией силы божественной, присел рядышком да руку на плечо ей положить вздумал. Но Лада рассмеялась, встала и говорит:

— Вот как до центра земного разлом от молнии дойдёт, так поговорим. А сейчас мне пора — супруг вон на соседней ветке притаился, уж от ревности, аки козёл, всю бороду изжевал.

И она пропала.

— Да што ж как козёл? И ничего не козёл… Где ж видано, чтоб козлы бороду жевали? — проворчал Сварог, отправляясь следом за женой. Поднялся он к дуплу родовому, голову только в дом сунул, как тут же блюдо об его голову стукнулось — то самое, что он пожалел разбить. Вздохнув, глядел, как лебеди с павлинами да прочие птахи заморские осколками осыпаются.

— По совести рассудить, так это я тебе за шашни амурные с Зевсом всыпать должон!

— По совести рассудить, так этой самой совести у тебя отродясь не было, и видно уже не будет! — Закричала в ответ Лада. — Где ж это видано — слежку за верной женой устанавливать? Подслушивать да подглядывать? Да будто это у меня на каждом углу по ребёнку незаконному прижито? — И, не долго думая, ещё одно блюдо на мужнину голову обрушила.

— Да что ж ты, Ладушка, я ж просто мимо шёл, — примирительно сказал проштрафившийся муж, с удивлением замечая, что оправдывается. — И потом, ежели б просто беседовала, а то ведь — приватно, кто ж знал, что это такое?

— Глупый ты, хоть и главный, — ответила Лада, которой на самом деле его ревность очень польстила. — Батюшке твоему, Роду Светлому, обещала я, что под тем, кто плюнул, земля разверзнется. Вот и договаривалась о том с родственником. Царь Вавила неуважение проявил, ему сквозь землю в Пекельное царство и дорога!

Сварог подумал, что, может, и верно поступили, а всё же осадок нехороший остался. Райский управитель тут же успокоил совесть, решив для себя, что цель оправдывает средства, но всё равно казалось, будто и он, и супруга его, в чём выпачкались.