Гольцы

13

А дело было вот какое.

Однажды, под вечер, к Митричу в трактир зашел незнакомый мужчина. Был он высок, широкоплеч, с глубоким шрамом на левой щеке и лицом, посеревшим от долгого скитания по тайге. Одежонка на нем истрепалась, из латаных ичигов торчали портянки. За спиной болталась котомка.

«Беглый каторжник», — подумал, присматриваясь к нему, Митрич.

Было воскресенье. Еще с утра набрались в трактир за-сегдатаи, и к тому времени, когда появился незнакомец, уже вовсю лились пьяные песни. На вошедшего никто не обратил внимания.

По праздникам, когда бывало много народу, Митрич торговал с женой Ульяной. Она в дальнем конце прилавка вытирала тарелки.

Ульяна, — поманил ее Митрич, — глянь-ка. Надо в участок-от сходить заявить. Видать, каторжный.

Погодь, — остановила его Ульяна, — испытать надо.

И то, — согласился Митрич. — Далеко ли путь держишь, милый? — спросил он подошедшего к стойке бродягу.

Иду, куда Макар телят не гонял, — усмехнулся бродяга.

Из приискателей? Золотничник?

Куда мне золото? Я сам золото. Ну-ка, налей маленькую, — бродяга развел пальцы на четверть. — Мало. Налей еще, — сказал он, залпом опрокинув стопку вина.

Где живешь, милый? — допытывался Митрич, наливая вторую стопку.

На земле, старик, а умру — попаду на небо.

Какой ты ершок, — недовольно сморщился Митрич, — и побеседовать не желаешь!

О чем с тобой беседовать? Люблю я с тайгой да с ветром разговаривать, — ответил бродяга, вытаскивая из кармана промятый бычий пузырь и развязывая шнурок. — Сколько тебе? — бросил он на прилавок двугривенный.

От монеты отскочили мелкие, светлые, как стекло, листочки.

Это чтой за блестки? — удивился Митрич, налепляя их на палец и поднося к носу.

Дикое стекло, старик, — засмеялся бродяга. — Ну, давай сдачу.

Что турусишь? Какое дикое стекло? — И кивнул головой Ульяне. — Поди. Управлюсь один.

А сам подумал: «Каторга. Вечная каторга».

А ты не видал? Хочешь, покажу? Смотри, — скинул котомку бродяга и вытащил из нее плоский камень величиной с блюдце.

Светит месяц! — вскричал Митрич. — Слюда!

А бродяга, ковырнув с уголка камень ногтем, оторвал тонкий, прозрачный листок и тряхнул им в воздухе.

Вот она! Чистая, как рыбья слеза!

Погодь малость, Ульяна, не ходи, — махнул ей рукой Митрич. — Где ты нашел камень?

Против неба на земле. Я тебя ладом спрашиваю.

— А ты что, купить хочешь? — вполголоса спросил

бродяга, убирая в котомку слюду. — Не похож ты на покупателя, старик.

Митрич и не думал покупать. Инстинктом чуя добычу, он просто так спросил бродягу о месте находки. Ответ натолкнул его на дерзкую мысль.

Куплю, — твердо сказал он, всматриваясь бродяге в лицо. Тот не моргнул глазом. — Ульяна, поторгуй за меня. Схожу с другом-от до дому, — и провел его в свою горницу, смежную с трактирным залом.

Сторговались быстро. Через день, едва отбелилось на востоке летнее небо, Митрич с бродягой, навьючив на плечи тугие, с харчами, котомки, зашагали из города по направлению к Рубахиной пади.

Не думай, — предупредил он бродягу, — денег с собой не беру. Убить задумаешь — ничем не попользуешься. Расчет будет дома.

Я тебя убью после, — серьезно ответил бродяга, — когда ты на слюде разбогатеешь. Не шагай широко, старик, — быстро выдохнешься.

Жила казалась очень богатой. Крупными угловатыми кусками лежала слюда прямо на поверхности, отливаясь на солнце ржаво-бурым масленым блеском. Определив направление жилы, Митрич стал бить шурфы. Слюда была такая же добротная, только жила наклоном уходила вглубь, в гнейсы. Местами попадались толстые пласты со вкрапленными, как засохшие брызги крови, гранатами. Митрич спрашивал:

А что это за камешки поналипали? Портют слюду.

Это, старик, бриллианты, украшения для царских дворцов, а мы с тобой их ногами топчем.

Врешь? — покосился Митрич.

Смотри, — черкнул гранатом бродяга по стеклу компаса, — видишь, режет?

Светит месяц! Ин и вправду брильянт?

Отдаю к слюде бесплатно. Богатей, старик, быстрее: горит у меня зуб на твою душу.

Но, но, ты не шути к ночи…

Митрич остолбил распадок, где на поверхность выбилась слюда, и вернулся домой со своим проводником. Обратно Митрич шел, замирая от страха. «Бес его знает, ширнет ножом в бок ради баловства, вот и все разговоры. Что ему, отпетому? А жилу любой купит».

Вернувшись с Бирюсы, Митрич стал готовить заявку на разработки. Ульяна пилила его:

Куда ты, трухлявый пень? Люди на золоте проматываются, исконные приискатели, а ты камешки добывать вздумал… Неймется тебе, плешивому черту! Изубытишься, к старости христарадничать пойдешь.

Митрич заколебался. Ульяна была права. Что говорить, баба с солью. А тут пришла Агафья, стряпка со двора Ивана Максимовича. По делу, дескать, Иван Максимович просил зайти. Сразу смекнул старик, чего от него хочет Иван Максимович.

Вот и хорошо! Только пайщиком не берись, — предупредила Ульяна, — отдавай за чистые деньги.

…Сидя за столом у Ивана Максимовича, Митрич чувствовал себя вполне уверенно. Он, прищурившись, поглядел на хозяина.

Насчет слюды интересуетесь, Иван Максимович? — спросил он, тыча вилкой в ломоть ветчины.

Да, — коротко ответил Иван Максимович, решив сразу взять быка за рога.

Рудничок затеваю, — вздохнул Митрич, — больно убыточно трактир-от содержать становится.

Капитала у тебя не хватит, Степан Дмитриевич. Начать разработки — дело не маленькое. Или с кем в компании хочешь?

Бог с ней, с конпанией. Начну один. Сперва лопаткой да клинышком, а там, бог даст…

Ничего он тебе не даст. У меня и денег и — прямо скажу — ума побольше, и то настоящей пользы на Монкресе добиться не могу. Да ведь это золото, пойми — золото, а не какая-то слюда.

Бывает, справлюсь помаленьку.

То-то что помаленьку такие дела не делают. Тут нужен разжах.

Чего же вам хочется, Иван Максимович? — тихо спросил Митрич, скатывая шарик из мякиша булки.

Василев опешил. Действительно, получилось как-то резко, наскоком.

В конпанию ко мне войти? — продолжал Митрич.

Да нет. Так это я… совет просто дать.

За совет спасибо. Человек вы опытный.

«Черт его дери, тугой старик, — подумал Иван Максимович. — Прямо с ним нельзя говорить: артачится. Нужен подход».

И вслух сказал:

Просил я тебя, Степан Дмитриевич, зайти ко мне вот зачем: отправляю на днях товары тунгусам, плавом по Чуне на лодках, а в запасе вина недостаточно. Без вина же, сам знаешь, с инородцами не торговля. Так вот, не выручишь ли меня винцом?

Митрич усмехнулся в бороду. Вздумал изловить на мякине старого воробья!

Отчего не выручить? Со всем удовольствием! В цене бы сойтись.

А твое слово?

Почем и на разлив.

Ты что, в уме? Прости за резкое слово.

А как же? Мне что, по-стариковски продам и по рюмочке.

Жаль, — с наигранным сокрушением сказал Иван Максимович, — жаль недогруженные лодки пускать: расходы лишние. А ждать, пока из Тулуна вино подвезут, тоже не хочется. И твоя цена не подходит.

«Эх, лисит! — думал Митрич. — Будто нет ему в городе вина опричь меня? И свои-то склады ломятся. Обходит».

Он помолчал с минуту и потом, как бы невзначай, бросил:

Что-то ноне все слюдой заинтересовались. Подходил тут еще один ко мне…

Иван Максимович навострил уши: «Врет или нет?»

Ну и что же? — зевнул он в руку.

Расспрашивал, интересовался, — уклончиво разъяснил Митрич.

Из здешних, из городских? — еще шире зевая, спросил Иван Максимович.

Нет. Видать, приезжий. Такой, с чёрными усиками…

«Вот черт! Неужели Маннберг?» покосился Иван Максимович на старика.

«Угодил, в самое сердце угодил!» — обрадовался Митрич.

Никто к нему не приходил и о слюде не расспрашивал, ин вздумал взять купца обманом. И не ошибся, назвав приметы Маннберга, встретившегося ему у ворот василевского дома. Иван Максимович с напускным равнодушием спросил:

Образцы, наверное, для коллекции просил? Геолог какой-нибудь.

Заявку уступить ему уговаривал, — еще равнодушнее ответил Митрнч.

А-а! Выпей еще стаканчик, Степан Дмитриевич. Люся, налей, пожалуйста.

Благодарствую покорно. Пойтпть домой надобно.

Куда спешишь, Степан Дмитриевич? Сиди. Ну, и как ты решил?

Что решил? — наивно спросил Митрич.

Да с заявкой-то, — дернулся на стуле Иван Максимович.

Заявкой? С заявкой ничего не решил. Сам ковырять начну помаленьку. Цену дает он ничтожную.

Какую? — вытянулся Иван Максимович.

Да так, — уклонился Митрич, — самую ерунду. Сказать срам. Я с ним и беседовать не стал. Так нет говорит: «Забегу еще — непременно сойдемся».

Ты вот что, Степан Дмитриевич, — окончательно уверившись в происках Маннберга, сказал Иван Максимович, — давай начистоту: продай заявку мне. Люди мы с тобой все же… мм… более близкие. Зачем чужака в свою семью пускать? А сам не берись за это дело: не выйдет, по совести говорю. И сам разоришься, и другим заработать не дашь.

Волков бояться — в лес не ходить, Иван Максимович.

Ходить, да не с голыми руками.

Так-то оно так. А все попробовать охота. Больно уж убыточен трактир-от стал.

Цену я тебе дам хорошую… то, что стоит, — запнулся Иван Максимович, — и так в любом деле помощь мету оказать.

Помочь? Ну, какую же помочь, Иван Максимович?

Да мало ли в чем… Могу… У меня всюду есть связи… Или вот, — вдруг придумал Иван Максимович, — отправляю я к тунгусам товар, хочешь — езжай с моим приказчиком в одном караване, лоцман мой Павел Бур-макин парень надежный, заработаешь славно.

Василев знал прекрасно, что Митрич не решится бросить трактир, — сколько лет в нем торговал старик, ни о чём другом не помышляя. Выдвигая свое предложение, Иван Максимович руководствовался правилом: была бы честь предложена… Но Митричем после удачного хождения в тайгу крепко овладел дух авантюризма.

«А что? — подумал он. — В лодке сплавать — милое пело, не на телеге трястись. Ульяна поторгует одна. Под лежач камень вода не течет. Зашибают деньгу тунгусники».

Этта не прочь я, Иван Максимович, светит месяц, не прочь. Благодарствую за приглашение.

Вот и съездишь, — поддержал Иван Максимович, — а там, гляди, и вовсе на торговые дела перейдешь. А рудники разрабатывать — не для тебя.

«Надо будет завтра же уплавить товар, пока на самом деле старый хрыч не собрался», — мысленно закончил он.

Этим ходом Митрич явно проигрывал. Он поздно смекнул, что, соглашаясь в чем-либо с Иваном Максимовичем, тем самым передает игру в его руки. Надо было исправить оплошность.

Светит месяц! — вскричал он, вдруг вставая со стула. — Эка стал беспамятен! Ульяна-от в баню у меня пошла, а я тут сижу, разговоры разговариваю. Народ, поди, у трактира собрался, меня дожидает. Ну, прощайте, хозяева радушные, Иван Максимович, Елена Александровна, — протягивал он руку. — Сердечное почтение Максиму Петровичу со Степанидой Кузьмовной.

Ну, а как с заявкой? — не утерпел Иван Максимович.

Ох, прости уж, Христа ради, Иван Максимович, поговорим другой раз. Верите, времени нет. Как я запамятовал?

«А вечером к нему бестия Маннберг явится. Надо кончать», — решил Василев.

Нет, Степан Дмитриевич, давай уже будем сразу договариваться. А гости твои подождут, — ничего, больше выпьют. Говори цену.

Сколько дадите?

А сколько просишь?

Они стали друг против друга, как косачи на току, каждый готовясь вцепиться сопернику в черную гриву. Оба боялись называть цену. Но первый ход все же был у Митрича.

Двести, — отчеканил он, не смущаясь.

Смеешься, Степан Дмитриевич! — отшатнулся Василев. — Возьми сто.

Благодарствую, Иван Максимович, неподходяш-ше, — и зашагал к двери.

«Значит, Маннберг давал не меньше. Черт! Не упустить бы. Потом не исправишь. Пожалеешь сто — потеряешь тысячу», — мелькнула мысль у Василева.

И вслух:

Так и быть, прибавлю полсотни, — шагнул следе за трактирщиком Иван Максимович.

Неподходяшше, — повторил старик и откинул портьеру.

Ладно, беру, — глухо сказал Иван Максимович. Митрич остановился.

Так когда товарец подготовить?

Какой товарец?

А к тунгусам хочу сплавать.

Готовь, — окончательно побежденный, сказал Иван Максимович, — оформим заявку, и уплывете.

Да, еще вот… Эх, и память стала! — потер лоб рукой Митрич и полез в карман, вытащил бумажник. — Должишко тут за вами, Иван Максимович. Заодно получить бы.

За мной? Какой долг? — изумился Иван Максимович.

Хе-хе! Не мне, Иван Максимович, но все равно что мне. — Он вынул из бумажника лоскут бумаги. — Тут Порфишка Коронотов мне препоручил.

Да ведь Порфирия, поди, и в живых уже нет, — разглядывая расписку, поморщился Иван Максимович, — ; что ж, я вместо него с тобой буду рассчитываться?

Это как вам будет угодно, Иван Максимович, — смиренно сказал Митрич. — Надул тогда, выходит, меня! Порфишка. В вашей-то честности у меня сомненьев не! было. Только не знаю, как мы, Иван Максимович, с за-; явкой-то сделаемся. Может, вы мне наперед деньги упла-| тите, а потом уж бумаги сделаем? Или как по-другому?

Давай, давай, — нетерпеливо сказал Иван Максимович, — заплачу я тебе и по этой расписке.

— Благодарствую, Иван Максимович! Через день, утром, из Шиверска поскакали две почт

вые тройки в разные стороны. Одна увозила в Иркутс пакет с заявкой от имени Василева на право разработк бирюсинских месторождений слюды, другая — в Петер-

бург доклад Маннберга о целесообразности прокладки

железнодорожного полотна в стороне от расположения города Шиверска, левым берегом Уды, через село Ук и далее на село Рубахино, где и надлежит соорудить мост через реку. Этот вариант обосновывался наиболее удобным рельефом местности.