Горит восток

22

Лонк де Лоббель занимал всегда самый лучший номер в гостинице. Это для него было таким же правилом, как одеваться по последней моде, носить крахмальные манишки, лаковые туфли и душить носовые платки самыми лучшими, дорогими — подлинно французскими — духами.

Шиверские деятели, мало и поверхностно знавшие Лонк де Лоббеля, считали его расточительно богатым и чуть оригинальничающим, Маннберг, Василев и Киреев определяли как человека среднего достатка, а Баранов после первой же встречи с маленьким французом решительно заявил:

— В одном кармане у него блоха на аркане, а в другом вошь на цепи. Ха-ха! Ходит в красивых штанах только потому, что без штанов Америку за Америку не выдашь.

И Баранов был прав. Лонк де Лоббель находился в очень стесненных житейских обстоятельствах. Американский железнодорожный синдикат, неофициальным представителем которого он до сих пор еще являлся, принимал на себя, по специальному контракту, любые расходы по-найму помещения и по личной его, Лонк де Лоббеля, экипировке, но во всем остальном жестко его ограничивал. Правда, в основном пункте контракта были записаны достаточно крупные суммы, но их синдикат обязывался выплатить Лонк де Лоббелю только в случае удачной защиты в соответствующих русских инстанциях проекта магистрали Канск — Аляска. Но как ни настойчиво стремился Лонк де Лоббель подготовить своему проекту дорогу к высоким инстанциям, быстрого успеха достичь он не мог. Неожиданные возникали препятствия: кто-либо вмешивался, посылал проект на заключения, согласования, консультации, потом он куда-то пропадал на целые месяцы и вдруг, как бумеранг, снова возвращался к нему в руки.

Лонк де Лоббель отлично понимал: идет борьба. Но не за проект и не против проекта как такового. Идет борьба против политики, которую он здесь проводит, тщательно это скрывая. Таковы инструкции синдиката: согласно им проект только инженерный, и политических целей в нем нет никаких. Но не всегда удается сделать это невидимым. Тот же Баранов при встрече с Лонк де Лоббелем, выслушав главные положения его проекта, откровенно спросил:

Ты только вот что скажи мне, милочок: на кой… вам на нашу землю с этой дорогой лезть?

О, — не теряясь, сказал тогда Лонк де Лоббель, — прогрессивные технические идеи должны стать достоянием всего человечества. Америка не настолько скупа, чтобы отказать в этом России.

Угу! — понимающе кивнул головой Баранов. — На-

сколько я зпаю, вы индейцам и неграм вашим прогрессив-

ные идеи свои уже здорово показали!

А Баранов имел большой вес в Иркутске, у генерал-губернатора.

Так отзывались о проекте многие. И не только в каком-нибудь Шивероке, но и в Иркутске, и в полуофициальных кругах Петербурга. При этих условиях пойти сразу ва-банк, добиться рассмотрения проекта правительством непосредственно значило в случае отказа — и весьма вероятного! — провалиться окончательно и бесповоротно. Лонк де Лоббель изложил свои соображения владельцам синдиката. Надо вести неторопливую, но основательную работу с промышленниками, финансистами, инженерами, общественными деятелями — и прежде всего тех мест, где предположительно должна пройти железная дорога. Если перед русским правительством проект поддержат русские же деятели, успех будет обеспечен. И подниматься к высшим инстанциям надо последовательно, по ступеням, без резких скачков и толчков…

«Так, как в России пекут пасхальные куличи, боясь стряхнуть сдобное тесто, — образно писал в своем докладе владельцам синдиката Лонк де Лоббель. — Неосторожный толчок — и вместо пышного, вкусного хлеба — комок мокрой замазки. Потерянного времени жалеть нечего — оно окупится собираемыми сейчас экономическими сведениями о Сибири».

С ним согласились. Это влекло за собой лишние издержки для синдиката, и это отдаляло для Лонк де Лоб-беля счастливую минуту получения крупной суммы по контракту, но это надежно вело к цели. И с этим мирились все — и владельцы синдиката, обитающие в пышных виллах за океаном, и Лонк де Лоббель, снимающий лучший номер шиверской гостипицы. К слову сказать, лучший, но далеко не такой уж хороший.

Лонк де Лоббель только что закончил свой завтрак из двух сырых яиц, сбитых с молоком и посыпанных сахарным песком, как в номер к нему постучался Маннберг. Француз торопливо прикрыл салфеткой столовый прибор, встряхнул носовой платок, так что тонкий аромат духов сразу разлился по всей комнате, и крикнул:

Прошу вас! Войдите!

Он ожидал Маняберга, но не думал, что тот явится так рано.

У меня ужасный беспорядок в номере, — извинялся он, тепло пожимая руку Маннберга. — Ах, эта вечная неустроенная жизнь путешественника!

Вы здесь ведете достаточно оседлый образ жизни, — возразил Маннберг, усаживаясь на прикрытый белым чехлом диван, в котором, однако, сразу беспокойно заворочались и заскрипели пружины. — Если вас называть путешественником, то я тогда настоящий кочевник.

О да! Но это ваша профессия.

А ваша?

Мечта всей моей жизни — тихий уголок. Маленький, уютный домик, тенистая аллея, женщина в белом платье…

Не жена, — подчеркнул Маннберг.

О, конечно, жена! Что вы, Густав Евгеньевич! Жена и… несколько малюток.

А точнее? — попросил Маннберг. Ему нравилось вести разговор с этим по внешности очепь простодушным и легкомысленным, но в действительности умным и хитрым французом.

Точнее? — грустно сказал Лонк де Лоббель. — Я потерял веру в свои способности.

Не скромничайте. Даже холодная Елена Александровна тает в вашем присутствии.

О нет! Я имею в виду другое — свои способности материально обеспечить даже самую маленькую семью.

Вы всегда жалуетесь на жизнь, мсье Лонк де Лоббель.

Мне больше не на что жаловаться, — с топкой двусмысленностью ответил Лонк де Лоббель и картинно развел руками.

Пружины не давали спокойно сидеть Маннбергу. Он поднялся и перешел к окну, откинул тюлевую шторку и стал оглядывать улицу. Лицо у него было скучно-выжидающее. Зашел он к Лонк де Лоббелю по его приглашению. Прошлый раз француз очень интересовался подробностями разговора Маннберга с Василевым во время взрыва на строительстве дороги. С чем связано это приглашение? Но, сдерживая свое любопытство, ждал, когда Лонк деч Лоббель заговорит первым. В таких делах преимущество никогда не бывает на стороне начинающего.

Как я замечаю, Густав Евгеньевич, вам очень нравится Шиверск, — как бы заполняя затянувшуюся паузу, заметил Лонк де Лоббель.

Однако Маннберг насторожился. Это могло быть и началом серьезного разговора.

Мне нравится везде, где я могу заработать хорошие деньги, — решительно сказал Маннберг и немножко язвительно посмотрел на Лонк де Лоббеля, — ибо мечта моей жизни — особняк на Невском в Петербурге. Чугунная решетчатая ограда вокруг дома, мраморные львы, женщина в бриллиантах — и даже не обязательно жена… и даже не обязательно малютки.

Больше всего зарабатывают хорошие инженеры в Америке, — неопределенно проговорил Лонк де Лоббель.

Но вы только что сетовали па материальную необеспеченность, а ведь вы сами работаете в Америке, — с укором сказал Маннберг. — Надо быть более последовательным.

Я работаю в России для Америки. И мне очень плохо помогают мои русские друзья, — жалобно объяснил Лонк де Лоббель.

Но помогут ли русскому инженеру американские

друзья?

— Да, если им помогут русские. Маннберг засмеялся:

А русские — если им помогут американские. Кто же начинает первым?

Истинные друзья редко пользуются арифметикой.

И охотно при случае уступают первое место?

Я по происхождению француз, — продолжая играть словами, отвел укол Маннберга Лонк де Лоббель.

Но Маннбергу уже хотелось задираться.

А по служебному положению американец? — И струсил своей резкости. Так можно было разговаривать с Киреевым. Того иначе не проймешь.

Француз на службе американского синдиката, — поправил Лонк де Лоббель так мягко, словно и не заметил грубости Маннберга.

И Маннберг тоже смягчился.

Мне очень понравилась идея вашего проекта, — сказал он, становясь вполоборота к окну, словно бы готовясь п совсем отвернуться, — как инженер, я был ею покорен и прельщен. Свое восхищение я поспешил выразить в целой серии писем, адресованных… весьма видным лицам.

Дирекция синдиката мне сообщила, — будто он разговаривал не с Манпбергом, а с третьим лицом, отметил Лонк де Лоббель, — что руководящий состав для строительства будущей железной дороги подобран полностью. Однако оставлено несколько очень выгодных вакансий. Для лиц, хорошо знающих местные условия…

Маннберг протянул что-то пеопределенпое.

…практически работавших на строительстве железных дорог в Сибири, — словпо ставя и здесь только запятую, сказал Лонк де Лоббель.

Маннберг стал спиной к окну. Конец это или ее конец разговора?

…и продолжающих работать в Сибири. — Теперь Лонк де Лоббель поставил точку.

Брови Маннберга поползли вверх, а черные стрелки усов опустились.

Участок железнодорожной линии Шиверск — Ту-лун, последний участок на магистрали, вступает в эксплуатацию в ближайшие дни. Инженерам грозит безработица. — Маннбергу показалось, что он слишком затушевал свои условия и Лонк де Лоббель его не поймет. Он тут же добавил: — Разве в этом заинтересованы их американские друзья?

Инженеры должны быть заинтересованы в быстрейшем начале новых работ. — Веселые искорки блестели в темных глазах Лонк де Лоббеля.

Маннбергу надоела эта восточная дипломатия, и он полез напролом.

Что же я должен здесь делать, по-вашему, мсье Лонк де Лоббель? — спросил он в упор.

Есть много прекрасных должностей, — мило улыбаясь, ответил Лонк де Лоббель, — и выбрать одну из них легче всего, сообразуясь с личными наклонностями.

В этом заинтересован только я? — Маннберг перестал говорить о себе в третьем лице.

Хорошее знание Сибири — отличное качество для инженера. — Лонк де Лоббель не принимал его вызова.

Маннберг передернул плечами. Спросил саркастически:

А приобретя это качество, инженер приобретет еще что-нибудь?

Особняк на Невском в Петербурге, мраморных львов и женщину в бриллиантах. — Живые глаза Лонк де Лоб-беля на мгновение остановились на вытянутой физиономии Маннберга. Он счастливо и простодушно рассмеялся. — И даже не обязательно жену…

С гарантией?

Лонк де Лоббель поклонился.

Я доверенное лицо американского железнодорожного синдиката. Что же касается женщин — увы! — гарантии здесь невозможны.

Я буду иметь от вас документы? — осторожно спросил Маннберг.

— Как только буду я от вас иметь документ. Теперь разговор был окончен, все точки над «и» поставлены. Маннберг стал прощаться.

О, роковая рассеянность! — воскликнул Лонк де Лоббель. — Я совершенно забыл заказать для нас завтрак. Сейчас я это сделаю.

Благодарю вас, — отказался Маннберг. — Как принято говорить у нас в России, я уже сыт по горло.

О! — шаловливо погрозил ему Лонк де Лоббель. — Я превосходно знаю русские поговорки. Здесь говорят: палка на палку — нехорошо, а завтрак на завтрак — можно.

— Я сыт без завтрака, — объяснил Маннберг. Лонк де Лоббель посмотрел в потолок.

Признаю себя побежденным, — признался он, — па это я не знаю, что следует ответить.

Он проводил Маннберга до двери и здесь еще остановил его:

Один вопрос, Густав Евгеньевич.

Пожалуйста.

Вы часто посещаете в больнице вашего рабочего, которому отрезало ноги?

Я очень запятый человек, — раздраженно ответил Маннберг.

В Америке все люди очень заняты, — заметил Лонк де Лоббель, — но рабочего, получившего на работе увечье, хозяин всегда навещает.

Это очень выгодно хозяину? — еще злее сказал Маннберг.

Америка — демократическая страна, — поднял указательный палец Лонк де Лоббель, — а бизнес делает кто как может.

При чем же здесь я?

Человеколюбие украшает каждого, Густав Евгеньевич, — несвойственная ему нотка наставительности прозвучала в голосе Лонк де Лоббеля, — и вы могли бы рассказать в больнице, как относятся к людям в Америке…

Я еще работаю в России, — огрызнулся Маннберг.

И уже в Америке, — тактично напомнил ему Лонк де Лоббель.

Маннбергу захотелось выкрикнуть какую-нибудь чудовищную грубость, вроде барановского «черта с два», так его допек этот вежливый, улыбающийся француз, но он вовремя сдержался. Служба в американском синдикате представлялась ему такой головокружительной карьерой, о которой еще недавно было дерзким даже и мечтать. Маннберг всегда был нечист на руку, он здорово пополнил свой текущий счет в банке, работая на постройке железной дороги в Сибири, но ему представилось, что в американской концессии поле для всяческих махинаций станет открытым еще шире. Рви с чужой земли сколько сумеешь — хватит и себе и хозяину!.. Но чтобы не спугнуть приближающееся счастье, теперь надо быть весьма осмотрительным. Маннберг принужденно улыбнулся.

Я иногда страдаю странной забывчивостью, мсье Лонк де Лоббель. Вы оказали мне важную услугу.

Всегда рад быть полезным. Но за вами, Густав Евгеньевич, и еще маленький… пустячок.

Именно?

О! Я от скуки немного занимаюсь статистикой, и мне не хватает некоторых… — он остановился, не окончив своей фразы,

Стастистика мне знакома. Я помогу заполнить ваши таблицы, — сказал Маннберг и поспешил выйти из номера.

По установившейся у него привычке, после ухода Маннберга Лонк де Лоббель записал как можно подробнее содержание их разговора в специальную тетрадь. Потом просмотрел другие тетради, задумался. Что же, с инженерами у него получается не так-то уж плохо. Здесь — Маннберг, в Канске — Савельев, в Томске — Дэдич, в Иркутске — Штайн и Турино, в Петербурге — Юнг и Делиб. Ого! Поддержка проекту с этой стороны может быть оказана огромная. Конечно, инженеров было легче купить. Они не связаны капиталовложениями. С промышленниками, финансистами будет гораздо труднее — сталкиваются крупные интересы, и легкой болтовней здесь не возьмешь. С общественными деятелями будет сложнее всего. Вот из этих двух категорий в списке пока только один — иркутский фабрикант Мосолов, несомненный банкрот в ближайшее время. Ему все равно! Но продержится ли он, его вес и мнение в обществе, до официального рассмотрения и обсуждения проекта? Как это все еще ничтожно мало! Как много надо работать! И как трудно работать в России.

Ему вспомнилось короткое совещание в кабинете Эдварда Гарримана, главного директора синдиката в Нью-Йорке, накануне отъезда Лонк де Лоббеля в Россию. Уже обсуждены и уточнены были все основные вопросы, разговор шел о второстепенных деталях и вовсе нестоящих мелочах. На улице лил стремительный дождь, и собравшиеся не спешили расходиться.

Да, мы окончательно еще не условились о желательной постоянной резиденции в России нашего агента, — сказал один из директоров. — Имеет ли это значение? И свободен ли он будет в выборе места своей резиденции?

Я должен жить там, где будет рассматриваться проект. В зависимости от позиции русского правительства: в Петербурге или, возможно, в Иркутске, — заявил Лонк де Лоббель.

Правильно, — одобрил кто-то. — Предварительно объездив для ознакомления все города Восточной Сибири.

Гарриман налил себе из графина в стакан воды, вытряс в него большой порошок соды, размешал и, морща обрюзгший подбородок, медленно выпил. Его постоянно мучила изжога.

Послушайте, Лонк, — сказал он, по начальственной привычке бесцеремонно отрубая наполовину фамилию подчиненного, — не кажется ли вам, что нехорошо, когда паук слишком часто бегает по своей паутине? Тогда ему труднее поймать муху. А? Не лучше ли ему сидеть в темном углу, но, — он описал рукой большой круг, — шире раскидывать паутину?

И всем это страшно понравилось. Не смог ничего воз¬разить и Лонк де Лоббель. А приехав в Россию, таким темным углом он избрал себе Шиверск. Он часто выезжал отсюда, появлялся то в одном, то в другом городе, настойчиво и густо плел тонкую паутину и вновь исчезал в своем убежище. Пусть попадаются русские мухи, не зная, какой паук сплел для них паутину! Но мухи попадались плохо, а время беспощадно шло…

Маннберг теперь был пойман надежно, и это несколько утешало Лонк до Лоббеля, уже устававшего от постоянных неудач. У Маннберга серьезная деловая репутация, большие связи, влияние, — хорошо, когда американские интересы будет защищать такой инженер. И защищать, доказывая, что он защищает национальные русские интересы. А Маннберг — это значит: еще десяток русских инженеров. Все это хорошо…

Но промышленники, промышленники, финансисты, общественные деятели! Как здесь трудно! Как трудно! Если бы Василев…

Да, Василев фигура покрупнее Маннберга. Склонить на свою сторону Василева — за ним потянется большая цепочка… Василев — приятель Баранова, а Баранов — запросто с генерал-губернатором. Проект же — все клонится к этому! — по-видимому, будет рассматриваться в начальной стадии своей в Иркутске.

Василев, Василев… Лонк де Лоббель вдруг рассмеялся. Бывает же так счастливо в других домах, когда мужьями командуют жены! Маннберг прав, холодная Елена Александровна действительно тает в его, Лонк де Лоббеля, присутствии. Вот если бы так таял и сам Василев в присутствии своей жены!

А все-таки… А все-таки…

Лонк де Лоббель постучал по столу тонкими белыми пальцами. Не надежнее ли все-таки будет продолжать вести атаки на Василева, заручившись в качестве своей союзницы его женой?

Он посмотрел на часы. Удобно ли сейчас нанести визит Василевым? Иван Максимович наверняка сейчас уехал куда-нибудь по делам, и дома только одна Елена Александровна… Что ж, это, пожалуй, и лучше.

И Лонк де Лоббель стал надевать свежую крахмальную манишку и опрыскивать дорогими духами носовые платки.