Город, которого не было

10

Прошумел и канул в прошлое последний экзамен. Получен аттестат зрелости и наступили последние каникулы…

Теперь можно было делать все или почти все, что вздумается. Можно вставать в девять, завтракать в десять, потом не спеша забредать к Пришельцу, Охотнику или Садовнику. В крайнем случае к Мастеру Золотые Руки, чтобы в очередной раз подивиться изобретательности, с которой он находил сотни новых, «непринципиальных» причин, из-за которых вечный двигатель временно не может быть построен.

А еще можно было ходить в кино хоть на все сеансы подряд. Или, взяв теткину хозяйскую сумку, отправиться в нагретый солнцем молодой соснячок за рекой и там, вдыхая тяжелый медовый запах смолы и почесывая тело, зудящее от уколов сосновых игл, собирать коричневато-дымчатые маслята с присохшей к ним травой и хвоей.

Но еще лучше, набрав полный кулек яблок, с самого утра отправиться на пляж вместе с Феней Морганой. Уже в девять часов они приходили на место. В это раннее время людей на пляже почти не было, что немало удивляло Мальчика. Как здорово здесь именно в час, когда чуть греют косые лучи восходящего солнца, когда пляж непривычно пустынен и тих, когда прохладный еще песок дышит речной сыростью, а горьковатый запах вербы, не распаренной пылающим полудневным солнцем, легок и ароматен. Сквозь красноватую воду виден лимонный песок, и на быстро прогревающемся мелководье резвятся чуткие стайки сероватых, размером со спичку мальков. Порой крохотная волна, заискрившись, тихо и лениво скользит на берег и едва слышно всплескивает.

Феня легко бежит по влажной кромке берега, Мальчик- за ней. Он пытается попадать след в след, и ему приходится частить. След от босых девичьих ног маленький, аккуратный, и это несказанно волнует и радует Мальчика. Боже, как мимолетна эта невинная радость, и кто знает, почему именно это воспоминание не раз отзовется в далеком будущем, вызывая в душе Бывшего Мальчика ощущение счастья с примесью печали, горьковатой, как запах вербы в то далекое утро?

Близились вступительные экзамены, и все больше времени приходилось отдавать занятиям. Но и это не спасало от чувства, что растет и ширится всеобъемлющая скука. Дни становились настолько похожими друг на друга, что приходилось напрягать память, чтобы вспомнить, было то или иное событие вчера или позавчера. А может, и вовсе неделю назад? «Уехать! Уехать отсюда побыстрее! Что это за жизнь без особых примет»?! — жаловался он Пришельцу.

Тот молчал. Знал: разубеждать не стоит, пройдет юношеский максимализм. Поймет: не от местечка удрать хотел — от себя. И на новом месте, и в большом городе окажется он под тем же колпаком собственного «я». Но ничего, большинство людей в конце концов сживаются сами с собой, даже начинают уважать и любить себя, не имея зачастую в этом соперников.

Однажды утром, когда Мальчику стало совсем уж невмоготу, он пошел к Пришельцу, чтобы в очередной раз выложить ему все, что накопилось на душе. Пришельца дома не оказалось; из дверной щели торчала ничего не говорящая записка: «Скоро буду». Мальчик вышел за калитку и не спеша побрел по пустынной улице.

Когда он проходил мимо двора Садовника, его окликнули. Он обернулся и увидел хозяина, семенящего к нему из глубины сада, буйно заросшего сорняками. Мальчик подошел к покосившемуся забору, покрытому веселой зеленью мха, положил на него руки. Ветхая доска оказалась неожиданно мягкой, и кусок ее остался в руке Мальчика.

— Здравствуй, Мальчик, — весело сказал Садовник и тыльной стороной кисти вытер пот на своем круглом добродушном лице. — Ты мне зачем забор ломаешь? Как дела?

Мальчик неопределенно пожал плечами и с хмурым видом спросил:

— Вы Пришельца не видели?

— А… Пришелец… Пошел во-он туда. В город, наверное. А куда точно не знаю. Поздоровался — и прошел мимо, ничего не сказал. Вот на яблочко, ешь. Самое лучшее.

Садовник протянул Мальчику ядовито-зеленое яблоко, сплошь покрытое черными пятнами порчи.

— Ешь, — забеспокоился он, видя, что Мальчик не торопится отведать фрукт. — Оно, правда, вкусное.

— Я знаю, спасибо. — Мальчик знал, что прямой отказ равносилен смертельному оскорблению. — Я попозже съем. До свидания.

Он зашагал в сторону города и, пройдя метров пять-десять, обернулся. Садовника уже не было видно, и Мальчик, нащупав в кармане успевшее нагреться яблоко, бросил его в густые заросли лопухов, крапивы и пахучей травы чернобыль, густо покрытые серым слоем придорожной пыли.

Пришелец неожиданно появился из-за поворота и с непривычной торопливостью направился к Мальчику.

— Ты слыхал, — сказал он, подойдя, — на нас анонимку написали!

И он заливисто засмеялся.

— Анонимка… — ошеломленно повторил Мальчик, не зная, что сказать еще.

— Что там написано? — поинтересовался он, собравшись с мыслями, недоумевая, что же плохого можно сказать о кристальном Пришельце, о добряке Охотнике, о Фене, наконец?

Кто написал, он не спрашивал. Все в городе хорошо знали, что написанием анонимок давно и плодотворно занимается некий гражданин, прозванный Доброжелателем и работающий по совместительству агентом по страхованию.