Городок сорванцов

ОПАЗДЫВАТЬ НЕЛЬЗЯ!

Сегодня я встал в половине седьмого, чтобы успеть до подъема одеться и умыться.

Когда я вернулся с реки и подошел к палатке штаба, Валера Шейкин, худенький, подтянутый, уже стоял посреди Пионерской улицы с горном в руках. Против него застыла маленькая Тонечка Баташова и уставилась глазами на свои ручные часы.

— Скоро, скоро, секундная стрелка делает последний круг, — нетерпеливо шептала она.

На рукаве ее ковбойки краснела повязка. В первый раз в жизни она была дежурным командиром. Всем своим решительным видом, нахмуренными, чуть заметными бровями, угрожающе растопыренными косичками она стремилась доказать, что будет очень строгим начальником, — только пух полетит от нарушителей дисциплины.

— Подходит стрелка, подходит, — повторяла она, да как крикнет: — Давай!

Валера поднял горн, откинулся и заиграл «подъем».

Солнце выглянуло из-за леса посветило коньки зеленых палаток, белые ромбы номеров и дальний край площади Радости.

И тотчас же палатки на Пионерской и на Туристской улицах зашевелились. Из той, из другой, из третьей

выглянули заспанные лица. Солнце слепило ребячьи глаза, мешало смотреть; еще не совсем проснувшиеся мальчики и девочки жмурились от его ярких лучей и снова прятались в полутьму палаток, будили соседей и выскакивали наружу все в синих трусах, все в голубых майках.

А на проспекте Гагарина палатки стояли неподвижно. -

— Тонечка, побежали их будить, — крикнул я.

— Нельзя, сами должны проснуться.

— Тонечка, милая, да ведь они же не привыкли вставать по горну. Тонечка, они проспят, их накажут.

— Ну и пускай накажут! — недобрая искорка блеснула в серых глазах девочки, полузакрытых мохнатыми ресницами.

— Тонечка, это же не по-пионерски…

Та дернула косичками и, не говоря ни слова, побежала, я — за нею.

В палатках спят ногами к выходу. Туристы хорошо знают, как легче всего разбудить спящего: надо схватить его одной рукой за пятку, другой за носок — раз-два — и давай с силой крутить ногу.

В иных палатках спало трое, в иных — двое. Тонечка принялась выкручивать ногу правого спящего, я — левого. Ну, а среднего соседи потом сами разбудят.

От первого до второго горна было восемь минут. Палаток на проспекте Гагарина стояло тоже восемь. Успеем всех разбудить или не успеем? А у палаток, как нарочно, входы на все петельки застегнуты. На пятой палатке настиг нас горн Валеры. Поздно, поздно будить — Тонечке тоже пора бежать на утреннюю зарядку.

— Мальчишки, девчонки, вставайте же — второй горн! — что есть силы крикнула Галя Клейн.

Побежали, побежали на площадь Радости ребята с улицы Туристской, с улицы Пионерской. А с проспекта Гагарина спешили только две девочки.

— Ого, сколько сегодня будет опоздавших! — насмешливо воскликнул Эдик Шестаков.

Он стоял посреди площади Радости в красной майке и в белых трусах, собираясь проводить утреннюю зарядку. Тонечка, может быть, и пощадила бы кое-кого, но при Эдике это нельзя.

— Раз, два, три, четыре! — хлопая в такт ладонями, считали те, кто первыми прибежал на площадь Радости.

— Девять, де-е-есять, оди-и-и-и-над-ца-а-а-ать!.. — нарочно тянули ребята.

Беда, если кто опоздает! На первый раз — замечание дежурного командира, на второй — выговор, на третий — ух, как страшно! — вызывают на штаб…

— Две-е-е-на-а-а-дца-а-а-ать!

Эти двенадцать секунд вышли очень долгими, но все равно опоздало восемь мальчиков и две девочки старших отрядов.

Началась физкультурная зарядка. Все, в том числе Алевтина Алексеевна в голубом купальнике, Владимир Викторович в коротких штанишках, то бежали по кругу все быстрее и быстрее, то останавливались и по команде Эдика приседали, выгибались, выпрямлялись, снова мчались по кругу.

Меня так и подмывало присоединиться к ним, но где уж мне в своем белом халате да со своей подагрой угнаться за молодостью.

Возле своей палатки стояла Марья Петровна в длинном пестром халате. Не замечая меня, она зевала во весь рот и потягивалась.

Как только зарядка кончилась, Тонечка с вахтенным журналом в руках забегала от одного опоздавшего к другому. Она была чуть не вдвое короче этих рослых семиклассников, но бесстрашно поднимала кверху голову и пищала:

— Объявляю выговор! Объявляю выговор! — И тут же записывала в журнал.

А на линейке она назвала фамилии опоздавших и не очень убедительно — уж оченьголосок у нее был тоненький — потребовала, чтобы больше не опаздывали.

После завтрака Валера Шейкин повел всех на работу в поле.

Я ни разу еще не видел, как наши работают в колхозе, и решил отправиться вместе с ними.

Ребята частенько рассказывали о тете Нюше — колхозном бригадире. Недавно в Звенигородском музее на стенде «Знатные люди нашего района» я видел фотографию этой женщины. В своем добротном темном костюме с орденом Трудового Красного Знамени на груди она выглядела там важной и строгой.

А здесь, посреди широкого, свежевспаханного поля, нас встретила пожилая, сутулая женщина в старой, выцветшей кацавейке, в нелепых, чересчур больших резиновых сапогах.

— Сколько же вас нынче пришло-то! Да батюшки мои! — радостно воскликнула она.

Все у нее улыбалось: морщинистый, обветренный лоб, круглые щеки, морщинки вокруг глаз, щелочки-глаза. И потому она выглядела очень доброй и простодушной.

— А я вам новый участок приготовила, — с мягкой улыбкой объявила она и повела всех поближе к деревне, — будем капусту сажать..

До этого дня ребята пололи кукурузу. Ежедневное выдергивание колючего осота и цепкой лебеды порядком-таки всем надоело, и «потому младшие очень обрадовались перемене.

— Мы просим отвести нам отдельный участок и замерять нашу выработку тоже отдельно, — обратилась Галя Клейн к тете Нюше.

Между бровями бригадирши тотчас же встали две строгие бороздки.

— Ну, уж нет, нам некогда лишние бумажки выдумывать! — отрезала она.

— Я предлагаю делить трудодни пропорционально затраченному времени у вас и у нас и пропорционально количеству работников у вас и у нас, — уверенно сказал «главный путешественник» Саша Вараввинский, подчеркивая умное словцо «пропорционально», — а я берусь вести весь учет.

Сашино предложение показалось мне каким-то расплывчатым, меня неприятно поразило это «у вас и у нас»; но ребята привыкли верить в непререкаемый Сашин математический авторитет; все поспешили разделиться на группы — кто на какой работе будет стоять.

Двое самых больших мальчиков с толстыми высокими кольями в руках точно, через равные расстояния начали метить ямки на свежевспаханных бороздах, мальчики поменьше поехали вместе с двумя колхозными возчиками за водой и за капустной рассадой. Одни девочки разносили в больших корзинах рассаду, другие — бережно брали нежные растеньица, сажали их в ямки, подгребая руками и осторожно приминая вокруг стеблей землю; самые младшие поливали.

Возможно, мне самому тоже следовало бы взяться за корзину или за лейку, но, увы, годы мои были уже не прежние. И потому я встал в сторонке.

Ребята скинули верхнюю одежду и тапочки, подставили под горячее солнце свои обожженные коричневые спины, руки и ноги. Рассыпавшись по всему черному полю, они перекликались, пересмеивались, звали друг друга; особенно оживленные голоса раздавались вокруг подвод; старшие отличались только белым цветом кожи и наравне со всеми весело и дружно помогали колхозу.

— Какие же ваши ребята молодцы!

Я оглянулся. Сзади меня стояла тетя Нюша и широко улыбалась.

— Вот ведь какие — ходят работать одни, без взрослых, сами друг за другом следят, а чуть кто отстанет, сразу — цык на него.

Она, конечно, преувеличивала. Владимир Викторович считал наших ребят сорванцами, только временно скрывающими свое озорство; но мне лично было очень приятно услышать от тети Нюши такую похвалу.

Наконец «главный агроном» Валера Шейкин что есть силы крикнул:

— Пора домой!

Южка подошла к Мише Огареву и Гале Клейн.

— Мы уходим. Если хотите, сажайте без нас. Только смотрите не опаздывайте к обеду, помните второй закон, — предупредила она.

— Чтобы через полтора часа — как штык! — тоном важного начальника приказал Эдик.

— Не беспокойся, не опоздаем, — буркнул Миша.

Десятый и одиннадцатый отряды остались, прочие побежали купаться. Марья Петровна и Алевтина Алексеевна ждали ребят на Москворецком пляже под нашим городком, а я поднялся в гору один.

На кухне в это время шла неустанная работа дежурного отряда.

Мальчики только что приехали на подводе из леса, где заготовляли хворост и сушняк. Сейчас они начнут рубить, пилить и колоть дрова. Двое принялись нагружать на телегу пустые бочки, чтобы отправиться за водой.

Девочки сидели кружком и сосредоточенно, насупившись, чистили картошку.

Тетя Тося размахивала половником и по своей всегдашней привычке ворчала то на мальчиков, то на девочек.

Юра Овечкин, чтобы показать свою власть постоянного помощника повара, тоже покрикивал.

Дежурный командир Тонечка Баташова хлопотала вокруг горевшей плиты: подбрасывала дрова, открывала и закрывала кастрюли и от избытка усердия писклявым голоском делала очень обидные замечания. Ей хотелось во что бы то ни стало доказать, что дежурит она нисколечко не хуже старших. А дел ей доверили уйму, и самое главное, самое ответственное, конечно, — вовремя подать обед. Обед опоздает — да в городке только один раз случился подобный скандал!

После обеда дежурный отряд должен будет перемыть на реке сто шесть ложек и столько же кружек и мисок, вымыть все кастрюли и котел, протереть клеенку на обеденном столе, до последней бумажки и щепочки убрать всю территорию городка, привезти на завтрашний день воду и заготовить дрова; только после всего этого Тонечка сможет сдать дежурство следующему командиру.

Штаб на своих ежедневных заседаниях обсуждал, как работал дежурный отряд, и ставил в вахтенный журнал отметку.

Тонечка должна сдать только на «пять», в крайнем случае на «четыре». Вот почему сейчас щеки ее так и горели.

После купанья ребята вернулись в городок. Валера заиграл «Бери ложку, бери хлеб», и все начали считать:

— Раз, два, три, четыре…

Со всех сторон бежали толпы на площадь Радости и становились отрядами затылок в затылок. Но выстроились только девять шеренг. А где же десятый и одиннадцатый отряды?

К Тонечке подошла Южка; черные глаза ее гневно сверкали.

— Они не пришли. Что же делать? — спросила Тонечка.

— Дай команду Наташе проверять руки, — глухо ответила Южка.

Санитарки во главе с «главным врачом» побежали вдоль рядов, но никого с грязными руками не нашли.

Южка подошла к начальнику городка.

Тот сидел за столом и в ожидании обеда читал газету, всем своим невозмутимым видом показывая, что это чрезвычайное происшествие нисколько его не интересует.

— Владимир Викторович, ну что же нам делать? — спросила Южка с дрожью в голосе.

— А штаб что думает? — удивительно спокойно спросил Владимир Викторович.

— Штаб только вечером соберется, а сейчас что делать? Ведь меня Тонечка спрашивает! — Южка говорила с самым неприкрытым отчаяньем в голосе.

— Ну что, пока обедайте, а там видно будет, посмотрим, на сколько они запоздают, — ответил Владимир Викторович и снова углубился в чтение газеты.

Когда дежурные девочки уже начали разносить второе, из-под горы показались десятый и одиннадцатый отряды. Они шли беспорядочной гурьбой, в нерешительности остановились посреди площади Радости и о чем-то потихоньку засовещались; но, завидев на своем конце стола дымящуюся кастрюлю с супом и куски хлеба в плетенках, они смело двинулись вперед.

Южка, Эдик, Саша, многие другие бросили есть, вскочили.

— А ведь они сейчас самым спокойнейшим образом сядут обедать и никто не осмелится им помешать, — съязвила Марья Петровна.

Владимир Викторович тут же отставил миску, перепрыгнул через лавку, побежал наперерез опоздавшим и загородил дорогу. Невысокий, в коротких штанишках, в белой рубашке с короткими рукавами, он сам казался мальчиком перед теми, кто нестройной толпой двигался прямо на него.

— А руки у вас проверяли? — спросил он.

— Нет.

— Придется вам подождать, пока главный врач Наташа Толстенкова не кончит обедать. Она встанет из-за стола и проверит.

Опоздавшие переглянулись, потоптались на месте, затем отступили на площадь Радости и встали там нахмуренные, сконфузившиеся.

— А мы виноваты, что ли? Уходить раньше никак было нельзя, — недовольно гудели они.

Наташа обладала завидным аппетитом, и ничто на свете не могло помешать ей вкушать пищу. Она спокойненько уплела миску гречневой каши, попросила добавки, выпила кружку компоту, снова попросила добавки. Вышла она из-за стола одной из последних, не торопясь надела белый халат, повязала косынку и только тогда направилась к голодающим «преступникам».

Галя Клейн, показывая руки, блеснула очками и процедила сквозь зубы:

— Поручили проверять малышам!

«Главный врач» вздрогнула, но сделала вид, что не расслышала этих колких словечек. Пятерых с грязными руками она заставила бежать на реку.

Марья Петровна, Алевтина Алексеевна и я с интересом наблюдали издали за всей этой сценой.

Владимир Викторович ушел в свою палатку и наглухо застегнул вход. Скоро наступит тихий час — почему же ему немножко не подремать?

…Заседание штаба началось, как всегда, за полчаса до ужина.

Пришли на него также я и дежурный командир Тонечка Баташова. Мы уселись с нею на низеньком чурбачке у входа в палатку. Отсюда будет удобнее наблюдать…

Первым на повестке дня стоял вопрос «О массовом нарушении второго закона десятым и одиннадцатым отрядами».

Вызвали одних командиров отрядов — Мишу Огарева и Галю Клейн. Они будут держать ответ за своих товарищей.

Я вспомнил свои школьные годы. Случалось, за баловство меня отчитывали учителя или родители. Но насколько, оказывается, страшнее и обиднее, когда тебя бранят, честят и стыдят твои же, да еще младшие товарищи.

Галя и Миша стояли перед судьями, опустив головы.

В Москве в интернате оба они входили в совет дружины. Миша был в седьмом классе председателем совета отряда, Галя — звеньевой и главным редактором интернатской стенгазеты. Их обоих считали передовыми общественниками, пионерами-активистами. Галя училась всегда только на пятерки и была в интернате самой примерной девочкой.

А приехали они в городок, и на следующий же день оба попали на скамью подсудимых.

— Большие, а хуже маленьких, — пожимала острыми плечиками Валя Гаврилова.

— На четырнадцать минут опоздали! Какое наказание мы им дадим за это? — Саша Вараввинский ерзал на скамейке, вопросительно вертел своей короткой шеей, смотрел направо, смотрел налево.

— Чего с ними разговаривать? Выговор на линейке- и все, — небрежно бросил Валера Шейкин.

— А я бы их обоих выгнал из городка, да в придачу и из пионеров, — презрительно щурясь, процедил Эдик Шестаков.

У Гали Клейн заблестели слезы за очками.

— Никогда в жизни я так не стояла! — чуть не разрыдалась она.

— Мы не виноваты, — оправдывался Миша, — мы уже хотели уходить, как подъехала подвода с рассадой. Если бы мы сразу не посадили и не полили капусту, она к завтрашнему дню вся завяла бы.

Члены штаба переглянулись.

— А ведь и правда, они не виноваты, — неожиданно сказала Наташа Толстенкова и робко обвела всех своими круглыми глазами.

Заговорила Южка:

— Я тоже согласна, что на этот раз не виноваты. Привезли новую рассаду, а они не хотели, чтобы она в корзинах завяла.

Саша Вараввинский вскочил, как на пружинах.

— А я не согласен! Дайте мне слово! — воскликнул он и запальчивой скороговоркой затараторил: — Ни при каких обстоятельствах второй закон нарушать нельзя! Надо было точно рассчитать время и не посылать подводу за новой партией рассады перед концом работы. А сколько народу сегодня запоздало на утреннюю зарядку?

Тут вскочила Южка и решительно сказала:

— Довольно спорить! Давайте голосовать! Возьмем с них честное пионерское, что они и сами больше никогда опаздывать не будут и ребят своих отрядов отучат.

За предложение Южки подняло руки шесть человек.

Эдик, Саша и Володя голосовали «против». Оправданные вышли.

Штаб перешел к обсуждению следующего пункта повестки дня: «Как сегодня работал дежурный командир и дежурный отряд?»

Тонечка давно с нетерпением ждала своей очереди: она вскочила и, прижимая «вахтенный журнал» к груди, начала рассказывать, словно хорошо заученный урок, как прошло ее сегодняшнее дежурство.

По предложению Владимира Викторовича штаб поставил Тонечке за дежурство пятерку.

— А ваше мнение: виноваты семиклассники или нет? — спросил меня за ужином Владимир Викторович.

— Пожалуй, что не виноваты. Они же сберегли народное добро — капустную рассаду, — ответил я.

— Вы так думаете? А вам понравилось, как горячо члены штаба защищают наш второй закон?

Я утвердительно кивнул головой.

— Ну, то-то же. Даже из-за капустной рассады нельзя нарушать наши законы.

Я давно уже стал пламенным патриотом нашего городка и его законов, поэтому согласился с Владимиром Викторовичем.

— А обратили вы внимание, как дружно и сплоченно действует штаб? — с азартом продолжал мой собеседник. — Вот что значит — дали друг другу слово. А вы когда-то подозревали, что Эдик будет мстить Южке.

— О, я давно уже забыл об этом случае и думать!

Хотя я и ответил так, но мне почему-то постоянно вспоминалось то заседание штаба, когда судили рыболовов. И я не забыл того тяжелого, неприязненного взгляда, который Эдик бросил на Южку.