Я заметил, что за последнее время Владимир Викторович очень сдружился с Эдиком Шестаковым и Сашей Вараввинским. Они были постоянно вместе. То они расхаживали по площади Радости и о чем-то оживленно переговаривались, то сидели на конце обеденного стола и усердно писали, рисовали, чертили и тут же перечеркивали, комкали и рвали бумагу.
Саша и Эдик частенько забегали в палатку Владимира Викторовича.
Казалось, ничего тут не было удивительного, что начальник городка особенно сблизился с двумя нашими самыми выдающимися мальчиками — «заслуженным мастером спорта» и «главным путешественником»; ведь один из них считался гениальным математиком, а другой был, как выражалась Марья Петровна, «самым активным активистом».
Однажды они втроем забрались в «уголок для тихих игр», горячо там заспорили. Саша от нетерпения то вскакивал, то садился.
Мне как раз понадобился Владимир Викторович. Я подошел к нему, и тотчас же все трое замолкли, переглянулись и спрятали свои бумаги. «Эге, да они затеяли какое-то таинственное дело и скрывают его не только от всех жителей полотняного городка, но и от меня!» — подумал я.
Оба мальчика перестали ходить на работу в колхоз. Они уже не раз отправлялись то в лес, то вдоль реки; причем Саша обязательно надевал на левую руку компас, а Эдик перекидывал через плечо полевую сумку Владимира Викторовича.
Эдик и Саша, отмечаясь в «вахтенном журнале» дежурного командира, записывали, что уходят «по особому заданию Владимира Викторовича».
По всему городку пошли разговори куда это Эдик и Саша исчезают, что они делают? На все вопросы оба мальчика пожимали плечами и неопределенно отвечали: «Да просто так».
И вдруг, как раз накануне «заболевания» Южки, все увидели на доске объявлений прикрепленный кнопками лист бумаги.
Большими красными и синими буквами было написано:
«Скоро, скоро, скоро!!!
Операция-40.
Кто хочет стать изыскателем?»
Эти непонятные строчки совершенно сбили нас с толку.
Член штаба Валя Гаврилова, как известно, занимала должность «министра игрушек и книг». В ее распоряжении была библиотека. Сейчас она вспомнила, что там есть книга, которая называется «Сорок изыскателей». Не связана ли эта книга с таинственным объявлением?
Там описывалось, как пионеры пошли в туристский поход — искать портрет неизвестной девушки-красавицы и после многих совершенно невероятных приключений, преодолевая всевозможные трудности, на последней странице этот портрет, наконец, нашли. Пионеры эти были смелые, неутомимые, никогда не унывающие… Поэтому они и называются «изыскателями», то есть людьми, которые все время ищут, изобретают, придумывают или мечтают найти новое, неизвестное, таинственное… И они ищут — на земле, под землей, на воде, под водой, в воздухе и даже в космосе.
И наш Владимир Викторович, конечно, настоящий и несомненный изыскатель, ведь он самый первый придумал наш замечательный полотняный городок.
Ну, а остальные, конечно, еще не заслужили такого почетного имени. Что мы искали? Только мундштук от горна — и все.
И вдруг — воззвание без подписи, и нам предлагают стать изыскателями!
Весь городок точно встрепенулся. Все — и старшие и младшие — толпились возле доски объявлений, гадали — что это за «Операция-40» И кто повесил листок с цветными буквами.
Одна только Галя Клейн, презрительно блестя очками, фыркала: «Маленьких забавляют!» Но никто даже не обернулся на нее.
Возникло подозрение: не дело ли это рук «заслуженного мастера спорта» и «главного путешественника»?Но никаких доказательств никто привести не мог, а оба мальчика самым категорическим образом уверяли, что знать ничего не знают.
И вдруг на третий день «болезни» Южки Владимир Викторович и Саша исчезли. Да, да, обедали вместе со всеми, а во время тихого часа, даже не отметившись у дежурного командира (случай совершенно невероятный), пропали, да еще как — вместе с маленькой палаткой Владимира Викторовича; сейчас на ее месте остался только гладкий деревянный помост. А чемодан и другие личные вещи начальника городка обнаружили в штабной палатке; там же на столе лежал листок бумаги со ' следующим стихотворением:
До свиданья, друзья, не взыщите,
Мы не зря убежали от вас.
Запаситесь терпением, ждите,
И придет наших поисков час.
Это малопонятное стихотворение без подписи только еще больше напустило туману. Почему Владимир Викторович и Саша «не зря» убежали? — спрашивали мы друг друга. Впрочем, как там сказано, надо запастись терпением, подождать, и мы отправимся на поиски.
Марья Петровна вспомнила, что несколько дней тому назад Владимир Викторович говорил: «Хочу испытать, как городок проживет без меня». Он собирался уехать на несколько дней в Москву.
Но вряд ли его нужно искать в Москве. Зачем ему там палатка? Он исчез при загадочных обстоятельствах в неизвестном направлении, да еще прихватил с собой Сашу и палатку.
Спросили часового Ирочку Растеньеву.
Та только удивленно вытаращила свои огромные глаза и дрожащим голосом залепетала:
— Я ничего не видела, ничего не знаю.
— А куда же ты смотрела? — спросили Ирочку.
— А я смотрела, как птички на небе летают, — ответила она, всхлипывая.
Тогда все набросились на Эдика.
«Заслуженный мастер спорта», побледневший и несколько испуганный, стиснул свои тонкие губы, зажмурился и сказал:
— Хоть перепиливайте меня пополам, ничего не открою.
Мальчишки, не добившись никакого толку, напустили на Эдика девочек.
Те обступили возможного свидетеля исчезновения начальника городка и Саши и начали его всячески увещивать:
— Милый Эдик, ну, пожалуйста, ну, скажи! Мы — никому ничего…
Эдик долго крепился, говорил, что скоро все откроется, но девочкам не терпелось узнать именно сегодня, даже сейчас.
Валя Гаврилова отвела Эдика в сторону, и он ей под страшное честное пионерское, под строжайшим секретом признался, что он, Эдик, придумал одну «законную» игру, которая называется «Изыскатели». Владимир Викторович и Саша помогали разрабатывать подробности. этой игры. Скоро весь городок пойдет искать… А что искать и где искать, он, «заслуженный мастер спорта», никогда не скажет, потому что раскроет всю тайну и все дело испортит и тогда будет неинтересно.
Валя поняла, что лучше отступиться от Эдика. По она была известная болтушка, и через пять минут весь городок уже знал, что скоро начнется игра в изыскатели. И все пойдут искать… А что искать? Ах, да, не иначе, как портрет неизвестной красавицы.
Я обратился за разъяснениями к Южке, все еще лежавшей в лазарете.
Южка вспомнила: да, еще весной в Москве Владимир Викторович говорил, что, если в городке станет хотя бы капельку скучно, он покажет такую общую игру, что все тотчас же забудут всякую тоску. И наверняка сейчас и начинается эта игра.
— А Эдик мне сказал, что это он придумал игру, — воскликнул я.
— Ну, чего он врет! — рассердилась Южка. — Разве Эдик сумеет? Придумал Владимир Викторович, а ему нужны были помощники, вот он и выбрал Эдика с Сашей.
В день исчезновения Владимира Викторовича и Саши вернулся из туристского похода пятый отряд. Явились они вовремя, рапорт отдали по всем правилам, никакой собачки в ведре не притащили, значит — все было в порядке.
После ужина мы собрались слушать доклады путешественников, побывавших на линолеумном заводе, но многие были так взбудоражены предстоящей таинственной игрой, что слушали против обыкновения плохо, шумели, шептались и цветные образцы, линолеума рассматривали совсем равнодушно.
Перед самым отбоем зашел ко мне Володя Дубасов.
— Доктор, пойдемте, Витька шибко заболел. Витя Панкин был одним из участников похода, но на докладе я его что-то не заметил.
Я тотчас же встал, захватил с собой градусник стетоскоп и пошел к Вите. Нырнув к нему в палатку, я с первого взгляда понял, что Витя заболел серьезно. Лежал он весь красный и потный, дышал тяжело, прерывисто, а температура у него поднялась до 39,2.
Кое-как я стал его слушать. Сердце билось очень сильно, как всегда при высокой температуре. В легких я не нашел ничего. Зато язык был весь белый и живот сильно вздулся. На мои настойчивые расспросы Витя только мычал и, наконец, невнятно пробормотал, что у него сильные боли в верхней части живота.
Володя тоже участвовал в походе; он вспомнил, что Витя на каждом привале набрасывался на щавель и слопал его, наверное, целую охапку, еще из болота воду пил.
— Видимо, просто засорился желудок, — решил я. — Во всяком случае, Витю надо немедленно в лазарет. Но куда? Вот, Володя, — упрекнул я нашего «хранителя сокровищ», — отняли вы у меня одну палатку. Куда мы теперь Витю поместим? В палатке для мальчиков ведь Южка и Валя спят.
Володя низко опустил свою большую кудлатую голову. Он и так был очень расстроен болезнью друга…,
— А если его к вам в палатку? — посоветовал он.
— Да, к сожалению, больше некуда, — вздохнул я про себя и взял Витю под мышки. Володя схватил его за ноги, и мы понесли больного. Осторожно, чтобы не задеть маленькие елочки, которые росли в палатке, мы поставили вторую раскладушку рядом с моей и положили на нее Витю.
Я применил все те средства, какие полагается применять при сильных болях в животе. Витя спал очень беспокойно, поминутно стонал, вскакивал, бредил. Я тоже не мог уснуть. Моя раскладушка стояла очень близко от Витиной головы; протянув руку, я касался его пылающего лба…
— Я иду, иду, вижу — он сидит на цветке. Я подкрадываюсь, подкрадываюсь… — бормотал он в бреду. — Взмахиваю сачком… Это махаон. Он большущий, как носовой платок, весь желтый, с черным, а шпоры длинные, длиннее ножей… А какой красавец! Он на огонь похож!.. Поймал, поймал махаона! — Витя протянул обе руки вперед и вдруг бессильно откинулся на подушку.
Перед рассветом он заснул тяжелым сном и проснулся только в десять часов.
— Эх, Витя, Витя, другие туристы оказались сознательными, никто из них не заболел, а ты решил, раз всем все можно, значит можно наедаться всякой дрянью. И вот что с тобой получилось. Если бы Витя просто объелся, у него, несомненно, к утру спала бы температура. В десять часов я поставил ему градусник, оказалось 38,8. У меня даже дыхание приостановилось. Уж не дизентерия ли у него? Да ведь он перезаразит весь городок! Немедленно везти его в городскую больницу! Я побежал искать «хранителя сокровищ». Где Володя? Он распоряжается подводой.
У входа в мою палатку на лавочке сидела Наташа Толстенкова.
— Доктор, я вам помогу ухаживать за Витей, — кротко попросила она. Ее круглые широко раскрытые глаза глядели на меня с такой надеждой,
— Уходи, уходи, еще заразишься, — не останавливаясь, ответил я.
— Ну что я вам такое сделала? — горько упрекнула она.
Я не обернулся, хотя и сознавал, что снова жестоко обидел «главного врача». Мне просто некогда было с ней объясняться.
Не успел я сделать и десятка шагов, как меня снова позвали.
Южкина голова выглядывала из палатки для больных мальчиков. Щурясь от яркого солнца и улыбаясь, Южка крикнула мне:
— Здравствуйте, доктор! Что это вас сегодня не видно? А я выздороветь хочу. Скоро начнется игра в изыскателей.
— Мне не до игры, — глухо бросил я на ходу, — Витя Панкин очень болен,
— Чем, чем? Что с ним? — высунулась из-за Южки быстроглазая сорока Валя Гаврилова, а следом за Валей из палатки с лаем выскочила несносная собачонка Джек с явным намерением цапнуть меня за полу белого халата.
Я не стал обращать внимания ни на Валю, ни на Джека и заспешил дальше.
Младшие только что вернулись с купанья, старшие — с работы.
По оживленным палаточным улицам сновали возбужденные и веселые ребятишки.
Я хотел у них узнать, где найти Володю Дубасова, а они прыгали и танцевали вокруг меня и спрашивали:
— А вы будете с нами играть в изыскателей?
И никто из этих жизнерадостных сорванцов не подозревал, что тут, рядом с ними, страдает и мечется в жару тяжелобольной их товарищ, что, возможно, скоро вспыхнет эпидемия дизентерии.
— Так где же Володя? Мальчики, не видели, где «хранитель сокровищ»? — обращался я то к одному, то к другому.
Володя — хозяин подводы, только он может отвезти бедного Витю в больницу. Где же Володя?
— А он пасет Разноглазку, только никто не знает, на какой поляне, — равнодушно ответил Юра Овечкин, сегодняшний дежурный командир.
Колхоз ежедневно давал нам гнедую лошадку, очень смирную, старенькую; один глаз у нее был светло-голубой, другой — темно-коричневый. Вот почему прозвали ее Разноглазкой. Это добрейшее существо было самым ценным Володиным сокровищем. Каждое утро Володя приводил ее с колхозного конного двора, сам поил, задавал овса и сена и никому не доверял вожжей. За водой, за дровами, в город за продуктами ездили мальчики дежурного отряда, а правил только он, Володя Дубасов.
— Мальчики, неужели никто не знает, где Володя пасет Разноглазку? — спрашивал я с нарастающим беспокойством.
Нет, никто этого, не знал.
Все эти дни мальчики и девочки самым бессовестным образом мучили и тискали лошадку, то заплетали в косы ее гриву и хвост, то, ухватив за уздечку, гоняли по площади Радости, то вдвоем, даже втроем садились на нее верхом.
В конце концов Володя потерял терпение и в свободные часы стал уводить свою любимицу в какое-то неизвестное место. Там в тайне от всех он ее пас. Я знал, что даже к обеду он не всегда возвращается.
«Что же мне делать? Как отправить Витю в больницу?» — с ужасом спрашивал я самого себя;
В такой трудный момент мне особенно недоставало Владимира. Викторовича. Он бы немедленно поднял тревогу. Весь городок отправился бы искать Володю и Разноглазку.
Я поймал Эдика. Тот шел с полевой сумкой, битком набитой бумагами, а в левой руке нес авоську, наполненную почему-то школьными компасами.
— Эдик, ты не знаешь, где Владимир Викторович?
— Знаю, но не могу сказать, — отчеканил «заслуженный мастер спорта». — Вам известно, что в один из ближайших дней начнется игра в изыскателей?
Я вспылил.
— Какое мне дело до вашей игры! Знаешь ли ты, что у нас в городке эпидемия дизентерии? Заболел Витя Панкин.
— А это опасно? — быстро спросил Эдик.
— Конечно, очень опасно. Могут другие заразиться.
— Ну, хорошо, я скоро увижу Владимира Викторовича и все ему передам.
Я начал сердиться.
— Эдик, пойми, мне срочно нужен Владимир Викторович. Он организует поиски Володи Дубасова и Разноглазки.
— Доктор, ну, послушайте, Владимир Викторович забрался так далеко… — начал уговаривать меня Эдик.
— Ну, так помоги мне ты.
— Не могу, мне некогда! — отрезал Эдик. — Обратитесь к дежурному командиру.
«Заслуженный мастер спорта» очень невежливо повернулся ко мне спиной и важно зашагал со своей сумкой и авоськой.
Дежурный командир Юра Овечкин, выслушав мой взволнованный рассказ, удивительно равнодушным голосом мне сказал, что сейчас ни о каких поисках Разноглазки нечего и думать. Старшие отряды работают на поле, младшие — купаются. Впрочем, до обеда осталось каких-нибудь сорок пять минут. И то Юра ввиду исключительных обстоятельств отменит тихий час и даст команду идти искать «хранителя сокровищ» с его конягой.
Весть о том, что заболел Витя Панкин, распространилась по всему городку. То один, то другой прибегали ко мне в лазарет. Но в их вопросах что-то не чувствовалось тревоги.
— А что с Витей? Чем он заболел? — И опять они мне задавали все то же назойливое: — А вы будете играть в изыскателей? — И, не дождавшись ответа, тут же убегали. Все были так переполнены предстоящей игрой, что в их Головах просто не хватало места для беспокойства за больного товарища. А о дизентерии я никому, кроме Эдика, не успел проговориться.
После обеда отряды построились на площади Радости. Юра вкратце рассказал о предстоящей боевой операции.
— Идем, идем искать Разноглазку!
И поиски начались. Отряды разошлись в разные стороны. Одни начали спускаться в левый овраг, другие- в правый. Третьи углубились в густой ольховник. Я пошел вместе с ними.
Искать что бы то ни было всегда очень интересно. А прочесывать лес, медленно пробираясь вперед, когда оба соседа едва различаются сквозь ветки… Да это совсем как на войне. Мы осторожно крадемся, раздвигая кусты…
— Не разговаривать! Тише! — донеслась издали команда Юры Овечкина.
Понятно, надо молчать. Володя ни за что не станет откликаться, а, наоборот, услышав наши голоса, постарается увести Разноглазку подальше в кусты.
Мне пора было возвращаться в городок к больному. Я отстал от других и поднялся к нашей поляне.
В зеленоватой полутьме палатки Витя лежал на раскладушке и тяжело дышал. Комары облепили его нос, лоб, щеки, но он не чувствовал их укусов. Я стал обмахивать ветками папоротника его пылающее лицо и ждать вестей о Разноглазке.
Крадучись подошла к палатке «главный врач» Наташа.
— Уходи, уходи! — прогнал я ее. Она молча покорно ушла.
Только в пять часов вечера явились отряды — все исцарапанные, но переполненные изыскательским азартом. Они привели Разноглазку. Тут же Володя ее запряг, и мы с ним повезли бедного Витю в городскую больницу.
Врач, пожилая женщина, осмотрела Витю и выслушала мой взволнованный рассказ. Ей тоже показалось, что у мальчика наблюдаются признаки дизентерии; впрочем, она не была уверена: окончательно может подтвердить только бактериологический анализ. Придется мальчика оставить в больнице. Врач меня напугала: в одном пионерском лагере сперва один заболел дизентерией, от него заразилось четверо, затем еще двое. На всякий случай нужно принять самые энергичные и неотложные профилактические меры. Не позднее завтрашнего утра все должны выпить по сто граммов дизентерийного бактериофага.
Распрощавшись с бедным Витей, мы отправились на санитарно-эпидемиологическую станцию. Уже совсем к вечеру мы получили там сто восемь флакончиков этого самого бактериофага, упакованных в четыре деревянных ящика, и поехали домой в городок.
По дороге я стал объяснять Володе, что слово «бактериофаг» в переводе на русский язык означает «съедающий бактерии». Вот выпьет каждый завтра утром натощак за полтора часа до еды по флакончику, запьет кружкой раствора соды, и все дизентерийные бактерии в его кишках и в желудке неминуемо погибнут — будут съедены этим чудодейственным лекарством. Я приду; сегодня на заседание штаба, все объясню, и мы вместе разработаем, как завтра утром организовать раздачу бактериофага.
Флегматичный Володя долго думал, опустив большую голову, изредка понукая Разноглазку.
Как медленно он соображает!
— А штаба сегодня не будет, — вздохнув, сказал «хранитель сокровищ», — Владимира Викторовича нет, Южка больна, Сашки тоже нет, Эдик уходить собирается.
Я начал волноваться.
— Володя, тогда ты вместе с Юрой Овечкиным и Валерой Шейкиным мне поможете?
— Ничего не выйдет, — совершенно равнодушно ответил Володя, — скоро начнется игра в изыскателей — пойдем какую-то красавицу искать, нам некогда.
— Слушай, Володя, в одном пионерском лагере двадцать ребят заболело дизентерией. Откладывать ни на один день нельзя. Завтра утром — и все.
Володя опять думал невыносимо долго, наконец открыл рот.
— А все равно никто пить не станет. И я ни за что не выпью. Этот бактериофаг хуже керосина. В прошлом году в пионерском лагере силком заставляли. А у нас всем все можно, значит можно не пить.
Я разозлился на Володю ужасно, но смолчал. Все равно с таким тугодумом ни о чем не договоришься. Надо же было случиться, что именно в такой ответственный момент исчез Владимир Викторович, а тут еще эту игру в каких-то изыскателей затеяли. Сегодня же объясню Марье Петровне, тине Алексеева и тете Тосе, какая нам грозит страшная опасность, взрослые мне помогут предотвратить эпидемию.
Подвода между тем свернула с шоссе на проселочную лесную дорогу. Колеса прыгали по кочкам, корням и рытвинам. Чтобы ящики не упали, я поддерживал их левой рукой, а сам ухватился правой за край.
Наконец сосны поредели, показались зеленые палаточные улицы.
— Сворачивай ко мне, на Госпитальную, — приказал я Володе.