Городские легенды

Часть 1 Подселенец. Глава 1

Женщина села, сложив на коленях руки. Губы у неё тряслись. Дежурный окинул её взглядом — приличная. Вслух спросил:

—Здравствуйте, что у вас случилось?

Вот сейчас она расскажет как с мужем поссорилась, или украли что-то ценное, может, бабулино колечко.

— Пропали мои дети, — проговорила она. — Все трое. Павлуша, Марик и Дашенька.

С этого всё и началось.

Спустя час весь крошечный Кайбушек подняли на ноги. Всех сотрудников вызвали из отпусков. Максим сидел в заливе с удочкой когда позвонили. Он даже рад был выйти на работу. Все прошедшие дни отпуска так и ходил на рыбалку, прыгая по подтаявшему льду Волжского залива.

Начальник собрал всех, кто из отпусков и с других участков через два часа после того, как первые группы уже занялись поисками.

— У нас в городе ЧП, — заявил Николай Семёнович. — Прошу отнестись максимально серьёзно!

Он рассказал, что Наталья Кривоносова, потерпевшая, уехала навестить родню в поселок Сливовское, а троих детей (Павла двенадцати, Марка девяти и Дарью семи лет от роду) оставила со своей родственницей, Любовью Мергариной, как и всегда до того делала.

По словам потерпевшей, Любовь Мергарина являлась двоюродной тёткой детям и души в них не чаяла. «Она детей любила и сама просилась с ними посидеть! И дети её любили…, а в этот раз, когда я уехала, она перестала мне звонить!»

Кривоносова вернулась домой как только смогла. К тому времени телефон Мергариной не отвечал уже два дня. Ни самой Любови, ни детей дома не оказалось.

Дежурный сперва усомнился, что детей украли. Может они у Любови этой дома гостят, или на пикник поехали, или в Нижний?

—Забрала она их. Точно! Вот… — на стол легла бумажка, где чуть кривовато было выведено:

«Оставь нас в покое! Просто оставь нас с детьми в покое, поняла, тварь?!»

—Зачем она так, а?! Что мы ей сделали?! Куда она отвела Дашуню… и Марика! И Павлушку, — проговорила заявительница и горько зарыдала.

Трое украденных детей — это не шутки. К поискам подошли серьёзно.

Из минусов — упущенное время, Наталья и сама не знала, в какой день Мергарина увела детей.

Из плюсов — в современном мире почти невозможно исчезнуть, обязательно останутся следы: билеты без паспорта не купишь, опять же, покупки в магазинах, оплаченные картой, камеры, которые теперь всюду, случайные попутчики, которые запомнили молодую, симпатичную женщину с тремя детьми.

К тому же Кайбушек, городок небольшой, всего семьдесят тысяч жителей, тут особо негде теряться. Начальник закончил собрание чётким указанием: результаты прежде всего и быстро. Ройте носом, не оглядываясь на всякие правила. Разберемся потом, если что.

Это означало карт бланш на проверку всякой околоуголовной шушеры. А настоящей уголовной у них почти что и не было в городке.

Не мешкая приступили к поискам. Максим думал, следы найдутся в считанные часы, но прошли целые сутки кропотливой работы, а ни у одной группы не было не малейшего результата.

Вторые сутки тоже не дали даже пустяковой зацепки. Дети как в воду канули. Провинциальная медсестра ушла, не оставив ни малейшего следа, как супершпион, ей богу! Максим искренне не понимал, как такое вообще возможно. С Мергариной в общем-то не малые дети!

Попробуй, уведи вот так трёх школьников, чтобы никто не пикнул? Ладно, может быть она сперва обманула их, может сказала, что отвезёт к маме, или ещё что. Но потом почему они не подняли шума? Были уже мертвы? Заперты? Одурманены?

На третьи сутки начальник произнёс, разговаривая с областью: «Давайте смотреть в глаза правде. Скорее всего у Мергариной были сообщники и дело давно ими спланировано. Если это так, они могли пересечь границу прежде, чем мы вообще узнали о ситуации».

В областном городе это понимали, там отрабатывали версию о детской работорговле, рыли землю, как говорится, но пока у них тоже не было даже зацепок.

Максим прочитал дело похитительницы из чистого любопытства, благо оно занимало всего один листок: Любовь Мергарина, незамужняя, детей нет, тридцати трех лет, медсестра в местной больнице. Не привлекалась, штрафов не имела. На этом всё. Он смутно её помнил, всё-таки по службе приходилось заглядывать в больницу довольно часто. Она была незаметная, тихая, скромная, с милым, круглым личиком.

На четвёртые сутки дело полностью передали под областной контроль, начальник думал, что Мергарина уже далеко и дело «повисло». Но поиски продолжались, в Кайбушке, по второму кругу обходили квартиры, дачи и пригородные посёлки. Опрашивали всех, просматривали камеры снова и снова, в надежде обнаружить то, чего прежде не заметили.

Максим выехал проверить СНТ Белый Явор, расположенный вдоль берега Волги. Зимой и ранней весной такие посёлки пустовали, привлекательное место, если хочешь спрятаться на короткое время.

Может какой из пустующих домов Мергарина использовала как укрытие на ночь? Перед тем как отправиться в СНТ, где сейчас из-под просевшего снега уже показались подтаявшие аллеи, Максим заехал в посёлок Старый, рядом с дачами, ближний пригород Кайбушка.

Опросы в этом селе уже проводились, и даже не один раз, некоторые дома выборочно проверили. Спрятаться тут особо негде, село небольшое, на сто дворов, на пригорке, перед дамбой, всё на виду. Из возможных укрытий старая водонапорная башня, которую бросили ещё в восьмидесятые. Её уже не раз тщательно осмотрели, но ничего не нашли.

Прежде чем ехать в Белый Явор, Максим остановился возле магазина в Старом, чтобы купить перекус и воды.

Заглушил мотор, полез в бардачок, на миг поднял голову и увидел старушку. Обыкновенную старушку, которая как раз шла мимо капота к магазинной двери.

В ней не было ничего особенного, но едва глянув, Максим сделал стойку и уже не сводя взгляда смотрел, как она проходит мимо капота, низко опустив голову. Со стороны старушка казалась совершенно обычной, ничто в ней не привлекало внимание, однако Максим знал: что-то с ней было не так.

Может она самогон варит, может взносы за участок не платит, а может тут что-то серьёзнее… В этот момент она повернулась и пристально посмотрела прямо на него. Максим отвёл взгляд, собрал вещи с сидения, неспеша открыл дверцу и направился к магазину.

Старушка вошла первой, зыркнула на него недобро и отступила в сторону:

— Берите, молодой человек.

Максиму трудно было делать вид, что старушенция его не интересует, от неё так и плескало напряжением, он его ощущал ясно, аж волосы на затылке шевелились.

— Сосиску в тесте и воду, — попросил он у продавщицы, рассчитался и вышел.

Не спеша завёлся, отъехал за пригорок. В зеркале заднего вида он всё время держал магазинную дверь, она оставалась закрытой. Максим резко свернул и увёл машину за остов разбитого грузовика, брошенный кем-то из местных. Заглушив мотор, быстро вышел наружу и кивнул: место удачное, отсюда очень хорошо виден магазинный вход.

Старушка вышла через пол часа, неся в руках две полные сумки. Дождавшись, когда она скроется за поворотом, Максим направился за ней.

Она шла быстро, но не нервничала. Только на повороте резко обернулась, окинула улицу пытливым взглядом. Максим едва успел спрятаться. Больше она уже не смотрела назад, свернула ещё раз, шмыгнула во двор, за жёлтую калитку. Щелкнула задвижка, всё стихло.

Максим задумался — что дальше? Ждать? Но чего? Решил, что постоит с полчасика, потом постучится, напросится в дом, разговорит её. Скорее всего старушка потоптала соседскую капусту, вот и переживает.

Прошло несколько минут и жёлтая калитка снова открылась, теперь наружу выбрался парнишка-подросток лет пятнадцати. Глядя как он идет, Максим подобрался.

Теперь уже было явно видно, что парень «оглядывается» на местности. Смотрит, нет ли кого подозрительного. Нет, тут точно не капуста!

Максим спрятался за кучей земли у чужого двора, переждал, пока парень пройдёт мимо. Тот проверил улицу, выглянул за поворот, затем вернулся назад.

Прошло ещё около часа, время близилось к вечеру, когда калитка снова скрипнула и наружу вышла старушка с теми же сумками.

Максим подождал пока она дойдёт до поворота и не зря. Следом за бабкой вышел и парнишка. Этот тоже нёс сумку, а в другой руке канистру литров на десять. Когда он прошел мимо, едкий запах бензина добрался до Максима. Он нахмурился и подождав немного, двинулся следом.

Бабка направилась к дамбе, отделяющей Старый от Волги. Полезла вверх по лестнице. Зачем? За дамбой не было ничего, только площадка с развалинами старой водонапорки.

У бабки какие-то свои, странные дела. Или они просто пошли рыбаков встречать? Но зачем тогда проверяться, оглядываться?

Он взобрался на дамбу и осторожно выглянул. Старушка резво семенила прямо к водонапорной башне. Вечернее небо окрасилось в алые цвета заката, тёмная фигурка наконец достигла развалин и остановилась.

Внук вскоре её догнал. Максим ждал, что они будут делать и вдруг ахнул: откуда-то из развалин выбрались ещё четыре фигурки.

Три — совсем небольшие. Дети! Павлуша, Марик и Дашенька, как твердила несчастная Кривоносова. Четвёртая — Любовь Мергарина. Дети вприпрыжку подбежали к старухе, забрали сумки. Подошёл старухин внук, передал канистру старшему мальчишке. Максим видел, как они пожали друг другу руки. Значит знакомы. Вот, стоят и разговаривают, как ни в чем не бывало.

Дети не заперты, не связаны, они находятся тут добровольно. Что же такое им сказала эта Мергарина, что они не сбежали от неё до сих пор? Старшему всё-таки не пять, а двенадцать, уже хорошо соображает.

И старуха. Она помогает, а ведь понимает, что дети похищены. Почему же она помогает Мергариной и таскает ей сумки с продуктами вместо того, чтобы позвонить в полицию?

— Ты смотри, чё творят! — удивленно прошептал Максим, глядя, как все дети по очереди повисли на шее у старухи.

Некоторое время они ещё прощались, потом скрылись в развалинах снова. Максим услышал металлический лязг, значит у них там запор. Плохо. Бабка пыхтя и спотыкаясь, между тем, направилась назад.

Проводив взглядом её и внука, Максим дождался, когда они скроются во мраке деревенских улиц, затем медленно, очень аккуратно, отошел подальше по дамбе, в тень кустов и только оттуда набрал номер дежурной части.

Спустя пол часа первые экипажи уже были на месте. Тихо, без суеты припарковались под дамбой. Место оцепили, рассредоточились метрах в пятнадцати от входа в водонапорку, за завалами каменных плит.

Хотели всё сделать тихо, чтобы не травмировать детей. Рано, или поздно Любовь Мергарина снова выйдет и тогда-то они её возьмут.

Не важно, сколько пришлось бы ждать, главное вытащить детей. Но вдруг случилось то, чего никто не ждал: видимо под дамбой был целый лабиринт с несколькими выходами и младшая девчонка вдруг выбралась на поверхность прямо в пяти метрах от них. Секунда ушла у неё на осознание, затем она завизжала во всю силу легких так, что дрогнули ветки на деревьях и рыбкой скользнула назад. Место, где она вышла не нашли даже через пол часа, там было всё изрыто, забросано мусором.

А из развалин башни раздался крик женщины:

— Уходите!

— Любовь Николаевна! — ответили ей через мегафон. — Прошу вас, выйдите к нам!

— Убирайтесь! Уходите! — крикнула она визгливо, но решительно. — Если приблизитесь — я убью детей!

И детские голоса тут же мрачно повторили:

— Уходите, а то она нас убьет! Задушит и на куски разрежет!

— И съест! — звонко крикнула девочка.

После этого в развалинах раздался металлический скрежет.

— Они там заперлись, — сказали рядом.

Кто-то выругался:

— Вот чёрт! Как их теперь оттуда выкуривать?

Вот тогда-то и вызвали спецназ из области. Потом приехал важный переговорщик в помощь местному детскому психологу, Анне Ветровой. Привезли вагончик, приехали скорые. С грохотом, разрезая воздух лопастями, над площадкой завис вертолёт. С него шустро, как в фильме, посыпались на площадку ребята из спецуры.

На грохот, который поднял вертолёт, конечно же сбежались жители всего Старого. Максим видел, как многие фоткали площадку, звонили кому-то.

Что поделаешь, век мгновенной передачи информации!

О шумихе доложили начальству и было решено ставить второй круг оцепления — от зевак. Ждали, что из соседнего города приедут журналисты, блогеры. К утру и из Нижнего доберутся, это уж точно.

Максим думал, что напрасно развели такую шумиху, напрасно пригнали столько техники. В конце-концов там одна женщина и трое детей, а не отряд террористов. И может быть лучше было бы не пугать их…

Приказ пропустить машину за ограждение пришёл когда она уже съехала с дамбы и приближалась к ним. Максим ещё подумал, что приехали блогеры и собирался развернуть их, как вдруг запищала рация:

— Машину с номером восемь-восемь-шесть пропустить!

Чтобы машина проехала, Максиму пришлось отступить к самому краю дороги. Места тут было очень мало, колючие кусты тыкали в спину ветками и его едва не задело зеркалом, когда машина проезжала мимо.

На заднем сидении была женщина. Она в его сторону и головы не повернула, сидела как кукла, качалась в такт движению. Глаза выпучены и неподвижно смотрят вперед.

Максим её сразу узнал, да и как было не узнать. Каждая собака в их крошечном Кайбушке теперь знает Наталью Кривоносову. Но что она тут делает? Кто решил, что ей сюда можно?!

Машина проехала, мигнула задними стопами, её пропустили за ленту, на первый кордон.

— Вот зачем её привезли сюда, а?! — к нему подошёл Ранис. — Они там все с ума сошли, что ли?!

— Угу! — кивнул Максим и посмотрел в сторону площадки. Оттуда так и тянуло холодом — Волга только сегодня вскрылась.

— Ты видел, какая она сидела, а? Как убитая, — сказал Ранис. — Жалко её. Я одного не понимаю, откуда берутся такие твари, как Любовь Мергарина, а?

— Чёрт их знает откуда. Может она больная, эта Мергарина? — сказал Максим.

— А если не больная? Если она здоровая?

— Тогда не знаю откуда, — пожал плечами Максим. — Ты к чему ведёшь?

— Может раньше люди были умнее нас. Когда верили в чертей и шайтанов всяких? Может это всё правда?

— Это же удобно, — сказал Максим. — Так можно что угодно объяснить, типа я не я, а был одержим бесами, понимаете, я не виноватый!

— Не, не! Раньше её бы сожгли за такое, а теперь поймают и посадят! Выйдет ещё не старая. А я считаю, что её надо пристрелить, как собаку бешеную! — мрачно сказал Ранис.

Максим промолчал. На самом деле, в глубине души он был согласен с другом, но говорить этого вслух не хотел. Пристрелить… вроде она и правда заслужила. Но ему ли это решать?

— У нас городок был тихий, два убийства в год, а что теперь? — сказал Ранис и отошёл.

И правда, у них городок всегда был тихий. В основном случались кражи, да пьяные драки. Иногда убивали, тоже в основном пьяные. Максиму, когда он только вышел на службу, начальник сказал: «Одна бытовуха у нас тут бывает, ну, ты знаешь. Только твоему отцу не повезло, конечно. Но его дело к службе не относится».

Максим, конечно, знал всё про дела Кайбушка, отец работал в полиции, тогда ещё милиции, двадцать лет, до самой смерти. Вместе с этим начальником, кстати, Николаем Семёновичем…

Размышляя обо всём этом, Максим отправился проверять ограждение. Оглядывая окрестности, он всё время думал о странном поведении детей — что с ними такое? Они выступают на стороне похитительницы, будто не хотят возвращаться домой. Стокгольмский синдром?

Вспомнил, как девчонка, увидев их, подняла тревогу. И понимал — кричала она не от страха, ведь сразу поняла, что они из полиции, так и крикнула своим: «Тут полиция, тётя Люба! Полиция!».

Почему же бросилась не к ним, а наоборот? Чем эта Мергарина их там держит?

Дети словно стойкие солдатики, терпят холод, голод, неудобства. Неделю назад было всего плюс три! А там, под землей как в такую погоду?! И они всё это терпят. Ради чего? Ответа не было.

За водонапоркой гремел мегафон — переговорщик всячески умасливал Мергарину, пытался вывести на разговор. Мергарина молчала. Ясно было, её так просто не выманить.

Ограждение плавно спускалось к самому берегу, на пустой, каменистый пляж. Тёмная волна слабо накатывала на берег, заваленный снежными глыбами, пространство просматривалось во все стороны. Никого не было, когда он ясно услышал шорох.

Максим услышал шаги, довольно близко. Протёр глаза. Никого. Тем временем шаги прошелестели совсем рядом, он слышал, как скрипит галька. У него что, слуховые галлюцинации?

Снова хрустнули камешки, в паре шагов. Максим вытянул руку, ощупал воздух. И вдруг совсем рядом проговорили:

— Выйди ко мне.

Звук исходил отовсюду сразу и звучал прямо в голове. Сперва тихий, как шелест волн, затем он ударил в уши:

— Выйди! Выйди!

Максим вертел головой как ветряная мельница. Во все стороны только пустой берег! И тут же раздался жалобный детский плачь. Казалось, он доносится из-под земли:

— Отпусти нас… Уходи, оставь нас!

Это она, девочка Даша кому-то отвечает. Наверное тут ещё какой-то лаз, ведущий на поверхность? Но с кем она говорит? Максим медленно пошел в ту сторону. Шагал потихоньку. Главное — не спугнуть.

— Мы не хотим, не выйдем! Ты снова будешь нас мучить! Уходи, уходи… — отчаянно шептал ребенок.

Максим опустился на землю, потрогал камни руками, пригнулся. Будто в насмешку выкатилась Луна и осветила берег призрачным светом, чтобы он убедился — никого тут нет.

— Выйди! — властно требовал голос, раздаваясь отовсюду.

Вот теперь Максим узнал его — это же Наталья, потерпевшая, мать детей! Только вот на берегу её нет. Он шагнул вперед и сказал вслух:

— Стоять! Кто тут?!

И добавил тихо:

— Всем выйти из сумрака!

Это он так, себя подбадривал.

Хрустнули камешки совсем рядом, возле уха прозвучал странный звук, будто кто-то втянул воздух, так делают собаки, когда обнюхивают. Затем всё стихло. Максим опустился на колени, приложил ухо к земле.

Там, внизу плакали дети. Он слышал их очень ясно.

— Дети, вы тут? — тихо спросил он. — Дети, я из полиции. Я вам помогу!

Злой мальчишеский голос отрезал:

— Если хочешь помочь, уходи отсюда! Не трогай нас и Любу!

Затем внизу раздался топот — дети шли куда-то вглубь подземных катакомб.

Максим представил, как там сейчас мокро и холодно, затем решительно направился наверх, на площадку.

В вагончике оперштаба доложил, что слышал детские голоса обходя периметр, указал точку. Затем вышел на улицу и вдруг заметил машину, ту самую, на которой привезли Кривоносову. Почесав за ухом, направился к ней.

Водителя на месте не было, зато Кривоносова сидела на заденем сидении в той же позе застывшей статуи. Руки висят как плети, плечи подняты вверх, грудь расправлена. Максим сел на водительское сидение, развернулся к ней:

— Здравствуйте.

Смотреть ей в глаза было почти что больно. Он никогда таких глаз не видел, они будто кричали.

— Вы меня слышите, Наталья?

Слеза выкатилась и упала ей на грудь. Она приоткрыла рот, это движение было странным — у рыбы, когда она бьется на песке, точно так же шевелятся губы, только у Натальи это получалось очень медленно.

Максим понял: она хочет что-то сказать, но не может. Почему? Интересно, её врачи смотрели?

Затем напряглись жилы у неё на лбу и на шее. Она покраснела, будто совершала неимоверное усилие и выдавила едва слышно:

— Спасите… их.

В своё время Максим повидал немало: как-то раз пришлось помогать скорнякам, парень-шизофреник заперся в квартире и не подавал признаков жизни несколько дней. Вскрыв входную дверь, они обнаружили его в туалете. Парень сидел на полу, скрючившись в странной позе и видимо сидел так уже давно.

Они с трудом вынесли его: как-то изменить положение тела, или разжать руки, сомкнутые вокруг коленей было невозможно. Врач сказала тогда, это кататония. И вот теперь, глядя на Кривоносову, он вспомнил слово: кататония. На парализованном теле жили только глаза.

Как же её скрутило… Улыбнувшись, он наклонился и отчетливо проговорил:

— Мы спасём их, верьте!

И подумал, что зря к ней полез. Тоже умник, голоса слышал. Спать надо во-время ложиться, а то рано или поздно скорчится вот так же.

— Ладно, отдыхайте. Очень скоро им помогут выйти и вернут вам! Все будет…

В каком-то диком порыве она качнулась всем телом, лбом ударилась в переднее сидение и тараща глаза выдавила:

— Нельзя. Оставьте там. С Любой!

Максим невольно отшатнулся — всё выглядело жутко. Он мгновение смотрел на неё, затем улыбнулся, кивнул, помог вернуться в прежнее положение и вышел.

Ясно, что женщина не в себе. Чего он от неё хочет? Небось накачали препаратами под завязку, вот и результат.