Максим вернулся назад, к своему посту, где они с Ранисом снова принялись гонять поселковых подростков, которые так и лезли к ограждению, пока не пришло время снова обходить периметр.
В этот раз голосов он не услышал, как и детского плача из-под земли. Уже почти не веря, что это и правда было, Максим вернулся назад. Прошло ещё совсем немного времени, как вдруг на площадке всё вдруг изменилось. Смолк мегафон, стихли голоса, люди будто замерли.
— Они выходят, сами! — крикнул Ранис.
Максим сделал пару шагов наверх. Отсюда было видно, как на площадке появляется детская фигурка. Это Павел, старший. Он брёл, прикрывая лицо ладонью от ярких прожекторов. За ним появилась ещё одна фигурка: средний брат, Марк. Он крепко сжимал руку Любови Мергариной.
К ним тут же бросились люди, но прежде, чем их разделили, дети, судорожно обнимая тётку, залились слезами. Их пришлось отрывать от этой Любови.
Максима сменили и он поднялся наверх.
Наталья так и сидела в машине окаменелой статуей. Только слёзы бежали по щекам, будто из открытого крана. Максим подошёл ближе и она его заметила. Снова нечеловеческое усилие, от которого вены у неё на лбу вздулись и шепот:
— Не… возвращайте!
— Не возвращать что?!
Она медленно подняла подбородок в диком усилии указывая на вагончик, куда увели детей.
Ничего не понимая, Максим отошел в сторону.
В вагончик к детям между тем пошла детский психолог, Анна Ветрова из местного ПНД и Никита Веселов, её помощник. Анна Ветрова красивая девушка, даже очень. Они с Максимом были знакомы уже давно, познакомились на изъятии детей из неблагополучной семьи и за день, проведённый вместе, даже немного сблизились.
Максим видел, что она к нему очень даже расположена, все сигналы говорили об этом. Но когда прощались, он так ей ничего и не сказал. Передумал в последний момент. Она была удивлена и расстроена, но быстро с этим справилась.
С тех пор, каждая их встреча сопровождалась легким флиртом и Максим знал, она ждёт от него первого шага, но так и не сделал его до сих пор.
Мергарина, которую уже в наручниках тоже подвели к вагончику вдруг рухнула в обморок. Ей тут же выкатили носилки из передвижного медблока. Когда дверь приоткрыли, Максим заметил, что там лежит девочка, Даша. Лежит на каталке, явно без сознания. Вскоре её выкатили наружу и отвезли к машине скорой помощи.
Проводив ребёнка до скорой, врач вздохнул и вытащил сигареты. Максим подошёл ближе:
—Здорово, Семён.
Тот повернулся:
— А, Максим. Привет. Вечерок тот ещё, да?
Он помял сигарету в пальцах и положил назад:
— Курить бросил, так, ношу одну с собой.
— Что с девочкой? Ранена?
Семён, который работал детским хирургом в городской больнице, покачал головой:
— Внешних повреждений нет. На внутренние повезли проверять.
— А почему она без сознания?
Семён пожал плечами:
— Я не знаю. Может стресс, может переохлаждение. Она сама вышла, там какой-то ход со стороны дамбы, она оттуда вышла, вся в слезах и упала.
— Ясно, — проговорил Максим, которому ничего не было ясно. — А вообще как думаешь? Их мучили?
Врач посмотрел на него, прищурился, задумавшись, покачал головой:
— Точно не знаю, на первый взгляд вроде нет, но нужно провести подробный осмотр. Даже если нет, им предстоит работа с психологами. Такое не проходит без последствий, ну, ты понимаешь!
— А зачем она вышла? — вдруг спросил Максим и врач посмотрел на него удивлённо:
— То есть ты о чем? Смогла сбежать, видимо и вышла.
— Угу, — проговорил Максим и направился в вагончик.
Когда он вышел, Мергарина так и лежала на носилках, у входа. Её охраняли, но почему-то не увозили в медблок, или к одной из скорых, что стояли на площадке. Тем временем Максим увидел Никиту, помощника Анны, который вышел на крыльцо.
— Никит, здорово!
Увидев его, Никита кивнул:
— И тебе не хворать!
Он улыбнулся, но лицо было напряженное, серое. Ещё бы, у Никиты у самого трое детей примерно того же возраста, а кроме того он живёт с пострадавшими на одной улице.
— Как они?
— Странно всё это, — бросил Никита.
— А что странного? Симптомы какие-то? Коллективное безумие?
— Нет, какое безумие… они в целом нормально. Чуть понижена температура, обезвоживание легкой степени. Это не страшно всё. Но дети полностью дезориентированы, орут как сумасшедшие при упоминании матери. Без понятия, чем Мергарина их так задурила, но у неё это получилось отлично.
Максим спросил:
— Слушай, а может не только в Мергариной дело? Может, мать их обижала? Ты же по соседству жил, что-то слышал?
Никита нахмурился:
—Я тебе так скажу: я эту семью неплохо знаю. Наталья ни в чём не виновата, она хорошая мать. Это была нормальная семья, о детях хорошо заботились.
— Угу, ясно, — пробормотал Максим.
Никита ушел, весьма мрачный на вид, а Максим остался на месте, наблюдать за носилками, на которых лежала эта самая Мергарина. Скорая по прежнему не двигалась с места, так и стояла. И её саму не грузили в машину.
Максима вызвали в вагончик, к следователю. Войдя в закуток, он улыбнулся:
— Панюшин! Егор, ты?! Ты же в Нижнем вроде работал? Или тебя оттуда пригнали?
Тот вскинул голову:
— Светлов! А я всё гадаю — ты, не ты! Ну здорово, садись! Сколько не виделись? С выпускного! Я да, в Нижнем. Оттуда приехали на ЧП. Курить хочешь, может кофе?
Максим сказал:
— Не курю, а вот кофе я б выпил.
— У нас тут кофейный аппарат, сейчас!
Егор встал, налил два пластиковых стаканчика, один протянул Максиму.
— Мне нужно тебя опросить, ведь это ты их обнаружил, да?
— Я, — кивнул Максим.
— Давай сейчас коротко расскажешь, в общих чертах. А отчёт завтра напишешь. Давай в двух словах, что произошло, как обнаружил.
— Я ехал осмотреть СНТ Белый Явор, по дороге хотел купить воду. Заехал в Старый и… — внутри у него что-то вдруг щёлкнуло. Будто голосок в голове сказал: «разобраться надо». И замолк.
— И я увидел бабку. Мне показалось, она ведет себя подозрительно.
— Бабку? Угу. Кто такая, как зовут?
— Я не знаю, кто она, — сказал Максим. — В общем, я пошёл за ней, посмотреть, что она… — тут он прервался и сделал долгий глоток. Внутри всё противилось, голосок уже кричал своё «разобраться надо».
— И что она? — чуть поторопил его Егор.
— Она пошла сюда, на дамбу и к ней вышли дети и Мергарина. Потом бабка ушла.
— Куда ушла?
— Я не знаю, — твёрдо сказал он. — Я был один, послать за бабкой было некого. Я подумал, что лучше следить за местностью, вдруг Мергарина собиралась переместить детей. Остался, вызвал своих и ждал прибытия.
— Ясно-понятно. Ну ничего, старуху мы найдём. Позже. Ладно, на этом всё.
Егор просмотрел листки ещё раз и протянул на подпись. Потом попросил:
— Можешь ещё немного задержаться?
Максим кивнул:
— Хорошо.
— Я тебе через пол часика найду. Есть одно дело… у тебя всё так же срабатывает внутри чуйка, а? Может пригодится, — и подмигнул.
Максим вышел на крыльцо ничего не понимая. Он только что скрыл информацию по важному делу. Зачем? Ответов не было, что-то внутри, та самая чуйка, о которой спрашивал Егор, пискнула, что надо так сделать. Надо бы вернуться и дополнить рассказ.
Он уже готов был вернуться, когда зазвонил телефон. Денис, родной брат. Они не видиелись уже несколько месяцев, Денис работал на вахте, на северах. И созванивались далеко не каждый день.
Он взял трубку, удивляясь, что носилки с Мергариной так и стояли у вагончика. Она была в сознании, смотрела в небо отрешенно. Казалось, ей всё равно, что теперь будет. Чего её не увзят?
— Здорово, мелкий. Как ты? — спросил Денис. Голос у него был усталый, даже убитый.
— В целом пойдёт, — сказал Максим. — Ты сам как?
— Да не очень. Какая-то маета. Вот, решил позвонить.
— Можно я тебе чуть позже звякну? Я сейчас на работе, — сказал Максим потому, что из вагончика вышла Анна Ветрова. Привалилась к стене, выдохнула. Видок у неё был тот ещё. Максиму до зарезу хотелось её расспросить.
— Я думал, ты в отпуске, — вздохнул в трубке Денис.
— Вызвали. Ну давай, я звякну, — Максим нажал на отбой и подошёл ближе к Анне:
— Привет. Как ты?
Она улыбнулась:
— Привет. Я паршиво. Рада тебя видеть, хоть одно приятное лицо!
— А много неприятных?
— Вон лежит, например… — Анна подбородком кивнула на носилки с Мергариной. — Ужас! И лежит такая, как ни в чём не бывало!
— С виду по ней не скажешь, что способна на такое, — кивнул Максим.
— Пойдём, покурим? Невозможно на неё смотреть. Или ты не куришь, да? И я тоже не курю, но давай отойдём отсюда.
Они сделали пару шагов в сторону и Анна передёрнула плечами:
— Спокойная, обычная женщина! Я ведь её знала, Максим! Вот как так?! Она ведь была совершенно обычная, нормальная. И такое!
Максим кивнул:
— Я читал её личное дело, даже штрафов нет. Что с ней могло случиться? Может это из-за отсутствия семьи её переклинило? Захотелось своих детей, а своих нет и она вот… потекла крышей?
— Знаешь, это возможно, — кивнула Анна, — но тут видишь какая штука, сумасшествие это процесс, довольно долгий, иногда занимает годы. Часто близкие родственники последними понимают, что с их родней что-то не так. Потому, что рядом живут и перемены происходят постепенно, по капельке.
— Прям уж по капельке? — спросил Максим.
— Именно-то! Симптомы нарастают, медленно, незаметно. Не бывает, чтобы человек лёг спать нормальным, а проснулся уже чокнутым. А тут… специалисты говорили с ее друзьями, коллегами, чтобы попытаться понять, что она будет делать. И знаешь, что?
— Что? — спросил Максим.
— Ничего. Она обычная, никаких признаков сумасшествия, маний, фобий, навязчивых состояний. И потом, знаешь, может коллеги не замечали, но скажи мне, как тихая мышь, которой её характеризуют, вдруг сумела задурить почти подростков так, что они до сих пор не могут слышать о матери!
— В смысле не могут слышать о матери? А что говорят?
— В том-то и дело, что ничего. Они орут, просто закрывают лицо руками и визжат в ужасе, как только я говорю об их матери.
— Странная реакция.
— Да уж! Сейчас вызвали психиатра из области, может он что-то скажет.
— Мать они ещё не видели?
— Ты что! Нет. И не увидят сегодня. Зато они спрашивают про «тётю Любочку». Всё просят не сажать её в тюрьму и твердят, что это они её попросили их забрать. Вот так.
— М-да…
— Уж да. Слушай, — она вдруг посмотрела на него и спросила: — Когда всё это закончится, ты не хочешь немного выпить со мной?
— Что выпить? Кофе? — усмехнулся он.
— Можно и кофе, — легко согласилась Анна.
— Хорошо. Только я пью чай.
— Ладно, пусть будет чай. Тогда я тебе позвоню, как закончу.
— Ты имеешь в виду, сегодня?
Анна кивнула:
— Ну да, а чего тянуть. Так как насчёт сегодня, если только не начнётся завтра? — она помолчала и улыбнулась: — Я решила сама сделать первый шаг. Что скажешь?
Максим вздохнул, глянул в сторону, собираясь с мыслями. Заметил, что Мергарину уже куда-то увезли. Ещё раз вздохнул, разозлился — да что он мнется как девка?
— Да, здорово.
Максим подумал: ну вот, всё как-то само собой решилось, намечается свидание. Анна не самый плохой вариант, кстати. Чего ему ещё надо?
На крыльцо вагончика вышел Панюшин Егор, помахал ему. Когда-то давно они учились вместе на юридическом, только Егор остался в Нижнем и стал следователем, а он, Максим, всё ещё болтается на должности участкового в родном Кайбушке.
— Макс! Пошли со мной, поучаствуешь в допросе! Тебе полезно, а мне помощь не помешает.
— Мергарину хочешь потрясти? — уточнил Максим.
— Ну а кого ещё? Детей что ли? Хотя я бы лучше эту вот допросил, — и усмехнувшись, он указал на Анну, которая шла куда-то.
На этот выпад Максим ничего не сказал.
— Ты как-то странно среагировал, когда я про ту длинноногую сказал, — заметил Егор. — Вернее, совсем не среагировал. Твоя знакомая что ли? Прости, если что не так. Сегодня всё наперекосяк, никто ни за что не отвечает, все ведомства собрались в вашем тихом болоте.
Максим только пожал плечами.
— А ты вообще её знаешь, эту вашу Мергарину? Она какая была? Может связи были странные, или что?
— Ничего такого. Обыкновенная, нормальная. Работала медсестрой.
Они заняли тесный отсек переговорной и вскоре конвоир привел Мергарину. Она вполне двигалась сама, смотрела перед собой, отрешенно, но больной не выглядела, только измотанной до предела.
— Наручники снимите, — попросил Егор. В глазах у него горели огоньки — взял след, как в годы учёбы. Он навалился грудью на стол, так что его лицо застыло напротив Любови. Несколько секунд сверлил её взглядом. Потом отодвинулся:
— Ну, давай, колись. Что хотела сделать с детьми? Убить, или продать? Тебя кто научил? Голоса нашептали? Или любовник?
Любовь молчала, даже бровь не дрогнула.
— Думаешь отмолчаться? Или под дурочку закосишь? А?! — Егор ударил кулаком по хлипкому столу, даже гул пошел, но Любовь не повернула и головы.
— Понятно. Ладно, мы пойдём другим путем. Плохим путем. Который тебе не понравится, Люба!
Девушка наконец посмотрела на него. В глазах у неё не было страха, ни капельки. Наоборот, она выглядела совершенно спокойной, будто бы ей всё равно.
— А мне не страшно. Делайте что хотите, хуже уже не сделаете.
И снова опустила голову:
— Вы уже сделали самое страшное. И даже не понимаете этого.
Егор глянул на Максима, приподняв брови. Выдохнул:
— Так, понятно.
— Егор Артемьевич, тут вам пришли материалы из области, — сказал конвоир, приоткрыв дверь.
— Я сейчас. Макс, тебе принести кофе?
Когда он вышел, в комнатушке остались только они с Мергариной.
Некоторое время длилось молчание.
— Зачем? Вас теперь посадят, — наконец спросил Максим и Любовь подняла голову. Пару мгновений она изучала его тоскливым взглядом, потом отвернулась.
— Не хотите объяснить что вас заставило так поступить? Вы себе всю жизнь перечеркнули. Ради чего?
Она тяжело вздохнула:
— Во-первых есть вещи поважнее, чем собственная жизнь. Я должна была их защитить. Спасти их, понимаете? У меня никого нет, не страшно, если я… понимаете? Главное помочь им. Детей… жалко.
— Защитить от чего, Любовь Николаевна? Скажите.
— Даже если я расскажу правду, мне не поверят. Никто не поверит.
— И всё же, от кого вы хотели их спасти? От родной матери?
Она только вздохнула, тяжело, протяжно.
— Она обижает детей? Бьёт их? Почему нужно было их спасать?
Любовь вдруг заплакала, тихо, отчаянно:
— Вы мне всё равно не поверите… и ничем не поможете. Думаете, всё кончилось?! Нет! Их ждёт ужасная участь… ужасная… ужасная!
— Опасность исходит от их матери?! Можете хоть это сказать?
Она помотала головой:
— Не могу. Вы не поймёте... началось всё с Андрея… это он привёз. Потом видимо и Наталья подхватила… Нет не могу я вам объяснить! Их мать уже не мать. Если хотите помочь… просто задержите их здесь. Им нельзя к ней, нельзя!
— Здесь — это где? В вагончике? В полиции?
— Около старой водонапорки. Не увозите их отсюда.
— Почему?
— Они здесь в безопасности.
— Почему?!
— Здесь… вы ведь мне не поверите! Но это особое место. Здесь земля…
Открылась дверь, вошел Егор, улыбнулся:
— Спасибо, Макс, помог. Я сразу понял, она тебе откроется, такие на тебя вечно западали, несчастные… — он осёкся и повернулся к Любови. Рявкнул: — Значит, будем съезжать по дурке?
— Ты всё слышал? — спросил Максим.
— Ну да, конечно. Ладно, так и запишем: косим под шизу. Мать-не мать, особая земля, ужасная участь. Голоса небось сказали. А, Мергарина? Голоса, да?
Любовь опустила голову. Пара слезинок упали на крышку стола.
Максим вышел из вагончика и сразу позвонил Анне:
— Ты ещё тут? Встретиться не передумала?
— Я тебя жду, мы уже закончили. Ты на машине?
— Моя далеко, у магазина. А ты?
— Подходи к выезду на дамбу, я сейчас буду.
Максим положил трубку и направился в условленное место. Народ уже разошелся, вертолет улетел вместе со спецназом, которому так и не нашлось дела. Из-за ленты медленно выезжала машина с потерпевшей, Натальей Кривоносовой.
Видимо она так и не выходила на улицу всё это время, сидела в салоне. И чего ради было приезжать.
Максим шагнул в сторону, пропуская машину. Наталья всё так же безмолвно качалась китайским болванчиком на заднем сидении. Едва машина проехала несколько метров, как он услышал шаги. Кто-то шёл вдоль ограждения. Максим повернулся, увидел голые ветки кустов, осевшие сугробы, камни... Второй раз за вечер его глючит?!
Он готов был поклясться, что кто-то прямо сейчас находится с ним рядом, даже вытянул руку вперед и пошарил в воздухе.
Машина немного притормозила, поднимаясь на дамбу, в момент, когда она замедлила ход, Максим услышал отчётливые звуки. Он готов был поклясться, что кто-то только что туда сел!
Ничего не понимая, он смотрел вслед удаляющейся машине. И вдруг Наталья на заднем сидении ожила, её тело отмерло, обрело пластичность, она повернулась и взглянула прямо на него. Максим готов был голову положить, что в этот миг её глаза сверкнули ненавистью.
Он застыл, испытав что-то сродни настоящему ужасу, а Наталья оскалила рот в жуткой ухмылке. Машина, переваливаясь на кочках, достигла дамбы, вспыхнули задние огни, затем она исчезли.