Глава 20
Тина
Время перевалило далеко за полночь, когда мы, совершенно обессилев, оторвались друг от друга. По телу разлилась приятная усталость, а губы горели от ненасытных поцелуев. Зак закинул на меня ногу и сгреб в тесные объятия, словно я могла попытаться сбежать.
– Моя, слышишь? – прошептал он, потеревшись носом о мой нос. – Никуда не отпущу.
Я смущенно хихикнула.
– Я скучала по тебе.
– Я тоже. Чем занималась, пока пряталась от меня?
Я неопределенно пожала плечом.
– Вчера в театральном кружке распределяли роли, и мне досталась самая маленькая роль с двумя репликами.
Зак нахмурился.
– Ты расстроилась?
– Нет. Знаешь, я решила уйти из кружка после этой постановки. Никогда не испытывала особого восторга от игры – просто хотела быть похожей на Эмму. Давно пора была признать, что у меня нет таланта, как у нее.
Теперь, после того как мы с Эммой и Оливией выяснили отношения, мне было гораздо легче мириться со своими промахами и ошибками, и я больше не испытывала панического страха неудач.
– Хватит сравнивать себя с другими, ладно? У тебя куча талантов, Мотылек.
– Каких, например?
Да, я нарывалась на комплименты. Мне по-прежнему не верилось, что Закари Калиф – мой угрюмый нелюдимый приятель – влюблен в меня.
– Ты обалденно танцуешь и очень вкусно готовишь. Я до сих пор помню курицу, которой ты угощала нас в день знакомства. Я чуть язык не проглотил – настолько это было вкусно. К тому же ты делаешь крутые фото и видео. Я заметил это по твоим страницам в интернете, а еще тебя хвалил Дэн – мой сосед, который работает в той же кофейне, что и ты. Он сказал: после того как ты начала вести их соцсети, у них прибавилось много новых подписчиков и заведение стало более узнаваемым. Правда, есть один минус: там теперь полно хипстеров, которые приходят только ради красивых, эстетичных фото.
Он состроил гримасу, и я хохотнула.
– И у тебя талант находить общий язык с людьми. Рири постоянно про тебя спрашивает и ждет на каждые выходные. А она, к слову, любит людей немногим больше меня. Еще ты крышесносно целуешься.
У меня разболелись щеки из-за широченной улыбки, с какой я слушала Зака.
Я нежно провела пальцем по небольшому шраму на его ключице, который чем-то напоминал кривую звездочку. Зак напрягся и, перехватив мою ладонь, прижался к ней губами. Очевидно, ему не понравилось, что я прикоснулась к его шраму.
– А ты чем занимался? – спросила я, чтобы сгладить неловкость.
Он задумался, прикусив губу, а потом огорошил меня словами:
– Ко мне вчера приходили Тэри и Кейси. Мы поговорили.
У меня в горле неприятно запершило. И хотя Зак сказал мне, что Кейси для него в прошлом, я все равно ревновала его к первой и самой большой любви.
– И как все прошло? – как можно более равнодушно спросила я.
Пока слушала рассказ Зака, я то хмурилась, то поджимала губы, то сжимала руки в кулаки. Меня раздирали противоречивые эмоции, но самой сильной была обида за Зака. Он заслуживал того, чтобы с ним поговорили по-человечески, а не изменили за спиной.
– Что думаешь об этом? – осторожно спросила я, не торопясь делиться своим мнением.
Зак долго собирался с мыслями. Между его бровями пролегла глубокая морщинка, которую мне так и хотелось разгладить пальцем. А лучше поцеловать так, чтобы все его горькие воспоминания растворились без остатка.
– Знаешь, я долго размышлял над всей этой ситуацией, – начал он грустным тоном. – Я все еще считаю их виноватыми, но теперь понимаю, что доля вины лежит и на мне.
– Что? Твоя-то в чем вина? – искренне возмутилась я.
Зак нервно провел языком по пирсингу и поморщился.
– Не совсем вина. Не знаю, как объяснить. Но я дружил с Кейси с двенадцати лет. Встречался с тринадцати. Восемь лет, Ти. И из этих восьми лет Кейси четыре года была влюблена не в меня, а в нашего лучшего друга. А я этого даже не замечал. Не видел, что моя девушка несчастна рядом со мной. Черт, да мы… – Зак судорожно вздохнул. – Как она вообще могла заниматься со мной сексом, если любила другого? У меня это в голове не укладывается.
– Зак, – я положила ладонь на его щеку и мягко погладила, – в этом нет твоей вины. Ты любил ее. Это вопросы к Кейси, как она могла спать с одним, если любила другого.
Он устремил задумчивый, грустный взгляд в потолок.
– Зак?
Я чувствовала, что его гложет что-то еще, но он не хочет – или не может – говорить об этом. Мне хотелось забрать его боль и переживания, хотелось, чтобы он был счастлив и чтобы у него на лице как можно чаще появлялась беззаботная улыбка и как можно реже – грусть и отрешенность.
Наконец он посмотрел на меня и крепче прижал к себе.
– Да, Мотылек.
– Я люблю тебя. Очень. И у нас все будет хорошо.
Его кадык дернулся, а рука, сжимавшая мою талию, напряглась.
– Я тоже тебя люблю. А теперь давай спать, мне завтра с утра на работу. Дети в спортивной секции из меня всю душу вытрясут, нужно набраться сил.
В его голосе слышались нотки веселья, но в этот раз они были полны фальши. Зак что-то скрывал от меня, но я решила не давить и терпеливо ждать, когда он сам решит мне открыться.
– Спокойной ночи.
Я поцеловала Зака в подбородок и, поудобнее устроившись на его груди, закрыла глаза.

Лучи солнца проникали сквозь окно и настойчиво щекотали своим теплом мои оголенные ноги. Они медленно, дюйм за дюймом, поднимались по моим бедрам, ласкали нежную кожу живота и поглаживали руки. Потом, словно обозлившись на отсутствие реакции, стали грозно напекать макушку и слепить глаза. Недовольно морщась, я уже хотела перевернуться на другой бок и накрыться одеялом с головой, но поняла, что одеяла нигде нет. Пока я спросонья пыталась нащупать его, осознала кое-что еще: я в кровати не одна.
События прошлой ночи вихрем закрутились в голове и сложились в единую картину.
Я была не в своей комнате.
Я призналась Заку в любви, и он ответил мне взаимностью.
Мы провели ночь вместе.
Нет, не так. Мы провели лучшую ночь в моей жизни.
Я открыла глаза и счастливо улыбнулась, обнаружив рядом спящего Зака. Одеяло, которое я пыталась отыскать, запуталось у него в ногах, прикрывая ягодицы и бедра. Он лежал на боку, подперев щеку ладонью, а другую руку держал на моем животе. Словно даже во сне боялся, что я сбегу.
Осмотревшись по сторонам, я заметила на спинке стула черную футболку Зака и надела ее. Меня окутал знакомый и до боли родной аромат. От мысли, что теперь я могу в любое время наслаждаться обществом любимого мужчины и не бояться проявлять чувства, внизу живота появилось приятное щекочущее ощущение.
От этих мыслей меня отвлек звук вибрации. Это Олив прислала сообщение в общий чат.
Олив
Тина, как ты там?
Не успела я прочитать сообщение, как в Сети появилась Эмма и тоже начала печатать.
Эмма
Ты поговорила с мистером Мрачная сексуальность?
Это прозвище закрепилось за Заком благодаря постоянным шуточкам Олив.
Пока я всеми силами избегала Зака, по настоятельному совету сестры прочитала «Ноттингем», и мне очень понравилось. Проблемы главной героини были мне близки, ведь она, как и я, боялась потерять лучшего друга, если признается ему в чувствах.
Я снова взглянула на Зака и с широкой улыбкой принялась печатать.
Тина
Да! И сейчас мистер Мрачная сексуальность спит в моей постели. Точнее, в своей, я ночевала у него.
Олив
А Я ГОВОРИЛА!
Я цокнула. Оливия обожала эту фразу, но сейчас я как никогда радовалась, что она оказалась права.
Эмма
Если вы будете такой же приторной парочкой, как Олив и Коул, я вас придушу.
Я с трудом заглушила смех, уткнувшись лицом в подушку, а потом на зло Эмме написала, что собираюсь расцеловать каждый дюйм роскошного тела своего парня, предварительно обмазав его взбитыми сливками или медом. В ответ Олив отправила в чат смеющиеся эмодзи, а Эмма – блюющие.
Зак продолжал крепко спать, и я, не в силах сдержать порыв, наклонилась и чмокнула его в губы – никакой реакции. Мой взгляд упал на его руку, которая снова лежала на моем бедре. Я никогда раньше не рассматривала его татуировку вблизи, потому что у меня было стойкое ощущение, что Зак не любит, когда пялятся на его руки. Я начала осторожно обводить пальцами витиеватый узор паутины, которая своими сетями окутывала колючие розы, торчащие из глазниц черепа, – такой сложный, многослойный рисунок наверняка занял кучу времени у мастера.
Зак даже не пошевелился от моих прикосновений, и я, осмелев, повела пальцами выше, как вдруг нащупала участок бугристой кожи. Словно там был маленький шрам. Я наклонилась и присмотрелась к чернильному покрову. Шрам был совсем небольшой – размером с ноготь мизинца – и практически незаметен под татуировкой. Я уже хотела отстраниться, но заметила второй шрам, потом третий, четвертый, пятый… Все его предплечье было усеяно мелкими шрамами. Я не могла понять их природу. Они не были похожи ни на ожоги, ни на прорезы, но их было так много.
Я вскрикнула от неожиданности, когда Зак подскочил на кровати и резко отдернул руку.
– Какого хрена? – прохрипел он сиплым после сна голосом, прижавшись спиной к стене.
– Я… Прости, не хотела тебя напугать, – заикаясь, сказала я. Мое сердце чуть не выскочило из груди.
– Тина? – Взгляд Зака стал более осознанным. – Черт, извини, я не хотел напугать тебя. Я просто… – Он спрятал лицо в ладонях.
– Зак, – с опаской прошептала я, – откуда у тебя эти шрамы?
Зак медленно убрал руки и посмотрел на меня затравленным взглядом.
– Это… не важно, Ти. Все в прошлом.
Воспоминания о волшебной ночи в один миг обратились в ничто. При виде беспомощности в глазах Зака мою грудь сжало в тиски. И хотя он сказал, что все это не важно, весь его вид указывал на то, что он лжет.
– Зак, пожалуйста, поделись со мной. – Возможно, я давила на него. Возможно, мне следовало заткнуться и не лезть к нему в душу. Но я не могла. Я чувствовала, что если сейчас мы замнем эту тему, то больше никогда к ней не вернемся.
Зак подтянул к себе одеяло, скрывая наготу и пряча под ним руки. Он всегда их прятал, когда замечал пристальные взгляды, хотя шрамы, из-за которых он, очевидно, и сделал татуировки, были заметны только вблизи.
А настолько близко Зак никого не подпускал к себе.
– Зачем тебе это, Тина? Чтобы потом меня, бедненького, пожалеть? Одна уже пожалела. – Голос Зака сочился ядом. – Даже встречалась со мной восемь лет. Видимо, тоже из жалости.
– О чем ты говоришь, Зак? – в недоумении спросила я.
Тут Зака прорвало:
– Да о том, что о происхождении этих сраных шрамов знала одна Кейси! И больше никто. Даже мама и Тэри не в курсе. Только она. – Он стиснул челюсти так, что я услышала, как скрипнули зубы. – Я думал, что она искренне любит меня, но после недавнего разговора понял: я – слепой идиот и эгоист. Я держался за прошлое, любил саму мысль, что девушка, которая встретилась мне в самый тяжелый период жизни, видела меня в неприглядном свете, знала мои страшные секреты и всегда будет моей. И меня не сильно заботило, как к этому относится сама Кейси.
– Зак…
Он резко повернулся ко мне, и в его глазах отчетливо читался страх. Эта эмоция впервые за время нашего знакомства отразилась на лице Зака, которому, как мне всегда казалось, все нипочем.
– Я не хочу так, понимаешь? Я не хочу, чтобы все свелось к тому, что со временем ты разлюбишь меня, но будешь продолжать мучить себя, встречаясь со мной из жалости. Поэтому тебе не надо знать, откуда взялось это. – Он приподнял правую руку. – Это осталось в прошлом и больше не влияет на мою жизнь. Никогда больше.
Он снова лгал. Ничего не осталось в прошлом. И продолжало отравлять его душу.
– Зак. – Я осторожно провела пальцами по его лбу, убирая с глаз непослушные пряди. – Вы с Кейси были молоды. Сейчас ты стал старше и опытнее – как и я. Ошибки прошлого не должны влиять на твои решения в настоящем. Пожалуйста, не закрывайся от меня. Я чувствую, как это важно.
Зак долго молчал. Мне уже начало казаться, что я не смогу пробить эту стену, которая выросла между нами за считаные минуты.
– Хорошо. Прошу, только пообещай мне, что… – Он судорожно вздохнул, а потом закрыл глаза на несколько секунд и продолжил более спокойным тоном: – Пообещай мне, что если твои чувства остынут, если ты полюбишь другого, то мы просто сядем, поговорим и разойдемся как взрослые люди. Я не хочу быть обузой и парнем, которого не любят, а жалеют. Обещаешь?
– Обещаю, – твердо ответила я, ни секунды не колеблясь.
Зак кивнул, и его плечи немного расслабились. Он потянулся к подушке и крепко обнял ее руками, словно искал в ней поддержки.
– В тот год, когда я познакомился с Кейси, в моей жизни произошло еще одно событие. Мама снова вышла замуж, – начал он свою исповедь. – Конечно, я расстроился. Все мои надежды, что папа вернется из Кореи и сойдется с мамой, окончательно разрушились. В целом мы с Саймоном – так его звали – сосуществовали мирно. Я не трогал его, он не трогал меня. Он работал в пекарне и иногда даже приносил мои любимые булочки. Так было первые три месяца. – Зак горько усмехнулся.
– Потом выяснилось, что Саймон любит выпить. Сначала пара банок пива по вечерам после тяжелого трудового дня. Потом бутылочка вина на выходных. Потом дошло и до виски с коньяком. И если трезвый Саймон был безобиден, пьяный Саймон постоянно пытался задеть меня. Когда мама уходила на ночные дежурства, он из доброго, порядочного семьянина превращался в настоящее чудовище. Обзывал меня криворуким или узкоглазым, говорил, что я урод и неудачник, поэтому у меня мало друзей. И он постоянно придирался ко мне: то я не так убрал со стола, не так помыл посуду, то слишком громко слушал музыку, то не так посмотрел, не так сел.
Зак ненадолго замолчал, будто собирался с мыслями. У меня по спине бегали неприятные мурашки, потому что я догадывалась, к чему идет его рассказ. Но даже самые страшные образы в голове меркли перед тем, что я услышала.
– И вот спустя четыре месяца Саймон впервые ударил меня – отвесил подзатыльник за то, что я испачкал грязными ботинками пол в прихожей. Было не больно, но унизительно. Когда мама вернулась с дежурства, я ей все рассказал. Саймон включил ангельскую невинность и начал заливать маме, что я утрирую, что это был шутливый подзатыльник, ничего серьезного. – Зак облизнул пирсинг и тяжело сглотнул. – И знаешь, мама ему поверила. Ему. Какому-то хрену, которого знала чуть больше года, а не мне – ее родному сыну.
– Зак, – с болью прошептала я, и он покачал головой.
Еще недавно я млела под солнечными лучами, а теперь в комнате стало зябко, как будто погода решила напомнить, что на дворе холодный ноябрь.
– Но самое страшное ждало меня впереди. В тот день мама ушла на очередное дежурство, а Саймон вернулся злой как черт и вусмерть пьяный. На мою беду, он вспомнил, как я нажаловался на него, и снова ударил меня. В этот раз кулаком в живот. Я думал, он мне отбил печень. – Зак нахмурился. – Знаешь, я был худым и слабым тринадцатилетним мальчишкой и никогда ни с кем не дрался. Типичный ботаник. А тут меня ударил взрослый мужик. Я охренел. Через несколько дней я снова попытался поговорить с мамой, но, как выяснилось, Саймон опередил меня. Он наплел ей, что я угрожал ему – типа, если он не уйдет, я скажу матери, что он якобы бьет меня. И мама снова ему поверила. Тогда я понял, что моей спокойной жизни настал конец.
– Как часто… – У меня запершило в горле. – Как часто он бил тебя?
Зак неопределенно дернул плечами.
– Иногда пару раз в неделю, иногда чуть ли не каждый день. Бывало, наступала белая полоса, и он не трогал меня целый месяц, но потом все снова повторялось. Я замкнулся, стал нелюдимым. Единственной моей радостью стали Тэри и Кейси. Правда, им я тоже ничего не рассказывал.
– Но почему, Зак? Тэри мог бы рассказать своей матери, а она бы образумила твою. Они ведь родные сестры.
Он затряс головой и прикусил губу.
– Мне было стыдно, Ти, понимаешь? Родители Тэри обожали его. Кейси тоже жила с отчимом, но называла его отцом и искренне любила. А меня избивали и оскорбляли, будто я ничтожество какое-то. Именно таким я себя и чувствовал. Никому не нужным ничтожеством. Я боялся, что, если Кейси и Тэри узнают, они тоже разочаруются во мне.
Мои глаза защипало от подступивших слез, но я быстро сморгнула их.
– А твой отец?
Зак цокнул и отвернулся. Казалось, этот разговор отнимал у него все силы, и я уже пожалела, что заставила его открыться.
– Примерно в то же время я узнал, что отец женился. У меня проскальзывала мысль попроситься к нему, но я боялся, что его новая жена невзлюбит меня так же, как новый муж моей матери. Со временем я привык к новой жизни. Научился избегать Саймона, особенно когда он пьян. Казалось, все не так плохо. Было место и хорошему. – Он слабо улыбнулся. – Я узнал, что нравлюсь Кейси, мы с ней впервые поцеловались и начали встречаться. И вот в один из дней маме позвонили из Франции и сообщили, что бабушка серьезно больна. Мама вместе с тетей Лайлой отправились туда, а я остался дома с Саймоном. Если бы я знал, чем все обернется, сбежал бы не раздумывая.
Зак опустил взгляд на свои руки, а потом слегка подрагивающими пальцами левой руки провел по татуировке в виде арабской вязи, которая переводилась как «терпение». Теперь я знала, что там был спрятан один из шрамов.
– Саймона уволили с работы, и он пришел домой пьяный и очень злой. Как сейчас помню, как он развалился на диване, включил телик и сказал, чтобы я налил ему пива, да поживее. Я знал, что с ним нельзя спорить – лучше сделать то, что он просит, и свалить куда-нибудь, чтобы не попадаться ему на глаза. У него была такая большая пивная кружка, которую ему подарил школьный друг, и он пил пиво исключительно из нее. В тот день удача была явно не на моей стороне. Не знаю, как так вышло, но я уронил ее. Она разбилась вдребезги, ударившись о плитку на кухне.
Зак судорожно вздохнул, и я заметила, что его пальцы, стальной хваткой впивавшиеся в подушку, побелели от напряжения. Это же напряжение витало и в воздухе, пропитавшись его тяжелыми воспоминаниями. Меня бросало то в жар, то в холод от понимания того, что настала самая тяжелая часть рассказа.
– Я смутно помню, как Саймон подлетел ко мне. Кажется, он ударил кулаком по моему виску, и я отрубился. – Зак запрокинул голову, прислонившись затылком к стене, и жадно глотнул воздух. Словно слова душили его не хуже стального каната. – Очнувшись, первое, что я почувствовал, – сильнейшую боль в голове и руке. Как будто в кожу впивались сотни гвоздей.
Я прикрыла рот ладонью, не в силах подавить всхлип. Не после того, как увидела одинокую слезинку, повисшую на его подбородке.
– Как оказалось, – он перешел на шепот, – я был близок к истине. Мне в руку… в руку впивались осколки разбитого стекла. Потому что… – Зак издал булькающий звук, и его грудь содрогнулась. – Потому что Саймон наступил на нее и вдавливал в пол… Моя рука была в крови. Повсюду было так много крови.
Остатки самообладания покинули меня, и я заплакала.
Зак продолжал сжимать подушку с такой силой, что у него на руках вздулись вены. Одинокая слезинка упала на белую наволочку.
– Я завопил от боли, и Саймон ударил меня ногой в живот. Потом еще раз. Он что-то говорил мне, но я ничего не слышал – рыдал от невыносимой боли. Мне было очень страшно, так страшно, что… – Зак снова всхлипнул и стукнулся затылком об стену. – Будучи тринадцатилетним подростком… я просто обмочился. Заметив это, Саймон брезгливо отшатнулся и наконец ушел. А я… Не знаю, сколько я так пролежал на полу, прежде чем пришла Кейси.
– Она помогла мне принять душ и убрала на кухне. Как же мне было стыдно, что ей пришлось делать это, видеть меня таким… Потом она вытащила пинцетом все осколки из моей руки и перебинтовала ее. Кейси была таким же ребенком, как и я. Она плакала вместе со мной, пока выковыривала осколки из-под кожи, а один раз даже убежала в ванную, потому что ее тошнило от вида и запаха крови. Но она была рядом. Не бросила меня одного и пообещала, что никогда не оставит. – Зак облизнул пересохшие губы, шумно шмыгнул, а потом спокойно продолжил: – На другой руке тоже остались порезы. Всего несколько. А еще за ухом.
Зак отпустил подушку и, повернув голову правым ухом ко мне, коснулся пальцами волос. Я сразу поняла, чего он от меня хотел. Приблизившись, я стала аккуратно перебирать густые черные пряди, пока не заметила крошечные залысины. Шрамы. Пять шрамов.
– Зак, – всхлипнула я, пребывая в полном ужасе от истории. Не выдержав, я обняла его за шею, и он не стал сопротивляться. Положил голову мне на плечо и, пока я гладила его по волосам и спине, продолжил:
– Саймона не было три дня. Вернувшись, он начал умолять меня простить его – видимо, понял, что перешел все границы. Я сказал ему валить в жопу со своими извинениями, сказал, что теперь у меня есть доказательство того, что он гребаный псих, и мама точно мне поверит. Тогда он ответил, что скоро я буду не нужен даже собственной матери, потому что она беременна. А когда она через две недели вернулась из Франции, уже сама «обрадовала» меня новостью.
– И ты не рассказал ей?
– Нет. И Кейси просил молчать. До четырнадцати лет я упорно прятал шрамы под длинными рукавами. Даже сам не мог смотреть на них лишний раз. Потом меня осенило. Я украл у мамы из шкатулки золотую цепочку с кольцом – мама до сих пор думает, что потеряла их. На вырученные с цепочки деньги я набил татуировки. Конечно, пришлось приплатить мастеру, чтобы он закрыл глаза на то, что я, малолетний сопляк, пришел бить тату без родителей или законного опекуна. А на деньги от кольца… – Зак судорожно вздохнул, – я купил дурь. В тот период мне было особенно тяжело, и я связался не с лучшей компанией.
Я похолодела от услышанного.
Сколько всего пережил этот парень? Сколько ему пришлось пройти?
– Но хотя бы в этот раз мне повезло. Подсесть я не успел, потому что меня под свое крыло взял Стив – он тогда еще работал в спортзале в нашем районе. Только благодаря ему я не скатился на самое дно. Я начал заниматься спортом, нашел, куда направить весь свой гнев и обиду на близких. Когда мне исполнилось пятнадцать, я впервые дал отпор Саймону. Разбил ему морду и пригрозил, что если он посмеет замахнуться на меня еще раз, то я его убью.
– А твоя мама? – осторожно спросила я, и Зак хмыкнул мне в шею.
Он больше не плакал, но время от времени его плечи все еще подрагивали. Я продолжала гладить его и осыпать поцелуями пахнущую мятным шампунем макушку, не обращая внимания на свои слезы.
– Мама истерила из-за моих татуировок, постоянно кричала и причитала, что со мной не так и во что я превращаюсь. Однажды мне так все надоело, что я сделал пирсинг в губе, брови, в носу и пробил тоннели в ушах. Даже челку выкрасил в синий. Мама чуть в обморок не упала, но зато прекратила возмущаться. Боялась, что я еще что-нибудь выкину.
– Ого, – только и смогла выдавить я.
– Ага, но потом мне это надоело, и я зашил дырки от тоннелей и снял пирсинги, оставил только в губе и в ушах. На память, так сказать.
– А где… где Саймон сейчас?
Плечи Зака напряглись. Он высвободился из моих объятий, намеренно избегая моего взгляда.
– Зак?
– Об этом я не говорил никому. Даже Кейси, – тихо сказал он, хрустнув суставами пальцев.
– Что ты с ним сделал? – с опаской спросила я, а потом ужаснулась от мысли, что не осудила бы Зака, даже если он убил того ублюдка.
– Мне было шестнадцать. Несмотря на случившееся и на поганые отношения с матерью, я был лучшим учеником старшей школы и мог спокойно поступить на полную стипендию даже в университеты Лиги Плюща. Я выбирал между Брауном и Принстоном. Мечтал в один день свалить из Арден-Сити навсегда. Но однажды я стал свидетелем того, как мой охреневший отчим пнул ногой кроватку, в которой плакала двухлетняя Сабрина. Тогда я понял, что он рано или поздно возьмется за старое. Вот только меня тронуть он уже бы не посмел. Знал, что силенок не хватит. И следующей его жертвой стала бы Сабрина. Моя сестренка.
Зак поднял на меня безумный взгляд. Его глаза покраснели от слез, а губы припухли от того, что он искусал их от нервов.
– Я избил его. Очень сильно. Мог бы убить его на хрен – даже не знаю, как сумел найти в себе силы остановиться. Я был несовершеннолетним, но у меня на руках все еще хранились доказательства его рукоприкладства, а еще был свидетель. Кейси. Поэтому я пригрозил ему судом, сказал, что найду на него управу, если он не уберется из нашего дома. И чудо наконец-то свершилось – этот козел свалил. Вот только из-за меня Рири осталась без отца, пусть даже такого хренового.
– Вот почему ты так заботишься о ней… Подожди. – Я нахмурилась. – Ты сказал, что мог поступить в университет Лиги Плюща…
– После всего, что со мной произошло, – перебил Зак, – я больше не мог доверять маме. Боялся, что она опять притащит домой какого-нибудь придурка, а тот испортит жизнь Рири. Я правда очень люблю ее и не хочу, чтобы она испытала что-то даже отдаленно похожее на мое прошлое. Вот. – Он шмыгнул и натянуто улыбнулся, а мое сердце в очередной раз разбилось. – Теперь ты знаешь, какого лузера выбрала в качестве своего парня.
Я покачала головой и взяла его за руку, а потом медленно провела пальцами по его многочисленным шрамам, глядя Заку прямо в глаза.
– Ты вовсе не лузер, ты – самый сильный человек с самым большим сердцем. После всего случившегося ты не сломался и не озлобился на весь мир. Ты помогаешь семье, заботишься о сестре и идешь к своей цели, невзирая на трудности. Таких, как ты, на свете единицы, Зак. И я очень горжусь, что могу назваться твоей девушкой.
Зак смотрел на меня округлившимися глазами так, как будто я сказала что-то сверхъестественное. Я прижалась щекой к его ладони, как ищущий тепла и ласки котенок, а потом принялась осыпать поцелуями каждый его шрам.
– Я люблю тебя, Зак, – шептала я, не отрывая губ от огрубевшей кожи. – Люблю каждый твой шрам. Всего тебя люблю.
Громкий судорожный вздох сотряс его грудь, и Зак впился в губы отчаянным поцелуем, обхватив руками мое лицо. Спустя мгновение я уже лежала на подушке, ощущая приятную тяжесть его веса на себе, и обвивала ногами его бедра. Он взял со стола последний квадратик фольги, не теряя ни секунды, и разорвал его зубами.
Эта близость была без прелюдий, но полна трепета и нежности. Зак двигался осторожно, плавно ускоряя темп, и смотрел на меня с любовью и преданностью. Я осыпала поцелуями любимое лицо, чувствуя солоноватый привкус его слез губах, и мысленно клялась себе, что сделаю его самым счастливым.
Когда мы уже лежали в обнимку, сладко целуясь и обмениваясь ленивыми ласками, я вспомнила кое-что, отчего раньше впала бы в панику, а сейчас лишь широко улыбнулась.
– Ты чего? – удивленно спросил Зак.
Он позвонил своему тренеру и попросил отгул на работе. Стив отпустил его без вопросов, поскольку у Зака была кристально чистая репутация и раньше он никогда не просил о подобном.
– Я только сейчас вспомнила, что не вышла на утреннюю пробежку.
Зак резко приподнялся, уперевшись локтем на подушку, и выглянул в окно.
– На телефон пришло оповещение о штормовой опасности? – серьезно спросил он. – Или на наш город напали инопланетяне? Другого объяснения я не могу дать тому, что ты, ленивая задница, пропустила утреннюю пробежку.
Зак нахально ущипнул меня за ягодицу, и я расхохоталась.
– Один мудрый человек сказал мне, что иногда нужно давать себе слабину, чтобы в один день окончательно не сломаться, – успокоившись, мягко ответила я.
– Думаю, самое время отблагодарить мудреца за дельные советы, – игриво произнес Зак.
Казалось, это вовсе не он поделился страшными воспоминаниями. Но я знала, теперь уже наверняка, что он снова надел свою броню, чтобы не выглядеть слабым. И я была убеждена, что Зак – самый сильный человек из всех, кого я знала. Но даже сильнейшим из нас иногда нужна поддержка.