Госпожа Смерть

Глава 33

Когда Судья обратился в камень, его заклятие утратило силу и рассеялось по всей округе.

Никки, сбросив каменные оковы, медленно выпрямилась и протяжно вздохнула, ожидая что из легких выдохнется пыль. Светлые волосы и кожа на шее вновь обрели упругость, зашевелилась ткань черного платья. Приподняв руки, она окинула взглядом ладони.

Своим стремлением Никки разрушила каменное заклятие, что окутало ее, но Натан пошел дальше и сокрушил хватку, сплетенную Судьей. Теперь старый волшебник сгибал руки и топал ногами, чтобы восстановить кровообращение, с недоумением качая головой.

Статуя Бэннона возле них, с застывшим выражением безысходного отчаяния, медленно наливалась цветом. Кожа порозовела, оранжевые веснушки и рыжие волосы вновь обрели свой цвет. Однако, вместо удивления вновь обретенной жизни, Бэннон упал на колени на городскую площадь и издал резкий вскрик. Его плечи затряслись, он склонил голову, всхлипывая.

Натан попытался успокоить обезумевшего молодого человека, похлопывая его по плечу, однако тот молчал. Подойдя ближе к Бэннону, Никки сказала мягким голосом:

— Теперь мы в безопасности. Что бы ты ни пережил, это было твоим прошлым. Это то, кем ты был, а не кто ты есть сейчас. В этом нет вины. — Она догадывалась, что юноша продолжал страдать из-за потери своего друга Иэна.

Но почему он произнес слово «котята», когда стал превращаться в камень?

На улицах и на площади вокруг глухой хруст постепенно становился гулким треском, сопровождаемый ветерком, что звучал как изумленный шепот. Никки обернулась и посмотрела на горожан, замурованных в камне жестоким правосудием злобного чародея — один за другим люди приходили в движение.

Когда сборище замученных скульптур обрело плоть, их по-прежнему переполняли кошмарные воспоминания, которые они так долго переживали. Затем начались рыдания и вопли, слившиеся в какофонию стенаний. Эти люди были настолько втянуты в свои собственные муки, что даже не пытались осмотреться и понять, что сейчас они свободны от ужасного заклятия.

Бэннон наконец поднялся на ноги, его глаза покраснели и опухли, на пыльном лице остались дорожки от слез.

— Теперь мы в безопасности, — сказал он, словно утешая жителей городка. — Все будет хорошо.

Некоторые из людей Локриджа услышали юношу, но большинство по-прежнему оставались в смятении и ничего не понимали. Мужья и жены, заметив друг друга, тут же кинулись в объятия. Дети, плача, бежали к своим родителям, чтобы снова очутиться в теплом уюте крепкой семьи.

Люди Локриджа, наконец, заметили троих незнакомцев. Один мужчина представился как мэр Раймон Барр.

— Я говорю от имени жителей этого городка. — Он взглянул на Никки, Натана, и Бэннона. — Это вы спасли нас?

— Мы, — ответил Натан. — Мы обычные путешественники, что ищут свою цель и горячий ужин.

С нарастающим гневом горожане заметили гротескную, пораженную ужасом статую Судьи. Никки указала на каменную фигуру извращенного человека.

— У цивилизованного мира должны быть законы, но справедливость не имеет место быть, если человек с отсутствием совести выносит приговоры, лишенные сострадания или милосердия.

— Если каждый из нас несет в себе чувство вины, тогда мы живем день ото дня осуждая себя, — добавил Бэннон, — Смогу ли я сам когда-нибудь забыть?..

— Никто из нас не забудет такое, — произнес мэр Барр. — И никто из нас не забудет вас, чужестранцы. Вы спасли нас.

Стали подходить другие горожане. На трактирщике был фартук, заляпанный пищей, которую он разносил неизвестно сколько лет назад. Фермеры и бакалейщики уставились на ветхий вид городка, на свои разбитые прилавки, остатки сгнивших фруктов и овощей, полуразрушенные ставни на окнах гостиницы, обвалившуюся крышу конюшни, старое сено в сарае.

— Как давно это было? — спросила женщина, чьи темные каштановые волосы выпадали из непослушного пучка. Она вытерла руки о подол. — Последнее, что я помню — была весна. Сейчас, похоже, лето.

— Но лето какого года? — уточнил кузнец. Он указал на дверные петли ближайшего полуразвалившегося сарая. — Взгляните на эту ржавчину.

Натан подсказал им какой сейчас год по Д'Харианскому летоисчислению, но эти люди далекого юга, с задворок Древнего мира по-прежнему жили по календарю какого-то древнего императора, поэтому названная дата для них ничего не означала. Они даже не помнили Джеганя и шествие Имперского Ордена.

Хотя мэр Барр был так же в замешательстве, как и все жители, все же пригласил всех на городскую площадь, где Никки и Натан дали разъяснения случившемуся. Каждая жертва помнила о своем столкновении с Судьей, и большинство из них вспоминали более ранние времена, когда странствующий магистрат прибыл судить их мелких преступников, и выносил справедливые приговоры — до того, как магия овладела им, прежде чем амулет и дар превратили его в монстра.

Одна женщина, держащая на руках маленьких сына и дочь, подошла к каменной статуе человека, причинившего им столько зла. Она мгновение стояла молча, затем лицо ее исказила ненависть, прежде чем плюнула на белый мрамор. Подошли другие, сделав то же самое.

После трактирщик предложил кузнечным молотом и долотом разбить вдребезги статую Судьи. Никки торжественно им кивнула.

— Я не буду вам в этом мешать.

Жители Локриджа мрачной, яростной толпой долбили и разбивали ненавистную им статую, пока Судья стал ничем иным, как осколками камня в пыльном крошеве. Превратив скульптуру в кучу щебня, люди заметно устали, хотя довольными не выглядели.

— Нам стоит вернуться в наши дома и наладить жизнь, — объявил мэр Барр, — наведите порядок в домах, позаботьтесь о наших садах. Отыщите других жертв этого человека и объясните, что произошло.

— Магия изменилась, и мир также подвергся изменению, — сказал Натан, — даже сместилось ночное небо. После наступления ночи вы обнаружите, что созвездия отличаются от тех, которые вы помните. И мы еще не знаем всех переделок в мире.

Никки добавила:

— В Д'Харианской империи лорд Рал низверг императоров, что угнетали как Древний мир, так и Новый. Мы пришли сюда, чтобы исследовать эти новые территории и рассказать вам, что повсюду может быть мир и свобода. Мы нашли этот город, освободили вас и уничтожили Судью. — Она взглянула вниз на неузнаваемые куски щебня, заметив гладкий изогнутый кусочек, который прежде мог быть ухом. — Этот человек — из числа тех монстров, с которыми ведет борьбу лорд Рал. — Колдунья расправила плечи. — И мы тоже.

Люди бормотали, переваривая эти новости, а Натан продолжал обеспокоенно качать головой.

— Я изучал магию на протяжении многих веков, — сказал он Никки, — и припоминаю истории о том, как древние волшебники Ильдакара обнаружили способ превращать людей в камень. Некоторые из них даже называли себя «скульпторами». Они использовали не только осужденных преступников, но и воинов, побежденных на их великой игровой арене. Такие статуи использовались как декорации.

Он провел большим и указательным пальцами по гладкому подбородку.

— Подобная магия делала больше, нежели просто превращала плоть в мрамор, как при алхимических опытах. Нет, это заклинание было иной формой магии, позволяющая замедлять и останавливать время, превращая плоть в камень, как если для нее прошли тысячи веков. Мне нужно будет обдумать это в дальнейшем.

В оставшуюся часть дня Никки и ее спутники узнали, что когда-то сеть дорог в горах соединяла множество других городов, и многие из этих поселений обслуживались одним и тем же магистратом. Никки опасалась, что Судья также обратил в камень и тамошнее население, но теперь, когда заклятие исчезло, эти люди также должны возродиться. Возможно, только что пробудилась вся эта часть Древнего мира…

— Спасти мир, как предсказала ведьма, так, колдунья? — задумчиво произнес Натан.

— Ты имеешь к этому такое же отношение, как и я, — напомнила она.

Волшебник просто пожал плечами.

— Благородный поступок по-прежнему остается хорошим деянием, куда бы ни привел долг. Я покинул Народный Дворец, чтобы помочь людям, и я счастлив делать это.

Никки не могла с ним не согласиться.

Встревоженные горожане разошлись, чтобы отыскать свои заброшенные дома и начать жизнь заново. Никки, Натан и Бэннон присоединились к трактирщику и его жене за трапезой из жидкой овсяной каши, сваренной из небольшого мешка с зерном, удивительным образом не испорченного.

Бэннон, однако, оставался крайне расстроенным и тщетно пытался найти покой и умиротворение. Он был раздражительным, пугливым, задумчивым, и, наконец, когда троица осталась без лишних ушей в одной из пыльных комнат гостиницы, Никки спросила его:

— Могу предположить, что ты все еще страдаешь от пережитого. Теперь заклинание разрушено. Что ты видел, когда оказался в каменной ловушке?

— Со мной все хорошо, — хрипло произнес Бэннон.

Никки не желала отступать.

— Выражение вины на твоем лице было несколько иным, чем когда ты рассказывал нам об Иэне и работорговцах.

— Да, приятного было мало.

Никки ждала, вдохновляя его своим молчанием, пока тот не выпалил:

— Это были котята! Я вспомнил человека с моего острова. Он утопил мешок с котятами. — Бэннон отвел взгляд от колдуньи, прежде чем продолжить. — Я пытался остановить его, но он бросил их в речку, и котята утонули. Я хотел их спасти, но не смог. Они мяукали и плакали.

Никки подумала обо всех страшных вещах, пережитых ею, о своем чувстве вины, которое она отбросила, о крови, которую пролила, о разрушенных ею жизнях.

— Это самая тяжкая вина, которую ты чувствуешь за собой? — Она ему не поверила. — Даже тяжелее той боли после случившегося с Иэном?

Карие глаза юноши, повернувшись к Никки, вспыхнули от гнева.

— Кто ты сейчас? Судья? Не тебе мерить мою вину! Ты не знаешь, как сильно это разбило мне сердце, как я скверно себя чувствовал. — Бэннон вышел в поисках другой свободной комнаты, где он мог бы переночевать. — Оставь меня в покое. Я больше не хочу об этом даже думать. Молодой человек закрыл дверь, невзирая на продолжающиеся вопросы.

Никки проводила взглядом его удаляющуюся фигуру, пытаясь оценить правдивость сказанных им слов, но было что-то неладное в глазах Бэннона, в выражении его лица. Он скрывал настоящий ответ, но колдунья решила не давить на юношу сейчас, хотя рано или поздно ей нужно будет это узнать.

Все здесь, в Локридже, прошли свои собственные испытания. Утомленная, Никки отправилась искать кровать, надеясь, что они будут спать спокойным сном без кошмаров.