Госпожа Смерть

Глава 64

Пробираясь сквозь сгустившуюся мглу, Бэннон чувствовал себя смелым и отважным. После всех испытаний, выпавших ему на долю, он больше не скрывался от своего прошлого, больше не делал вид, что этих темных воспоминаний не существует. Теперь он не просто Бэннон, сын человека, упивавшегося слепой жестокостью и издевавшегося над своей семьей, злобного человека, который утопил беспомощных котят и до смерти избил свою жену. Нет, Бэннон не был таким, как его отец.

Встав в полный рост, он шел лунной ночью в свою разведывательную миссию, пробираясь через мертвые предгорья. Хотя травы и низкорослые деревья по-прежнему были сухими и ломкими, юноша больше не ощущал со стороны холмов ядовитые выделения Пьющего жизнь. Местность больше походила на обычный пейзаж после долгой зимы: не мертвая, но спящая, ожидающая весеннего пробуждения. Теперь, после победы над злым чародеем, семена прорастут, взойдут всходы, вырастут луга и леса.

Но Виктория проявляла излишнее нетерпение по отношению к этому естественному процессу. С болезненным ощущением где-то на дне живота, Бэннон взвешивал вред, что она нанесла своим буйным заклинанием плодородия. Вместо того, чтобы позволить Шраму пробудиться по собственному желанию, Виктория на самом деле плеснула ледяной водой в лицо серьезно больного человека.

Стиснув зубы, молодой человек продолжал брести сквозь ночь, пробираясь к расширяющейся границе джунглей. Бэннон остановился передохнуть возле освещенного лунным светом валуна, вытащил свой бурдюк, чтобы попить, вслушиваясь в бескрайнюю звездную тьму. Он ощущал вибрирующую силу разрастающегося леса и слышал неизменные потрескивающие звуки деформируемых ветвей, растущих стволов и извивающихся лоз вместе с шевелением листьев. Сочетаясь, все это звучало злобным смехом.

Дрожь пробежала по его спине. Он знал, что Одри, Лорел и Сейдж находились там, в этой массе дикой растительности, искаженные бесконтрольной магией Виктории. Его сердце болело за них. Он вспоминал их прикосновения, их поцелуи, смех. Юноша улыбнулся, подумав о теплом дыхании возле уха, о том, как он любил гладить волосы девушек, касаться их тел. Такие прекрасные, чудесные, нежные… Не могли они вот так просто его покинуть!

Затем ему пришлось сдержать нахлынувшую тошноту, вспомнив, что они сделали с Саймоном. Не оттолкни его ученый-архивариус в сторону в своем стремлении вырваться вперед, Бэннона разорвали бы на мясные ленты, оросив его кровью почву, чтобы породить еще больше их ужасной магии.

Юноша крепко прижал костяшки пальцев к глазам, желая, чтобы эти воспоминания оказались просто сном, кошмаром… но это было реальностью, точно так же, как и убийство его матери, как и то, что он оставил Иэна работорговцам. Он не мог притворяться, что когда-нибудь эти воспоминания уйдут.

Чувствуя покалывание волос на затылке, Бэннон отошел от валуна, насторожившись и принюхавшись к воздуху. Юноша повернулся и глянул вверх, увидев Мрра — песочно-золотистые кошачьи формы в лунном свете, — присевшую на выступе скалы. Большая кошка издала урчащий звук, но Бэннону она не угрожала. Песчаная пума знала его, возможно, даже понимала, что именно он попросил Никки не убивать ее, и исцелить раны.

Мрра просто сидела и смотрела в ночь. Пока Бэннон изучал мощные рыжеватые формы и уродливые символы, клейменые на шкуре, он больше не вспоминал беспомощных утонувших котят, лишь радовался тому, что спас зверя, и в некотором смысле тем самым спас частицу себя. Эти хрупкие, мертвые котята олицетворяли горе и вину. Судья обнаружил в разуме Бэннона эти мучительные переживания и вытащил их на первый план, словно его проклятие.

Сбежав с острова Кайрия, юноша искал жизнь не только полную приключений, но и ради сохранения самого себя. С тех пор он нашел все, на что мог надеяться, присоединившись к Натану и Никки. Он обрел не просто захватывающие приключения, но дружбу, признание и внутреннюю силу.

Бэннон понял, что обманывал себя иллюзией идеальной жизни, но то, что он обнаружил, выйдя в мир, было нечто большим. Больше всего остального молодой человек помнил взгляд, полный уважения и признательности, которым одарила его Никки, после того, как он помог ей уничтожить Пьющего жизнь. Он рисковал своей жизнью, отдав себя целиком, и вместе они победили. Бэннон не думал в тот момент, что его жизнь может стать лучше. Подобные мысли облегчали тяжкие воспоминания о произошедших с ним плохих событиях.

Взмахнув хвостом, Мрра, подобно лунной тени, исчезла в ночи. Сделав последний глоток воды, Бэннон побрел дальше, вопреки всему надеясь, что сможет спасти молодых послушниц, слишком захвативших его сердце, хотя и боялся, что уже слишком поздно.

Луна застыла, и ночь затаила дыхание, ожидая рассвета. Когда Бэннон, наконец, добрался до края неудержимых джунглей, их граница возникла неожиданно сама по себе, с запустением с одной стороны и буйством зелени с другой. Он чувствовал запах листьев и смолистого дерева, могучий аромат дикой природы.

Вскинув меч, Бэннон встал перед лицом первобытного леса, надеясь, что ему не придется заходить вглубь. Подергивающиеся ветви и корявые, судорожные лианы тревожили его, но он держался храбро. Сделав глубокий вдох, юноша воззвал: — Я пришел за вами! — Молодой человек хотел крикнуть, но вырвался лишь шепот. Голос его словно надломился.

Растения вились и изгибались, будто змеи. В свете звезд, когда его зрачки расширились от страха, юноша заметил движения, послышалось шевеление, бывшее нечто большим, чем бешено растущими растениями. Они его услышали.

Красивые женские формы скользили между стволами, ветвями и волнистыми лозами. Даже с маскировкой их пятнистой кожи он мог разглядеть столь знакомые, красивые тела.

— Я пришел спасти вас, — сказал Бэннон.

Хотя облик девушек был кардинально изменен, молодой человек все же узнал Одри, Лорел и Сейдж. Его дыхание отдавало жаром, пульс мчался наперегонки. Он видел, что могли сотворить эти лесные девы, и знал, что они монстры… но все же так хотел их. Их сильный запах густо повис в воздухе, вызывая у него головокружение.

— Пойдемте со мной, — умолял юноша. — Мы можем вернуться в Клифуолл. Найдем заклинание, чтобы сделать вас вновь нормальными. Разве вы не хотите быть со мной?

Девушки засмеялись в унисон музыкальным созвучием, заставив задрожать все ветки в округе.

— Не будь глупым, — сказало существо, бывшее Сейдж. — Мы теперь стали нечто большим. Почему бы тебе не пойти с нами? Подумай, какое мы доставим тебе наслаждение с нашими новыми способностями.

Бэннон едва мог дышать. Его зрение размылось. Девицы казались гораздо прекраснее, чем он их помнил, прекраснее любой женщины, которую мог себе вообразить. Что-то было в их запахе…

Вокруг лесных дев внезапно выросли цветы, брызги ярких фиолетово-алых бутонов, которые он с содроганием узнал. Цветы смерти! От аромата закружилась голова, и в глубинах разума Бэннон знал, что Никки, должно быть, ошибалась насчет этих соцветий, потому что, без сомнений, это был самый прекрасный, самый восхитительный яд в мире!

Молодой человек добровольно сделал шаг вперед. Три девушки протянули свои изумрудные руки, вызывая туман из привлекающих ароматов. Прекрасные, но смертельные цветы расцветали вокруг них.

Слезы наполнили глаза Бэннона, потому что он так сильно в них нуждался. Он помнил, какие они чудесные, какие ласковые и заботливые, какими казались невинными, — и все же как умело они занимались с ним любовью.

— Мы можем быть вместе, — произнес юноша, — если только вы просто…

— Да, мы можем быть вместе, — прервала его Лорел. — Всегда.

— Мы хотим тебя сильнее, чем когда-либо, — сказала Одри. — Мы хотим размножаться, мы полны желанием.

— Мы можем быть всем, чем ты хочешь, — добавила Сейдж. —А ты дашь все, что нужно нам.

Они простерли руки, их груди манили к себе. Темно-зеленые соски были похожи на цветочные бутоны. Бэннон их жаждал. Он собирался подойти и постоять за них, сразиться, чтобы их вернуть. Меч в его руке казался скользким. Ладони так вспотели, что он едва могла держаться за плетеную кожей рукоять.

— Приди к нам, Бэннон, — манила Лорел. Другие эхом повторили ее зов.

Он не мог удержаться и поддался, скользнув к краю джунглей.

Мощным порывом в него врезалась рычащая фигура из меха. Всем своим весом песчаная пума сбила парня с ног и повалила за пределы досягаемости порочных лесных дев.

Прекрасные видения зарычали, раскрыв рты, выказывая длинные деревянные клыки. Их руки потянулись, перевитые лозами, крепкими мышцами и сухожилиями. Пальцы их оканчивались острыми шипами, а гладкая, безупречная зеленая кожа на руках покрылась смертоносными колючками, с которых закапал млечный яд.

Охнув, Бэннон перекатился, пытаясь отдышаться. Действие чар прервалось. Мрра отпрыгнула, затем развернулась, зарычав. Лесные девы потянулись своими шипастыми объятиями, пытаясь схватить Бэннона, прежде чем тот покинет их границы.

Юноша инстинктивно рубанул Крепким, отделив руку Одри. Упав на землю, отрубленная конечность дернулась, растянувшись, и поросла корнями в глубины почвы, по-прежнему пытаясь нащупать свою жертву.

Взвыв, Одри вскинула культю, и из обрубленного конца путаницей лоз, мышц и кровеносных сосудов выросла новая рука.

Бэннон кромсал лесных дев, размахивая мечом и вбок, и вверх, и снова вниз, рассекая женские фигуры. Вместо красной крови они истекали зеленым соком.

— Я хотел спасти вас, — крикнул он.

Эти трое лишь смеялись, перерастая в новые, искаженные формы, обрастая ветками-руками, вырастающих из плеч и туловищ. Волосы созданий превратились в дикий, болотного цвета клубок прядей.

Песчаная пума ретировалась, зарычав на Бэннона. Он отступил на скалистую, пустынную землю, куда не могли добраться эти воплощения леса. Создания могли только наблюдать за ним со своего зеленого убежища. Бэннон отвернул взгляд и всхлипнул. По щекам потекли слезы.

— Я думал, что любил вас.

— Мы еще тебя получим, — девы прохрипели голосами, напомнив сгорающие в огне сухие листья. — И тогда ты будешь вечно наш.