Госпожа Смерть

Глава 53

Кольцо перекошенных столпов окружало пустоту ямы словно глотка гигантского погребенного змея, колодец, ведший в самые холодные глубины бесконечности. Из этой глубокой дыры безудержная магия Пьющего жизнь продолжала поглощать жизнь из мира.

Выбравшись из чернильной пустоты провала, появилось существо, которое было Роландом. Зловещий волшебник шел нетвердой, ковыляющей поступью, разбухал, сжимался, как замысловатая форма невероятной силы, переплетенная с безнадежной слабостью. Когда-то он был человеком, но доказательств его человечности почти не осталось.

Роланд ступил в потрескивающий воздух, освещенный вспышками сине-белых молний, извергаемых грозовыми тучами. Пыль закружилась и завыла, словно сам ветер задыхался в благоговейном страхе от присутствия Пьющего жизнь.

Одет чародей был в то, что когда-то являлось мантией ученого Клифуолла, но сейчас одежды истрепались, и вытянулись в длинные, развевающиеся лохмотья, тянущиеся за ним в глубокую яму. Из его тела проступала темная рябь, так как магия порочного волшебника крала сам свет из воздуха, выпивала его и поглощала, сливая все в черный колодец. Казалось, что на глубине, в недрах, лежит могущественный магнит жизни, магическая сила которого была настолько велика, что даже Пьющий жизнь не мог избежать его тяги.

Когда чародей заговорил, слова вытягивались из воздуха вместе с остальными звуками, похищая дыхание Никки, забирая все больше ее энергии.

— Немногие приходят, чтобы увидеть меня, — сказал Роланд. Его очертания замерцали, порванные одежды затрепетали в шторме его собственной энергии.

Колдунья коснулась кармана своего черного платья, нащупав твердое ядро ​​желудя Старейшего Древа. Она сделала шаг ближе, вспомнив многих ужасающих врагов, с которыми когда-то столкнулась, одолев.

— Я пришла уничтожить тебя.

— Да… я знаю, — произнес волшебник. — Другие тоже пытались.

Никки не услышала в его голосе презрения или высокомерия, лишь странный оттенок отчаяния.

Лицо мужчины вытянулось и исхудало, щеки впали, большие глаза покраснели от болезни. Шея Роланда стала такой же тонкой, как и выступающие веревочками сухожилия. Когда ткань его трепыхающейся одежды обнажила голую грудь, Никки потряс вид ребер, покрытых переплетением раздутых наростов, тело его, казалось, полностью состоит из опухолей. Беспорядочные протрузии бились и пульсировали — вместилища перенаправленной жизненной энергии, что росли у него изнутри, и продолжали расти, отчаянно нуждаясь в пропитании. Изнурительная болезнь гасила все то, что было безвольным волшебником, и контролировала его. Его ноги подгибались, спина кривилась. Роланд жил лишь потому, что являл собой форму краденой жизни, мешанину перелатанной плоти, мышц и органов.

— Пожалуйста… — сказал он гораздо более тихим голосом, перерастающим в рев. — Я голоден… Я испытываю жажду… Мне очень нужно! — Он покачнулся.

Пыльные люди у круга обсидиановых столпов стояли неподвижно.

Бэннон держал меч, но не мог скрыть дрожания своих рук.

Мрра, изогнувшись, зарычала, но не двигалась.

Пьющий жизнь поднял руки. Его пальцы были всего лишь палочками, покрытыми пленкой кожи — не имело значения, сколько жизни он вытянул из мира, этого было недостаточно, этого было слишком мало. Чародей скривил ладони в умоляющем жесте.

— Я не собирался делать этого. Я этого не хотел. — Он глубоко вздохнул и все вокруг озарила молния, поражая вершины обсидиановых стел. — Я не могу это остановить! — простонал Пьющий жизнь.

Никки, несмотря на то, что ощущала, как годы и жизнь вытягиваются из нее неумолимым усилием порочного волшебника, сделала шаг по неровной поверхности земли.

— Тогда я сама остановлю тебя.

Она сразится с ним, забросит его обратно в эту бездонную пропасть. Желудь Старейшего Древа, должно быть, самое мощное оружие, которое колдунья когда-либо держала.

Но ужасное истощение выжимало жизненные силы из ее мускулов, становились размытыми мысли.

В ввалившихся глазах Пьющего жизнь промелькнула странная вспышка. Опухоли, которые составляли его тело, стали извиваться, как скопище готовых поразить гадюк.

— Нет, — сказал он, — я должен выжить. Должен.

Армия неповоротливых, но смертоносных марионеток — более сотни Пыльных людей — пришла в движение, готовые атаковать.

Никки заставила себя сделать еще три шага, но Пьющий жизнь не отступил. Казалось, он стал больше, набухая от темной энергии, как гнойник, принявший форму человека и готовый вот-вот лопнуть под воздействием собственного зла.

Искаженные, разлагающиеся Пыльные люди подступали ближе. Бэннон бросился между Никки и противниками-мумиями.

— Я расчищу путь!

Он срубил руку по локоть одному, а затем снес голову второго существа. Череп, покрытый кожей, застучал по разорванной земле, клацая и щелкая оскаленными зубами.

Вытянутой ладонью руки молодой человек толкнул другую цепкую тварь, отбросив назад, на двух наступающих противников. Хотя к тому времени он выглядел как человек весьма преклонных лет, Бэннон махал и рубил мечом, раскалывая ребра, разделяя плечи, рассекая тела.

— Заверши свою миссию, колдунья! Убей Пьющего жизнь!

Никки чувствовала, что с каждой секундой увядает от старости и немощности. Она вспомнила одну старуху, которую когда-то давно видела в Танимуре, ковыляющую по рынку со скоростью улитки, как будто каждый ее шаг требовал тщательного обдумывания и последующего отдыха. Теперь Никки поняла, каково это. Ее кости стали хрупкими, суставы распухли и ныли, кожа на руках ссохлась и сморщилась.

С рычанием, песчаная пума также бросилась на Пыльных людей, кромсая оболочки жертв Пьющего жизнь, словно те были не более чем соломой и щепками. Изогнутые клыки Мрра превращали ожившие трупы в обломки костей и ошметки высохшей плоти.

За Пыльными людьми огромные скорпионы перемещались угловатыми движениями со скоростью паукообразных. Вспышкой рыжеватого меха крупная кошка, уклоняясь от ядовитых жал, заскочила на скалу, отведя нескольких скорпионов прочь. Когда одно из мечущихся жал собиралось проткнуть шкуру Мрра, Бэннон, размахнувшись мечом, отсек сегментированный хвост. Затем он проткнул твердую оболочку скорпиона и отбросил умирающее существо на двух подошедших Пыльных людей.

Рыча, Мрра вновь бросилась в драку, поскольку к Никки приближалось все больше высушенных трупов, пока та пробивалась ближе к Пьющему жизнь.

Злобный чародей подернул руками, направляя своих миньонов. Пыльные люди поползли из укрытий ссохшейся земли. Вместо павших монстров, растерзанных Бэнноном и Мрра, в бой вступало вдвое больше.

Времени у Никки оставалось немного.

Впалый взгляд Пьющего жизнь встретил ее холодные голубые глаза.

— Пожалуйста… — сказал он. — Я знаю, что причинил столько вреда, вижу, что я натворил, но не могу это остановить! Я просто хотел жить, хотел остановить болезнь, крадущую из меня жизнь. Я не желал этого проклятия.

Он поднял обе руки, стиснув свои когтистые пальцы в твердые, костлявые кулаки. Его тело вздулось вместе с темной пульсацией энергии, и Никки ощутила нахлынувший поток изнурительной слабости, которая чуть не свалила ее на колени.

— Я не знаю, как это прекратить!

— Если ты нашел в себе силу призвать такое, — сказала Никки хриплым голосом, — тогда сможешь найти способ остановить поток, стянуть рану, ведущую мир к смерти. Найди это в своей душе.

— Я уже давно выпил свою душу. — Его голос от отчаяния стал пустым. — Все, что осталось от меня, — это нужда!

Когда по Роланду снова пошла рябь, Никки поняла, что магия овладела им полностью. Заклинание само по себе стало живым существом.

Несметная армия Пыльных людей неуклонно наступала. Все больше ядовитых скорпионов застучали конечностями по валунам, устремившись к Никки.

Бэннон сражался в неистовом безумии. К этому времени он превратился в старика с немногочисленными седыми волосами, но все равно защищал Никки всеми силами, давая колдунье возможность сделать ход. Песчаная пума также выглядела постаревшей, ее мех покрылся пятнами парши, но клейменые формы заклинаний, казалось, защищали Мрра от смертоносного аппетита Пьющего жизнь.

На самой Никки проявилось множество признаков старения: ее руки, отмеченные старческими пятнами, покрылись спутанной сетью вен, кожа потеряла здоровый цвет. С каждым шагом она чувствовала себя так, будто сражается с ветром времени, старостью и слабостью.

Позади нее Пыльные люди окружили Бэннона, но тот продолжал сражаться, разрубая их на части, хотя врагов было слишком много. Мрра нырнула в бой, пытаясь защитить фехтовальщика, но подступила новая армия скорпионов, с жалами, истекающими ядом.

Никки сделала последний шаг и сунула руку в карман. Пьющий жизнь продолжал поглощать ее магию, и колдунья не могла выпустить ни огонь волшебника, ни одно из своих заклинаний. Он бы только впитал их и поглотил ее саму.

Никки вытащила пульсирующий желудь Старейшего Древа и процедила сквозь стиснутые зубы:

— Я…Тебя… Остановлю!

Пьющий жизнь раздулся еще больше, глядя на окружающих его существ. Как ни странно, он закричал в ответ: «Это должно прекратиться!» Со всплеском своей магии чародей крал больше жизни из мира, выжимая последние капли из воздуха, из пыли — и из Пыльных людей. Когда он истощил своих слуг, десять мумифицированных трупов вздрогнули, а затем рассыпались почерневшим костным прахом. Скорпионы потрескались, разбились и попадали в пыль.

Пьющий жизнь взвыл. Он, корчась, вскинул руки, словно инициируя этим последний зов, и ускорил магическую бурю. Теперь циклон начал втягиваться в бесконечную пропасть, бывшую ему логовом. «Спаси меня», умолял он.

Никки воспользовалась этой секундной передышкой.

— Нет. Никто не может спасти тебя, Пьющий жизнь.

— Я… я… Роланд, — прошептал он.

Никки протянула ладонь, раскрыв последний желудь Старейшего Древа, и выпустила незначительный всплеск магии, собрав вокруг себя воздух, что при других обстоятельствах не составило бы усилий. Вместо манипуляций с ветром, и вместо того, чтобы создавать кулаки из плотного воздуха, она направила поток, чтобы ускорить желудь. Снаряд, наполненный жизнью, пронесся болтом, пущенным из туго натянутого арбалета.

Пьющий жизнь кричал, и желудь влетел в его похожий на пещеру рот, погрузившись в горло.

В твердой скорлупе последнего семени Старейшего Древа содержалось средоточие жизни некогда обширного первозданного леса. Глубоко внутри порочного волшебника крепкий орех треснул и выпустил поток жизни, подобно прорвавшейся плотине в огромном водохранилище. Энергия возрождения вспыхнула в неудержимом взрыве жизненной силы, обновления и омоложения.

Роланд выпустил крик, который, казалось, издает сам Шрам. Злой волшебник был бездонной ямой с неуемным аппетитом, ему требовалась любая жизнь, любая энергия — а семя Старейшего Древа содержало и всю жизнь, и всю энергию. Захваченный удушливыми опухолями, чародей походил на человека, умирающего от жажды, ставшим теперь утопающим в нахлынувшем наводнении.

Его порочное заклинание пыталось поглотить безграничную мощь, бьющую гейзером из желудя. Пыльные бури завыли вокруг витых черных столпов; торнадо выпущенной ярости взметали сухую землю, разбрасывая повсюду острые обсидиановые снаряды.

Обессиленная, неспособная двигаться, Никки рухнула всего в нескольких шагах от края ямы Пьющего жизнь. Битва в теле злого волшебника разрасталась, он взвыл в агонии. Погруженный в него желудь вспыхнул и засиял в инферно жизни.

Пока Пьющий жизнь пытался погасить все это рябью голодных теней, остатки Пыльных людей распались треском костей и высушенной кожи. Последние скорпионы упали замертво, скрючив сегментированные конечности своих бронированных тел, жала их безвольно поникли.

Бэннон сбросил с себя трупы и поплелся Никки на выручку. Он ковылял, как древний старец, едва способный пережить еще один час. Мрра тоже поползла ближе к колдунье. Никки, несмотря на то, что была насухо выжата и полностью истощена, почувствовала прикосновение к своему разуму сестры-пумы.

Земля тряслась и грохотала. Трескались камни. Огромные валуны падали в яму Пьющего жизнь. Высокие стелы заскрипели, затем также рухнули в бездонную пропасть, словно срубленные деревья. Обвал продолжался, пока карстовая воронка не просела, заваленная обломками. Молнии били по всей округе.

Яростная битва за жизнь продолжалась. Пережиток Старейшего Древа изо всех сил пытался произвести новую жизнь, быстрее, чем Пьющий Жизнь смог бы ее выпить. Яркая вспышка, что вырывалась из желудя, тускнела и меркла, когда темная магия продолжала свое сопротивление, но тени все же исчезали, становились более обрывочными, как туман, тающий под утренним солнцем.

Наконец, порочный волшебник, — Роланд-Пьющий жизнь, — распался, его тело исчезло. Вся его смерть и пустота обратились пылью, и последнее яркое эхо вырвалось из желудя Старейшего Древа, стирая его останки.

Никки пошатнулась, чувствуя тепло, будто оживленная летним бризом.

Жизнь. Энергия. Возрождение.

Ее суставам стало легче. Перестало сжиматься горло, а когда колдунья сделала попытку отдышаться, то почувствовала сладость в воздухе, которую не испытывала с тех пор, как впервые увидела Шрам. Никки подняла руку к своему лицу, когда с глаз сошла слепота; ее кожа снова стала гладкой и упругой.

Бэннон поднялся, кашляя и дрожа. Когда он повернулся к Никки, она увидела, что волосы его вновь стали густыми и рыжими. Морщины, покрывавшие лицо молодого человека, исчезли, оставив только обычную россыпь веснушек.

Отряхнувшись, Никки поискала глазами место, где рассыпался Пьющий жизнь, где Роланд проиграл битву с последним семенем первозданного леса.

Там, посреди огромного, мертвого Шрама, торчал зеленый побег — единственное, что осталось от неудержимой силы желудя Старейшего Древа. Одинокий, слабенький саженец.