Глава 73

Преисполненная усердием занимающегося меммера Никки обдумывала все знания, которыми обладала, все выученные заклинания, силы, украденные у убитых ею волшебников. Должно быть другое решение.

Желая остаться наедине со своими мыслями, колдунья вышла наружу, постоять под большим выступом главного грота утеса. Она смотрела через скрытые защищенные каньоны на теснившиеся жилища в углублениях поменьше, разбросанные вверх и вниз по скалам на противоположной стороне. Все эти люди жили тут, в укрытии, на протяжении тысячелетий, охраняя этот секретный архив. Они, казалось, пребывали в безопасности, нетронутые внешним миром, пока юная Виктория, спустя тысячелетия, случайно не обрушила маскировочную пелену вскрыв тем самым великую библиотеку.

Никки знала, что знания, содержащиеся в архиве, слыли довольно опасными, но, что хуже, находились такие любители, мнившие себя волшебниками, которые не осознавали опасность тех сил, что они по глупости высвобождали.

Сейчас, к концу дня, укромные каньоны казались мирными и спокойными, словно не подозревали о чудовищном потоке жизни, приближающемся разрушительной волной с другой стороны плато. Никки должна остановить ставшую чудовищем Викторию. Она знала, как выполнить задачу, как одержать победу над Госпожой Жизнь, но как бы ни была высока цена, как ее отплатить Никки не знала. Решение казалось невозможным.

У Никки, одаренной колдуньи, был лук из ребра дракона, имелись стрелы, воля, и готовность встретиться с Госпожой Жизнь чтобы убить ее.

Но не было неотъемлемого яда.

Тем не менее, Никки отказывалась признавать невозможное. Никогда и ни за что.

В залах Клифуолла чувствовалась напряженность, когда ученики пытались найти способ помочь. Натан оплакивал смерть Мии, и Никки знала, что волшебник сделает все, чтобы уничтожить Викторию и ее безудержную плодовитость. Но у старика не было магии… а выпусти он то, что есть, дикая и неконтролируемая обратная реакция наделает больше разрушений, чем Виктория.

Должно быть что-то еще…

Затерявшись в мыслях, Никки уставилась в нависшую над каньонами тишину, где пастухи, фермеры и садовники шли по своим делам, ожидая того, что случится дальше. Защищенные, миролюбивые, безмятежные.… Тяжкий груз давил ей на плечи. Эти люди рассчитывали, что колдунья всех спасет, потому что ни у кого другого не имелись на то способности.

Однако сама Никки не была уверена в обладании одной способности — способности любить.

Казалось, смешно и трагично, что, несмотря на все ее знания, всю великую магию, которой она обладала, — и все способности, которым обучилась вместе с украденным могуществом, — самая страшная неудача Никки была простой человеческой эмоцией, которую, если пожелает, мог выразить любой ребенок.

Глаза защипало, пока она смотрела на тайный каньон, где множество людей жили непотревоженными целые поколения. Никки хотела сохранить этот мирный дом для жителей Клифуолла, и особенно для Тистл. Девочка так много пережила, так много потеряла.

Будучи ребенком, Никки любила своего отца, несмотря на то, что убеждали ее иначе. Не понимая глубины его приверженности его работникам, его делу, его будущему, Никки наблюдала за отцом, за его работой в оружейной. Она отмечала уважение рабочих к ее отцу, но не воздавала ему почестей за его талант, и все благодаря извращенному влиянию своей матери.

Мать заставляла Никки чувствовать себя бесполезной, подпитывая девочку изнурительной философией Ордена, пока Никки не захлебнулась ею, принимая за прекрасное угощение все то, чем ее кормили все то время. И лишь после того, как Ричард снял ей с глаз повязку и показал, как разбить эти пожизненные оковы, Никки поняла, как ее отец был предан своему делу и сколько вреда нанес ему Орден, вместе с тем, что они украли у нее самой своей искаженной философией.

Но отца Никки давно нет в живых, Орден уничтожен, Джегань убит ее же собственными руками, и она не могла переделать прошлое. Вместо этого она должна смотреть в будущее. Теперь, как часть новой цели во имя Ричарда, которую Никки приняла всем сердцем, она могла спасти мир от Госпожи Жизнь… если только найдет способ использовать имеющееся у нее оружие.

Нервно оглядываясь, меммер Глория вышла из каменных ворот главной башни, помахав Никки.

— Колдунья! Мы искали вас.

Никки ощутила крошечную искорку надежды, готовая схватиться за любую соломинку.

— Вы нашли другое решение? — спросила она.

Глория пыхтела, раздувая щеки.

— Нет-нет, колдунья. Просто девочка-сиротка попросила отыскать вас, говорит, что это чрезвычайно важно.

Никки мгновенно насторожилась.

— С Тистл все в порядке?

— Она ожидает в вашей комнате, чтобы поговорить с вами. Девочка обмолвилась, что это срочно, но никому из нас не сказала, что именно, только то, что мы должны найти вас как можно скорее.

Оставив Глорию, Никки помчалась в главные здания, спеша по коридорам. Она беспокоилась о девочке. Тистл видела разрушение своей деревни, сражалась с Пыльными людьми, песчаными пумами и драконом, и если уж она утверждала, что появилось нечто срочное…

Или, может быть, Тистл вспомнила некоторые детали, которые они могли бы применить?

Тистл ожидала в их покоях, сидя на койке — истертые коленки прижаты к груди, все тело дрожит. Когда девчушка увидела Никки, в ее больших медово-карих глазах читалось облегчение, но также и страх.

Прежде чем Никки успела что-либо сказать, девочка произнесла:

— Я уже съела семена. Я знала, что ты попытаешься остановить меня, но теперь уже поздно. Это был единственный способ, в котором я могла быть уверена, так что теперь ты должна сделать это.

Холод, будто тонкой ледяной струей, рассек спину Никки. Она шагнула вперед.

— Что ты имеешь в виду?

Тистл сжимала в руках высушенные лепестки и листья. Никки мгновенно узнала сморщенное растение, особый фиолетово-алый цветок, его рассыпавшийся стебель. Девочка протянула руки, чтобы показать. Цветок смерти, ядовитое растение, который Бэннон неуклюже подарил ей, не зная его ужасающих возможностей. Как колдунья, Никки сохранила соцветие, потому что знала, что такое мощное средство не должно пропасть впустую.

Глаза Тистл вспыхнули. Никки кинулась навстречу девочке, но та сунула остатки высушенных лепестков себе в рот.

— Остановись!

Тистл проглотила.

Никки схватила ее подбородок, потянув за челюсть, пытаясь удалить остатки изо рта, но Тистл крепко сжимала зубы.

— Слишком поздно, — пробормотала она. Затем начались судороги.

Никки призвала магию. Может, с ее помощью она избавит девочку от яда. Возможно, она найдет способ нейтрализовать смертельную субстанцию.

Но Никки знала, что никакое исцеляющее заклинание не сможет противостоять яду цветка смерти. Колдунья вспомнила пытки императора Джеганя, как он испытывал вариации смертоносного растения в лагерях, называя их «местами криков». Это не одна из тех леденящих душу историй, которые шепчут над кружкой эля в таверне. Цветок смерти был поистине самым страшным ядом из существующих.

Если бы Никки могла убить Джеганя снова, она бы это сделала.

— Нет никакого излечения, — вызывающе произнесла Тистл. — Ты сама мне об этом говорила. — Теперь ее рот был пуст. Она проглотила каждую частицу смертоносного цветка.

В гневе и отчаянии Никки трясла узкие плечи девочки.

— О чем ты думала? Зачем ты так поступила?

— Чтобы не оставить тебе выбора, — проговорила Тистл. Ужасная дрожь терзала ее тело, голос охрип. — Чтобы сделать долину вновь прекрасной, чтобы каждый мог жить своей жизнью… точно так, как я всегда хотела.

Никки обняла Тистл, словно боялась, что сиротка попытается сбежать.

— Это глупый, бесполезный поступок. Это не поможет.

В памяти Никки промелькнул образ Джеганя, сидящего возле своего шатра, слушающего долгую агонию испытуемых после того, как они глотали яд. Некоторым требовалось несколько часов, чтобы умереть, у кого-то это занимало дни. Даже самая умеренная доза вызывала кровотечение из глаз, из ушей, ноздрей. Некоторые жертвы корчились так неистово, что из-за судорог ломался хребет. Они кричали, пока не отхаркивали свои голосовые связки кровавыми ошметками. Их кожа раздувалась, суставы лопались. Некоторые раздирали кожу на лицах, пытаясь избежать боли.

Тистл вздрогнула в объятиях Никки, и начала кашлять. Кожа стала белой, как мел, губы побледнели. Ее грустные медово-карие глаза наливались кровью.

Никки знала, что произойдет дальше с бедной девочкой.

— Нет никакого излечения, дитя. Зачем ты так сделала с собой?

— Для тебя. — Тистл задыхалась. — Чтобы дать тебе то, что нужно. Чтобы сделать выбор за тебя. — Она корчилась и металась, Никки пыталась крепче ее держать. — Что можешь сделать ты — это дать мне быструю и безболезненную смерть. Избавление. — Она подняла глаза. — Возьми одну из стрел, пронзи мне сердце, быстро и легко. Пока еще не поздно.

— Нет! — Никки призвала свою магию, пытаясь подобрать исцеляющие заклинания. Она направила в девочку силу, чтобы поддержать ее, но яд цветка бушевал лесным пожаром. — Я не могу!

— Возьми кровь моего сердца. Это ведь нужно, чтобы противостоять Виктории.

Никки бросила взгляд на бритвенно-острые стрелы с железными наконечниками, которые оставила на письменном столе.

— Если ты любишь меня, то спасешь от того, что будет дальше, — сказала Тистл. — Убей меня. Ударь стрелой мне в сердце.

— Нет!

Девочка продолжала охрипшим голосом:

— У тебя будет кровь, которая тебе нужна. Неотъемлемый яд. — Когда начались конвульсии, ее маленькие ладони схватили черное платье Никки. — Останови Викторию, спаси мою землю.

Сердце Никки разрывалось. Она держала сироту, чувствуя, что спазмы учащаются. Колдунья знала, что боль — лишь начало того, что будет длиться часы, возможно даже дни, когда Тистл, крича все это время, медленно будет разрывать себя на части.

— Я знаю, что ты любишь меня, — пробормотала Тистл, поднимая дрожащую руку, чтобы на мгновение коснуться щеки Никки.

«Нет…» прошептала Никки, и она не была уверена, что девочка ее услышала.

Тистл кашляла и вздрагивала, прижимаясь к ней лицом.

Не желая выпускать из объятий умирающую девочку, Никки протянула руку и магией потянулась за одной из стрел. Стрела проплыла по воздуху через всю комнату и опустилась ей в ладонь. Она ухватила пальцами древко, заметив серебристый блеск отточенной кромки наконечника.

Тистл больше не могла сдержать боль. Она вздрогнула и закричала.

Никки сжимала девочку как можно крепче, зная, что агония только усилится. Держа стрелу в правой руке, она немного повернула Тистл левой, находя уязвимое место на груди. Когда слезы выступили из глубины синих глаз Никки, она вогнала стрелу, забирая боль девочки так мягко, как могла.

И когда она вытащила стрелу, та от наконечника до самого окончания древка стала красной от густого слоя крови сердца Тистл. Неотъемлемый яд.

Никки склонила голову, невольно добавив еще один ингредиент в кровавую стрелу — одинокую слезу. Первая слеза, которую пролила Никки за очень долгое время.

Загрузка...