Осьмнадцатого октября,
Как грустно думать мне,
Лорд Джон и брат его Ротимей
Оба сгорели в огне.
Кони оседланы, и все
К отъезду готово было,
Но коварная леди Френдрофт{65}
Остаться их пригласила.
«Останьтесь, останьтесь до утра, —
Сказала с лживым лицом, —
Ведь такое было согласье
Меж моим и вашим отцом».
«Заедем в другой раз», — лорд Джон сказал.
Ротимей возразил: «Нет, Джон,
Уздечка лопнула у коня,
Боюсь, что я обречен».
В часовне колокола отзвенели,
И все разошлись на покой.
Лорд Джон и брат его Ротимей
Ночевали в спальне одной.
Сняли платье с плеча, погасла свеча,
И уснули бок о бок.
Но вскоре в покое поднялся
Синий густой дымок.
«Проснись, проснись, брат Ротимей,
Проснись скорей, заклинаю,
С молитвой к Всевышнему обратись:
Измена здесь большая».
Оделись они в единый миг
И выйти были готовы,
Но двери и окна все оказались
Заперты на засовы.
К окну решетчатому Джон
Через комнату прыгнул тотчас
И крикнул: «Это чья же рука,
Не дрогнув, заперла нас?»
Пока он в отчаянье стоял
У железной решетки окна,
Он леди Френдрофт внизу увидал,
На лужайке стояла она.
Он крикнул: «Смилуйся, леди Френдрофт,
Ведь в грех ты впадаешь сейчас.
Твой муж отца моего убил,
А ты убиваешь нас».
И громко ответила она:
«Накрепко заперта дверь.
Лорда Джона мне, конечно, жаль,
Но не жаль Ротимея, поверь.
На дне колодца лежат ключи,
Не выбраться вам теперь».
Лорд Джон вцепился в решетку окна,
И нет из огня пути.
Слуга его Гордон вышел вперед
В жажде его спасти.
«Прыгайте, прыгайте же, милорд,
Как только подам вам знак!
А я уж поймаю вас на лету,
Не отойду ни на шаг!
Прыгайте, прыгайте же, милорд,
Душа за вас болит.
Я уж поймаю вас на лету,
А Ротимей пусть горит!»
«Рыба не плавает в водопаде,
А в глине не вырастет рожь,
И даже самым свирепым пожаром
Нас с братом не разведешь.
Мне не прыгнуть никак, не прыгнуть никак,
Как ты меня ни мани:
Голова застряла в решетке окна,
Загорелись мои ступни.
Глаза выкипают из орбит,
И жарится плоть в огне,
И кровь моя в жилах уже кипит,
О горе, о горе мне!
Кольца мои я снимаю с пальцев,
Что так длинны и узки.
Передай ты эти кольца миледи,
И храни ее Бог от тоски.
Мне не прыгнуть никак, не прыгнуть никак,
Я первым сгорю из двух.
Погибла бренная часть моя,
А к тебе взывает мой дух».
Руки ломает, громко стенает
Жена его, волосы рвет
И верному Гордону говорит,
Стоя пред ним у ворот:
«Горе, горе тебе, Джордж Гордон,
Смерть ужасную ты заслужил:
Ты здесь живой стоишь предо мной,
А хозяина погубил».
«Я просил его прыгнуть, молил его прыгнуть,
Рукой подавал ему знак,
Я бы поймал его на лету,
Не сдвинулся б ни на шаг!
Он кинул мне кольца с пальцев своих,
Что так длинны и узки,
Велел их, миледи, вам передать —
И храни вас Бог от тоски!!»
О Софи Хэй{66}, о Софи Хэй,
Одела служанка ее,
Но она в исступленьи в тот же миг
Сорвала с себя платье свое.
«О горе мне, о горе мне,
С болью сердца не совладать.
Болело сердце на свадьбе с ним —
И сегодня болит опять».