Гранатовые поля

3. ТАЛИЯ

Талли.

Никто не называл меня Талли. Ни мои родители, ни мои братья и сёстры, ни мои друзья. Все называли меня полным именем.

Кроме Фостера.

Он считал, что это очень уместно, не только из-за моего имени, но и потому, что я люблю считать с помощью палочек^[1]. Я смотрела все его бои и спарринги с блокнотом на коленях, заполненным коротенькими черточками.

Нанесенные удары VS Попытки ударов. Удары ногами VS Удары руками. Тейкдауны и нокауты.

Подсчеты были для меня способом взять под контроль свои нервы. Если я вела счет, то меньше беспокоилась о том, что его ударят по ребрам или по лицу.

По этой же причине я считала свои удачные дни в больнице. Эти отметки, даже когда мне приходилось их стирать, давали мне позитивный взгляд на жизнь. Цель.

Талли.

Я не была Талли долгое время. До вчерашнего дня.

Это было похоже на возвращение в прошлое, в те дни, когда Фостер был самой большой частью моей жизни. В те дни, когда он был так близко, что мог бы быть и ударом моего сердца.

А кольцо…

Почему? Зачем он купил это кольцо? Особенно если оно не досталось его жене. Когда он его купил?

Оно выглядело точно так же, как и кольцо, которое я помнила, но это было невозможно. Он не стал бы покупать кольцо для меня, будучи женатым на Вивьен. Но всё равно, оно было таким знакомым. До боли знакомым.

Я никогда не забуду тот день, когда увидела это кольцо.

Босс Фостера попросил его выполнить одно поручение, забрать пару сережек, которые были подарком для его дочери. И я пошла с ним в Tiffany’s, потому что в те дни мы были неразлучны.

Пока мы ждали, пока продавщица принесет серьги, мы с Фостером бродили по магазину. Он предложил мне сыграть в игру. Он попросил меня выбрать моё любимое кольцо, чтобы он попытался угадать, какое именно.

Он угадал с первого раза.

Потому что из всех замысловатых, сверкающих колец он знал, что я выберу что-то простое и изящное.

Кольцо, которое я смогу легко надевать и снимать. Кольцо, которое я могла бы носить на цепочке на шее на работе и которое не будет впиваться камнем в кожу. Кольцо, которое будет прекрасно смотреться на моем пальце, даже если моя кожа потрескается и высохнет от частого мытья рук и одноразовых перчаток.

Это было за неделю до того, как он сказал мне, что женится на Вивьен.

За неделю до того, как он разбил мне сердце.

Он не мог переехать сюда. Он не мог жить в Монтане. Мы постоянно будем пересекаться. Невозможен такой вариант, что мы не будем сталкиваться на Мэйне-стрит или в каком-нибудь магазине. Куинси был слишком мал, чтобы избежать такого человека, как Фостер. Каким-то образом я должна была убедить его уехать. Каким-то образом.

Но сначала мне нужно было очистить голову. Мне нужно было разобраться со своим сердцем. Поэтому сегодня утром, приняв душ и быстро позавтракав, я вышла из дома и пришла туда, где всегда находила покой.

Домой.

На своем черном Jeep Wrangler я поехала по дорожке к маме и папе, проезжая под аркой ворот ранчо Иденов. За заборами, окаймляющими дорогу, на многие километры простирались заснеженные луга. Вечнозеленые деревья покрывали горные подножья, их ветви были покрыты белой вуалью.

Зеленый трактор с круглым тюком в вилах проехал по пастбищу за моим окном. За ним рысила вереница черных ангусских коров, у каждой из которых на ребрах было клеймо Иденов — буква Е^[2] над кривой линией в форме полозьев кресла-качалки.

Я любила ранчо. Мне нравились открытые пространства, семейное наследие и животные. В детстве я планировала стать ветеринаром. Хотела специализироваться на крупных животных, чтобы помогать на ранчо с крупным рогатым скотом и лошадьми.

До тех пор, пока в старших классах средней школы зимний вечер не изменил мою судьбу.

Моя учительница английского языка, миссис Хаскинс, была тогда на восьмом месяце беременности, и ей оставалось всего несколько дней до ухода в декретный отпуск. Был март, и на город обрушилась сильная снежная буря. Прогноз погоды не предсказал её силы. В один момент мы наблюдали, как тяжелые хлопья падают на землю, а в другой — сплошная белая мгла. Большинство дорог было закрыто только для экстренного проезда, а поскольку моя семья жила за городом, родители не могли приехать за нами.

Поэтому мы с моей сестрой-близняшкой Лайлой собрали наших младших брата и сестру, Матео и Элоизу, чтобы переждать метель. Миссис Хаскинс предложила свой дом в качестве места, где мы могли бы остановиться, пока буря не утихнет.

Мы преодолели два квартала до её дома и забрались внутрь. Её муж работал в транспортном отделе и в тот момент был за рулем снегоуборочной машины, так что она была рада нашей компании.

Пока у неё не начались схватки.

Мы позвонили 9-1-1, чтобы вызвать скорую помощь, но к тому времени, когда они приехали, я держала на руках слизкую новорожденную девочку.

Мне никогда в жизни не было так страшно.

Возможно, мне хватило смелости помочь, потому что я была так сосредоточена на том, что хочу стать ветеринаром. Я видела, как отец вытаскивал множество телят. Но с того момента мой путь изменился.

Мама всегда говорила, что стать врачом — это моё призвание.

Что, если я ошиблась? Что, если мне следовало остаться и работать здесь? Мне бы не пришлось иметь дело с Рэйчел. И я бы не встретила Фостера.

Я отбросила эти сомнения, приближаясь к дому. Утром на ранчо царила суета, наемные работники готовились к работе. Когда мимо проехал грузовик с парой парней в кабине, я помахала рукой, а затем припарковалась рядом с новым маминым Cadillac.

Каждый год папа покупал ей последнюю модель. В этот раз он купил ей Escalade, потому что она настояла на том, чтобы в машине было много места для автокресел её внуков.

— Талия, — Гриффин пересекал мамино и папино крыльцо, когда я выпрыгнула из своего джипа.

— Привет, — я улыбнулась, встретив его у первой ступенки.

В одной руке Гриффин держал дорожную кружку. Другую он вытягивал в воздухе, приглашая в свои объятия. От него пахло ветром и мылом с нотками костра, вероятно, от печки в его доме. С каждым днем он все больше напоминал мне отца.

— Ты выглядишь усталой. Ты в порядке? — спросил он. Грифф, как старший брат, взял на себя обязанность следить за тем, чтобы мы все были в порядке. Опять же, очень похож в этом на папу.

— Всё хорошо, — соврала я. Темные круги под глазами были следствием двух бессонных ночей, проведенных в беспокойстве о Фостере. — Что ты делаешь?

— Только что отвез детей, — он отпустил меня и провел большим пальцем по плечу. — Мама посидит с ними, пока я поеду за дровами. А как насчет тебя? Не работаешь сегодня?

— Нет. Я дежурю все выходные, так что сегодня у меня выходной, — мой график был в лучшем случае непостоянным. Стандартные смены были зарезервированы для доктора Андерсона, а остальные заполняли пробелы. — Я решила приехать, чтобы прокатиться на Нептуне. Папа сказал, что у вас большинство лошадей всё ещё здесь после того, как их переподковали.

— Да, они все на пастбище для телят. Я попрошу одного из парней привести её в конюшню и запрячь для тебя.

— Я могу сама это сделать.

— Это избавит тебя от хлопот. Иди в дом. Возьми кофе и один из маминых кексов. Нептун будет готова через тридцать минут.

— Хорошо, — я улыбнулась. — Это даст мне время побыть с детьми.

— Увидимся позже, — Грифф отправился в сарай.

Ранчо Иденов было одним из самых больших в штате, его строили несколько поколений нашей семьи. Сердце Гриффина принадлежало Уинслоу и двум их детям. Но помимо семьи, мой брат любил эту землю.

Я не могла представить его в костюме и галстуке, работающим в офисе. Его место было в выцветших джинсах и потертых ковбойских сапогах, с холщовым плащом Carhartt на плечах и пыльной шляпой на голове.

Запах сена и скота доносил легкий ветерок, в то время как я поднималась по ступенькам крыльца в дом моего детства. В последние годы мои родители оба вышли на пенсию, но этот дом всегда оставался штаб-квартирой ранчо. За их бревенчатым домом находился сарай, который построил мой дед. Рядом с ним находились конюшня и магазин — дополнения, сделанные отцом, когда он был у руля.

Я открыла входную дверь и вдохнула запах сахара, черники и лимона. Где лучше пахло — внутри или снаружи? Оба этих запаха пахли домом.

— Привет!

— Талия, принеси мне то пятигаллоновое ведро муки, которое стоит у двери, — крикнула мама.

— Конечно, — я сняла пальто и повесила его на железный крючок в прихожей, затем взяла ведро за ручку и поплелась по коридору. — Куда тебе его поставить?

— В кладовку, пожалуйста, — она указала пальцем, покрытым тестом.

Я поставила его на место, а затем двинулась вокруг острова, чтобы осмотреть то, что она готовила.

— Пирог? Пахнет вкусно.

— Мне нужно успеть подготовиться к Рождеству. Он отправится в морозилку, — она поцеловала меня в щеку, а потом пошла к раковине, чтобы помыть посуду. — Что ты делаешь сегодня?

— Решила приехать и покататься.

Больше всего в доме моих родителей мне нравилось то, что замок на входной двери не поворачивали десятилетиями. Они не ждали телефонных звонков перед нашим появлением. Они привыкли к гостям без предупреждения, и ни разу они не заставили меня почувствовать, что я им мешаю.

Это был наш дом, сколько бы лет нам ни было.

Я подошла к шкафу, где она хранила кофейные чашки, и достала кружку.

— Угадай, кого я вчера встретила в магазине, — сказала мама, взяв свой стакан.

— Кого? — спросила я, наполняя её кружку, а затем свою.

— Бонни Хаскинс.

— Ты шутишь? — засмеялась я. — Я как раз думала о ней по дороге сюда.

— С ней была Мари. Эта девочка растет как сорняк.

Мари, ребенок женщины, роды которой я приняла во время снежной бури. Названа в честь моего второго имени.

Последний раз я видела Мари в больнице. Она пришла на ежегодный спортивный медосмотр.

— Она такая милая.

— Скоро мальчики из старшей школы начнут бегать за ней.

— Ты не ошибаешься, — я улыбнулась и отпила кофе.

Вот почему я жила в Куинси. Чтобы Мари Хаскинс росла у меня на глазах. Чтобы Хадсон, Эмма и Дрейк были под присмотром их тети Талии.

Из гостиной послышалось хихиканье.

— Я слышала, ты сегодня в роли няни.

— Пока я не поставлю пирог в духовку, эту должность занимает твой отец. Но в остальном у нас будет веселый день. Я купила пальчиковые краски.

— Ты их балуешь.

— Да, черт возьми, балую.

— Пойду поздороваюсь.

Я оставила свой кофе на столешнице и направилась в гостиную, где папа сидел на полу с тремя малышами. Эмма, семи месяцев от роду, лежала на одеяле, держа свои маленькие ножки руками и пытаясь засунуть их в рот.

Её полуторагодовалый брат, Хадсон, разбивал два блока вместе. А Дрейк, сын моего брата Нокса, крутился вокруг папы и хихикал, когда папа пытался его пощекотать.

— Похоже, у вас ту весело.

Хадсон взглянул на меня, и конструктор был забыт. Он вскочил на ноги и поднял руки.

— Вер. Вер.

Вверх. Вверх.

— Привет, приятель, — я подхватила его на руки и поцеловала в щеку. Затем другой малыш врезался мне в ногу, и я нагнулась и подняла Дрейка тоже. Мои братья и сестры всегда дразнили меня за то, что у меня детская лихорадка. Я хотела детей. Когда-нибудь. А пока этот день не настал, эти малыши были моим спасением. — Как у моих ребят сегодня дела?

Дрейк ответил мне какой-то билибердой.

— А. Ну, звучит отлично, — я поставила их обоих и села на пол. — Привет, пап.

— Привет, милая. Чем ты сегодня занимаешься?

— Я приехала, чтобы покататься на Нептуне.

Я возилась с деталями конструктора Хадсона, помогая ему сделать колонну.

— Сегодня прекрасный день. Солнце светит.

Независимо от температуры, жары или холода, папа считал любой солнечный день золотым.

— Я подумала, что надо заскочить в отель сегодня днем, — сказала я. — Посмотрим, не нужна ли Элоизе помощь в предверии рождественского ажиотажа. Я разговаривал с Лайлой сегодня утром, и она была странно спокойна, учитывая огромное колическво работы.

Папа усмехнулся.

— Я подумал то же самое, когда разговаривал с ней вчера. Но ты же знаешь, что это ненадолго. К Рождеству на следующей неделе она будет ходячим мертвецом.

Весь город был украшен к празднику гирляндами, огнями и подстриженными деревьями. Лайла владела кофейней в Куинси, и на днях она провела три часа, вручную расписывая снежинками витрину «Кофе у Иденов».

С шести утра и до семи вечера к ней стекались покупатели. Половина из них были местными жителями, которые делали специальные заказы на праздничную выпечку. Половина — туристы, приехавшие в город, чтобы насладиться праздником.

К Новому году Лайла выматывалась до предела. Элоиза и Нокс тоже. Но у них была помощь. Идены помогали друг другу без колебаний.

— Что нового в больнице? — спросил папа.

— Ничего особенного.

Я мало что могла ему рассказать, но иногда я ворчала по поводу Рэйчел.

Хадсон ударил кулаком по моей колонне, потом хихикнул, и я снова их сложила.

— Ты в порядке? — глаза отца сузились, пока он смотрел на моё лицо. — Тебя что-то беспокоит.

Не было смысла отрицать это перед папой. Он всегда умел читать мое настроение. И я бы предпочла, чтобы он услышал это от меня, а не из уст Куинси. Нокс не упоминал о встрече с Фостером в больнице в начале недели, но, скорее всего, рано или поздно это всплывет. У нас в Монтане не так много известных бойцов UFC.

— Фостер Мэдден в городе.

— Что? — он выпрямился, понизив голос. — Зачем? Что ему нужно?

Мы не говорили о Фостере уже много лет. Нокс дразнил меня за то, что я слишком скрытна себе во вред. Но я была рада, что мне не пришлось объяснять всем ситуацию с Фостером. Это была история, которой у меня не хватало духу делиться много раз.

Лайла знала, что я встречалась с кем-то в колледже и что мы расстались, когда я поступила в медицинскую школу. Элоиза знала то же самое. А мои братья, ну… они избегали личной жизни своих сестер.

— Он утверждает, что переезжает сюда, — сказала я. — Он купил тот пустующий зал на Нижней Кларк-Форк-Роуд.

Предыдущий владелец разорился, когда я училась в школе, и спортзал пустовал несколько лет. В Куинси просто не было достаточно людей, чтобы содержать два спортзала, особенно когда в «Пожарке» появилось новое оборудование и занятия по фитнесу.

— Ты говорила с ним? — спросил папа.

— Да.

— И что?

Я пожала плечами.

— Я не хочу, чтобы он жил здесь. Но, думаю, у меня нет выбора.

Рот отца напрягся.

— Знаешь, я думал купить это здание, чтобы переделать. Проклятье.

— Это… странно, — у меня было чувство, что даже если бы здания не было, Фостер все равно бы приехал. Я заставила себя улыбнуться и провела пальцами по светлым волосам Дрейка. — Со мной всё будет в порядке. Это было давно. Просто немного шокирована. Но я прокачусь. Подышу воздухом, проветрюсь. И я буду как новенькая.

— Хочешь, чтобы тебе составили компанию? — спросил он.

— Я бы сказала, что у тебя и так дел по горло, — я наклонилась, чтобы поцеловать Эмму в лоб, затем встала. — Увидимся чуть позже.

Забежав на кухню, чтобы попрощаться с мамой, я вышла на улицу, захватив из машины пару перчаток и шапку. Затем я застегнула пальто до горла и направилась в конюшню.

— Ваша лошадь готова, Док.

Наемный работник отсалютовал мне, прикоснувшись к краю шляпы, когда он выходил из здания.

— Спасибо, — я улыбнулась и вошла внутрь. Нептун стояла в ближайшем стойле. — Привет, девочка.

Она фыркнула, прижалась к моей руке, когда я начала погладить ее по серой щеке.

Нептун была одной из восьми лошадей, которых отец купил много лет назад. Элоиза настояла на том, чтобы мы дали им всем имена, и в то время она делала школьный проект о Солнечной системе. Так что у каждого из нас, братьев и сестер, а также у мамы и папы, была лошадь, названная в честь планеты.

— Как поживает моя красавица? — сказала я, открывая дверь, чтобы вывести её.

Мы немного погуляли, вышли из конюшни и обошли загон, прежде чем я поправила седло. Затем я вставила левую ногу в стремя и приподнялась, устраиваясь на сиденье, прежде чем мы направились через ворота в поле.

Отец был прав. День был прекрасный. Солнце рассекало холод в воздухе. Лучи отражались от снега, и, сидя на спине лошади, моё настроение мгновенно улучшилось.

— Фостер здесь, — сказала я Нептуну, потому что моя лошадь была лучшим слушателем. — Я понятия не имею, чего он от меня ждет, кроме того, что он хочет поужинать и поговорить.

Нептун фыркнула.

— Ага. Я тоже так думаю. Это все чушь. Без обид, — я ослабила поводья, позволив Нептуну набрать скорость до рыси. — Но о чем можно говорить спустя столько времени?

На этот раз у Нептуна не было ответа.

Не было ответа и у меня.

Несколько часов мы ехали в тишине, петляя по снегу, пока морозный воздух не рассеял туман в моей голове.

Я поехала по длинной, знакомой тропе к моему любимому месту на ранчо.

Гранатовым полям.

Весной луга были сочно-зелеными, усеянными красными, желтыми, белыми и пурпурными полевыми цветами. Летом теплый сок с вечнозеленых деревьев наполнял воздух ароматом хвои. Осенью листья сменяли друг друга, окрашивая горные подножья перед сном белой зимы. Сто акров неповторимой красоты.

Я всегда мечтала построить здесь дом. Переживать времена года с каждым восходом и закатом. Когда я посмотрела на снег, мои глаза налились слезами.

Однажды в этой мечте был и Фостер.

Впервые в жизни мне было больно находиться здесь.

Поджав ногу и натянув поводья, я свернула с луга. Мы с Нептуном вернулись в конюшню галопом, и к моменту прибытия обе запыхались.

После того как я сняла седло, позаботилась о Нептуне и отвела её на пастбище для телят, чтобы она присоединилась к другим лошадям, я направилась обратно к маме и папе. Мне не хотелось идти домой, и я не пошла. Завтра работа станет желанным отвлечением, а сегодня я побуду в окружении своей семьей.

Я порисовала пальчиками с племянницей и племянниками. Мама сделала мне на обед сэндвич с ветчиной и сыром, прежде чем я помогла ей уложить детей спать. И каждый раз, когда папа смотрел мне в глаза, я улыбалась, изо всех сил стараясь заверить его, что со мной всё в порядке.

Только когда солнце уже опускалось к горизонту, я, наконец, попрощалась со всеми и забралась в джип. Затем я отправилась в долгий путь домой, чтобы насладиться розово-оранжевым закатом за зубчатыми горами, окружавшими долину Куинси. И когда я свернула на свою улицу, уже почти стемнело.

Но было не настолько темно, чтобы не заметить черный пикап с номерами Невады, припаркованный перед моим домом.

— Ах ты, назойливый, упрямый мужчина, — я стиснула зубы и свернула в переулок, чтобы припарковаться в гараже. Забежав внутрь, я влетела в дом и, распахнув входную дверь, обнаружила Фостера на крыльце. — Почему ты здесь?

— Ужин.

Он протянул пластиковый пакет из нашего местного мексиканского ресторана. В другой руке у него была бутылка белого вина.

— Боже, какой ты упрямый.

— Холодновато для пикника. Впустишь меня?

— Нет, — я скрестила руки на груди.

— Ты с кем-то встречаешься?

— Не понимаю, какое это имеет отношение к тебе.

— Значит ответ нет. Да ладно, Талли…Талия, — поправил он. — Это просто ужин.

Это никогда не будет просто ужином. Не с Фостером.

— Нет.

— Хорошо, — он спрятал вино под мышку и порылся в кармане, доставая этот чертов синий мешочек. — Ты оставила это в спортзале.

— Серьезно? Прекрати с этим кольцом.

Неужели он не понимал, как тяжело мне было его видеть?

— Оно твоё.

— Когда ты его купил?

Он выдержал мой взгляд.

— Сразу после того, как ты ушла.

— Почему? Ты женился на другой женщине, — прежде чем он успел ответить, я взмахнула обеими руками. — Неважно. Я не хочу знать. Это кольцо никогда не было моим, и оно мне не нужно.

— Талли.

— Не смей! — мой голос пронесся мимо него в ночь. — Не называй меня Талли, как будто ты знаешь обо мне хоть что-то. Не называй меня Талли, как будто мы старые друзья. Не называй меня Талли, как будто ты не лгал мне каждый день, пока мы были вместе.

— Хорошо, — он вздохнул. — Я просто… Я хочу всё объяснить. Пожалуйста.

— Почему? Я не смогу поверить ни одному твоему слову.

— Сможешь.

— Нет, я не смогу. И не буду. Я умная женщина, Фостер. Я доверяю людям. Я преданная. А ты заставил меня сомневаться во всем. Ты заставил меня сомневаться в моей интуиции. В моем сердце. В самой себе. Так что нет, я не хочу ужинать с тобой. Я не хочу слушать твои объяснения. Я не хочу, чтобы ты был здесь. Просто уходи.

Как долго эти слова были заперты внутри меня? Я ждала того сладкого облегчения, того приятного чувства, которое должно было прийти после крика на Фостера. Но моё сердце… болело. Оно болело. Разве сейчас оно не должно чувствовать себя хорошо? Сколько лет я держала в себе этот гнев? Почему я не почувствовала облегчения, когда освободила его?

— Мне жаль, — Фостер тяжело сглотнул. — Мне так жаль.

— Этого недостаточно, — прошептала я. — Недостаточно просто сожалеть.

— Ты права, — он кивнул. — Я просто… ты всегда была моей Талли. Я думал о тебе, как о своей Талли. Так я называю тебя в своей голове.

Он думал обо мне. Он произносил моё имя в своей голове. Боль удвоилась. Затем она утроилась, когда на его лице было написано множество извинений, а в глазах плескалось сожаление.

Это должно было закончиться. На этот раз я должна была быть той, кто положит этому конец. Поэтому я сделала шаг в сторону, держась за дверь.

— Я перестала быть твоей Талли в тот день, когда ты женился на моей лучшей подруге. Ты хочешь отдать это кольцо кому-то? Отдай его Вивьен.

Мне должно было быть приятно захлопывать дверь перед его носом.

Но это не так.