Грани веков

Глава 16

«Ярик!»

Он не оборачивается. Обернешься — пропадешь, не сможешь уйти.

«Не делай этого!»

Но он лишь ускоряет шаг, подволакивая правую ногу. От осознания того, как, должно быть, нелепо это смотрится со стороны, в сердце закипает злость. Это хорошо, злость дает силы пересиливать себя, продолжать идти, хотя все внутри восстает против.

«Прошу тебя…» — слышит он тихий голос за спиной и замирает.

Она так близко, что он чувствует ее дыхание на затылке, слышит, как колотится ее сердце. Она ждёт.

Тишина вокруг. Он зажмуривается. Если только на миг обернуться, последний раз взглянуть в её зеленые дивные глаза. Коснуться пальцами её щеки. Вдохнуть аромат густых огненно-рыжих волос.

Нет! Он закусывает губу и делает шаг вперёд. И, словно свидетельствуя о сделанном выборе в небесах раздается раскат грома. Он вздрагивает. Он вздрагивает всякий раз, когда слышит гром. По искаженному гримасой боли лицу катятся слёзы, смешивающиеся с каплями дождя. Она не двигается с места. Спиной он ощущает её взгляд, немой зов, угасающую надежду.

«Что ты делаешь?!» — он не сразу понимает, что этот крик в ушах — его собственный. «Ты будешь жалеть об этом всю свою жизнь!»

Под развесистыми лапами елей — темнота. Лес высится стеной, зыбкой границей между светом и тьмой, навью и явью.

От потоков воды с неба все видится как в размытой туманной дымке. Он вступает под своды деревьев и тишина обволакивает его. Он устало опирается на палку. Выбор сделан. Отныне он — один. Знахарь. Бродяга. Калека.

Ярослав открыл глаза и увидел встревоженное лицо Когана, склонившегося над ним.

— Давид Аркадьевич? У нас вызов?

Голова была тяжелая и мутная, во рту пересохло.

Постепенно до него начало доходить, что он лежит на подванивающей соломе в каменной камере. У противоположной стены похрапывал Евстафьев.

— Ты кричал во сне, — объяснил Коган. Он выглядел осунувшимся, на щеках проступила щетина, под глазами залегли черные круги.

— Сколько я спал?

Врач пожал плечами. — Около часа. А может, два. Здесь трудно определять время.

Ярослав приподнялся на локтях. — А вы совсем не спали?

Коган покачал головой.

— Крысы, — коротко сказал он. — Не могу уснуть, когда эти твари шастают по углам. Почему-то лезет в голову, что они непременно обгрызут лицо во сне. Хотя, по здешним меркам, наверное, это не самая большая неприятность.

Он грустно усмехнулся.

— Думаете, нас будут пытать? — Ярослава передернуло при воспоминании о растянутом на дыбе разбойнике.

— А для чего, по-твоему, мы здесь? — Коган обвел рукой стены. — После того, как нас, так сказать, разоблачили… Очевидно, что иностранный доктор-жид и беглый конюх, подозреваемые в похищении царевны, вряд ли могут надеяться на что-то другое. Тебя я в расчет не беру, поскольку у тебя теперь что-то вроде иммунитета. Кстати, мне не показалось? Тот блаженный действительно пел Цоя?

Ярослав кивнул.

— Интересно… — Коган нахмурился. — А ты обратил внимание, что местный начальник…

— Сарыч, — поспешно сказал Ярослав.

— Именно.

Коган хмыкнул. — Федорович, конечно, бывает крут, но я представить себе не мог, что однажды он будет пытать меня в подвале…

— Странно, — пробормотал Ярослав. — Мы встречаем в прошлом людей, которые выглядят точь-в-точь, как наши современники, и сами оказываемся в чьих-то образах…

— Кроме тебя, — напомнил Коган.

— Тот сумасшедший, — Ярослав наморщил лоб, — он что-то такое говорил… Про схизму, расщепление сознания… И что реальность, на самом деле одна и та же, что времени нет…

— Ты про этого поклонника Цоя?

Ярослав помотал головой. Он рассказал Когану про семинар в клинике психиатрии и теорию Хронина.

— Теперь мне кажется, что он вовсе не был сумасшедшим, — признался он.

— Вполне возможно, — признал Коган. — А ты его здесь, случайно, ни в ком не признал?

— Нет.

— Жаль, — Коган прислонился к стене и прикрыл глаза.

В это время из коридора послышалось лязганье затворов и следом гулкие шаги.

Заплясали отблески факелов на стенах, напротив решетки появился их прежний знакомый — Муха, в сопровождении двух давешних палачей.

— Не спится? — поинтересовался он, вглядываясь сквозь прутья. — Ну да, вы ж голодные, небось.

Лязгнул засов, один из палачей поставил на пол кувшин и положил рядом два ломтя хлеба.

— Нас, вообще-то, трое, — заметил Ярослав. Из всех встреченных местных, Муха казался ему наиболее адекватным.

— Было трое, — согласился тот. — А остается двое.

— Как это? — насторожился Ярослав.

— А так! — Муха развел руками. — На божьих людей нет закона! Посему, давай-ка ты, братец, ступай с богом, на все четыре стороны. Неча казенный харч на тебя переводить.

— То есть как — на все четыре стороны? — Ярослав не верил своим ушам. — А они (он кивнул в сторону Когана и Михалыча) как же?

— То не твоя забота, — отрезал Муха. — Сказано тебя ослобонить — вот и гуляй себе. А то ить боярин и передумать может.

— Я останусь! — набычился Ярослав, но Коган тронул его за плечо.

— Не выдумывай, — быстро сказал он вполголоса. — Если тебя действительно выпустят, постарайся найти Ирину. В любом случае, на свободе у тебя больше шансов что-то предпринять, чем здесь. Иди!

— Так что, человече божий? — усмехнулся Муха. — Идешь, али остаешься?

— Иду, — угрюмо сказал Ярослав.

— Ну, вот и добре, — кивнул Муха.

Всю дорогу Ярослав ожидал подвоха. Когда они вновь оказались в комнате допроса, сердце его предательски екнуло.

Однако, они миновали её, прошли по короткому коридору, вышли в караулку, полную стрельцов, и вот — тяжелые деревянные створки распахнулись и Ярослав оказался на улице.

— И что, это всё? — тупо спросил он.

— А чего ж тебе еще надо? — дьяк ухмыльнулся. — Давай, проваливай! Да смотри, держись подальше отсюда!

С этими словами он захлопнул дверь.

Ошарашенный, Ярослав потоптался на месте, оглядываясь по сторонам. Он узнал соборную площадь, которую видел мельком накануне. Солнце уже клонилось к закату. Над ним звенели колокола Благовещенского и Архангельского соборов, возле которых собирался народ. Помедлив, Ярослав неуверенно зашагал в сторону ближайшего из них.