Грани веков

Глава 18

— Давид Аркадьевич!

— А?

Коган встрепенулся и уставился на нависшего над ним Евстафьева. Все-таки, он задремал!

Неудивительно, если учесть, сколько времени прошло с тех пор, как он полноценно спал. Все-таки, страх перед крысами оказался слабее, чем базовая физиологическая потребность.

— Вы бы легли нормально, Давид Аркадьевич, — предложил Евстафьев, — а то сидите носом клюете, того и гляди, упадете.

— Брр, нет, спасибо, — Коган содрогнулся, при мысли о том, чтобы улечься на вонючую солому со шныряющими по ней грызунами.

— Отдохнуть надо, Давид Аркадьевич, — наставительно заметил водитель. — Неизвестно, когда возможность появится.

— Неизвестно, понадобится ли нам сон вообще, — Коган осторожно помассировал затекшую шею. — Или вы, Василий Михайлович, все еще не поняли, что нас ожидает?

— Да чего уж не понять, — отозвался Евстафьев. — Головы отрубят, и всего делов.

— И вас это нисколько не пугает?

Евстафьев пожал плечами. — Все под Богом ходим. Но я вот чего думаю, Давид Аркадьевич: коли мы и впрямь в прошлом, то, может, если нас здесь убьют, мы обратно у себя окажемся?

— С чего вы это взяли? — удивился Коган.

Евстафьев неопределенно помахал рукой. — Ну, должен же во всем этом быть какой-то смысл, — сказал он. — Так просто ничего не бывает! Коли мы тут оказались, значит, так было нужно.

— Кому? — Коган почувствовал, что спокойная уверенность Евстафьева начинает его раздражать. — Кому нужно-то, Василий Михайлович?

Вместо ответа Евстафьев указал пальцем наверх. — Там! — многозначительно сказал он.

— Ну да, конечно, — кисло сказал Коган.

— Вот увидите, Давид Аркадьевич, все выяснится в свое время, — посулил Евстафьев и вздохнул. — Курить охота…

— Там хлеб принесли и воду, — сказал Коган. «Если их еще не сожрали крысы», — подумал он про себя.

— Сухой паёк, — ухмыльнулся Евстафьев, критически разглядывая заплесневелую корку. — Вот у нас, помню, в армии…

Шум в коридоре заставил его оборваться на полуслове.

— Опять идут! — проговорил он.

— Вот сейчас и узнаем, верна ли ваша теория, — вздохнул Коган.

Сознание постепенно возвращалось к нему. Он лежал на чем-то твердом и холодном. Подземелье? Там, кажется, должна была быть солома… Попытка поднять голову вызвала вспышку боли в затылке. Ощупав затылок, он обнаружил огромную припухлость. Хорошо хоть, кости целы. Наверное.

— Очухался? — спросил его чей-то грубый голос. — Вот и ладно. Нефёд, поди скажи князю!

Князю? Ярослав, наконец, справился с головокружением и повернул голову.

Он лежал на деревянной лавке, в просторной комнате, похожей на какой-то склад. Большую часть её занимали туго набитые мешки и громоздкие лари. На ближайшем сидел его недавний провожатый и с хрустом грыз огурец.

— Что произошло? — Ярослав услышал свой голос словно со стороны. — Кто ты?

— Микиткой меня кличут, — сообщил тот. — Ты лежи, лежи. Нефёд, вишь, перестарался малёхо, бестолочь. Я уж испугался, что ты окочурился.

— Да ну? — Ярослав качнул головой и тут же охнул от боли.

— Точно! — заверил его Микитка. — Хозяин за такое головы бы обоим оторвал, высек батогами, как пить дать.

— А кто твой хозяин? — спросил Ярослав.

— Щас сам увидишь, — подмигнул ему парень. — Огурца хошь?

— Погоди, — Ярослав, превозмогая тошноту, поднялся и сел на лавке. — Откуда у тебя та свеча?

— Какая свеча? — удивился Микитка. — Не было у меня никакой свечи! Это ты зачем-то с ней стоял. Заговор, чтоль, какой творил?

Ярослав закрыл глаза. Мысли вертелись каруселью. Получается, свечу ему дал не Микитка, а кто-то другой? Но он точно видел его, только в своем времени! Это что-то означало, вот только он не мог понять, что именно.

Снаружи послышались шаги, дверь, скрипнув, отворилась и на него упал прямоугольник света.

В проеме возникла мужская фигура.

— Ну, здравствуй, волхв!

На него, сощурившись, смотрел худощавый мужчина, примерно сорока лет.

Рыжеватая козлиная бородка, тонкие губы, вытянутое лицо — в его чертах было что-то лисье.

Убедившись, что Ярослав слышит и понимает его, он спросил: — Идти сможешь?

— Попробую.

Ярославу удалось встать и сделать несколько неуверенных шагов.

— Нефёд, Огурец! Помогите ему! — распорядился мужчина.

Нефёд, имевший выраженное сходство с гориллой, подошел к нему и подставил плечо. Микитка поддержал с другой стороны, и так, с их помощью, он последовал за тем, кто, по-видимому, и был загадочным хозяином.

Они оказались в просторной горнице, с огромным деревянным столом, на котором были выставлены кружки, кувшин и несколько блюд.

— Присядь, волхв, — указал на скамью хозяин. — А вы, ребята, ступайте. После позову.

— Голоден? — спросил он, обращаясь к Ярославу. — Откушай, окажи честь, чем Бог послал.

С этими словами он взял кувшин и наполнил две кружки, подвинув одну Ярославу.

Присел напротив и окинул его цепким пристальным взглядом.

Ярослав пригубил из кружки — вроде пиво, только кисловатое.

— Благодарю.

— Извини, волхв, за увечье, у Нефёда не лапы, а клещи. Сколько раз говорил ему, дубине, чтобы силу соразмерял… А с тобой и вовсе нехорошо получилось — я ведь тебе помочь только хотел, да и сейчас того желаю.

— Кто вы? — проговорил Ярослав. Он разглядывал лицо незнакомца и все больше укреплялся в подозрении, что оно ему хорошо знакомо. Где он его видел в своем времени?

Его собеседник, казалось, несколько опешил, однако тут же усмехнулся.

— Добро! Видать, и впрямь нездешний ты, коли не знаешь. Перед тобой — князь Шуйский. Слыхал про такого?

— Слыхал, — ответил Ярослав, ничуть не кривя душой.

— Это хорошо! — ухмыльнулся князь. — И что же про меня сказывают?

Ярослав снова отхлебнул их кружки, чтобы выиграть время для ответа.

Что он о нем помнит? Практически, ничего! То есть, даже не практически, а совсем ничего.

Вроде, был такой, и всё. Стоп! Что-то такое про Шуйского он слышал, когда был на экскурсии с Аленой в Оружейной палате. Жаль только слушал вполуха… Точно! Царем он был! Кажется, последним, перед Романовыми…

Ярослав поднял глаза на князя.

— Сказывают, могуч ты, князь, и силой, и умом.

Не ахти какая характеристика, конечно, но для затравки — пойдет.

— Про то я и сам знаю, — отмахнулся Шуйский. — Ты мне поведай, что про меня говорят во временах грядущих! Какая судьба меня ждет?

Вон что. Каким-то образом, хитрый лис пронюхал про его откровения и, в отличие от Годунова, поверил им. Что это означает? С одной стороны, это хорошо, так как князь может оказаться полезным, если суметь завоевать его расположение. С другой… Кто его знает, как он намерен с ним поступить?

— Велика судьба твоя, князь, осторожно сказал он вслух. Подумав, добавил: — Быть тебе царем русским!

По алчно вспыхнувшим глазам князя он понял, что тот хотел услышать именно такой вариант.

— Как же сбудется сие? — дрогнувшим голосом спросил Шуйский. — И скоро ли?

Ишь, шустрый. Ярослав не мог понять, какие чувства вызывает у него князь. Была в нем и подкупающая открытость, и, вместе с тем, скрытая угроза.

— Про то в деталях не ведаю, — он старался отвечать в тон. — Подробно, то есть. Но это произойдет непременно. «Должно произойти», — подумал он про себя.

Лицо Шуйского разочарованно вытянулось.

— Не много ж толку с таких пророчеств, — бросил он. — А Муха сказывал, ты многое знать должен!

Ярослав пожал плечами. Муха, значит. Дьяк, оказывается, был не так прост. То-то он выгородил его тогда перед Годуновым…

Шуйский, очевидно, расценил его молчание, как нежелание говорить и заметно заволновался.

— Доверься мне, волхв! — зашептал он, наклонившись к Ярославу. — Если поможешь мне — большим человеком сделаю! Десницей моей будешь, на золоте есть и пить, боярство пожалую! Не пожалеешь! А без меня — пропадешь! Где бы ты сейчас был? На дыбе! А, может, и в колесе, или на колу… Кто тебя от пыток лютых избавил? А у Семёна нрав переменчивый — сегодня помиловал, а завтра и осерчать может. Оком повести не успеешь, как обратно в темнице окажешься, только заступиться некому уже будет…

Ярослав мысленно усмехнулся. Гладко стелет, однако. И про камушки подложить тоже не забыл — намек был вполне прозрачным.

— Чего же ты хочешь знать, князь? — спросил он вслух.

Шуйский облизнул губы.

— Всё! — выпалил он. — Сколько Борис царствовать будет? Что Самозванца ждет? Кто на трон кроме меня воссесть пожелает и в том препоны чинить будет? Про Мстиславского, Шереметьевых, Трубецких, Романовых поведай мне!

— Романовы, — начал Ярослав, ухватившись за знакомую фамилию, и осёкся.

Вряд ли Шуйскому понравится услышать, что они будут царствовать триста с лишним лет…

— Что? — Шуйский подался вперед, жадно ловя каждое слово.

— Ну, в общем, править они будут, — вздохнул Ярослав.

— Значит, недаром Федор Никитич с Сапегой да прочей шляхтой дружбу водил, — проговорил Шуйский, помрачнев. — Когда же случится сие?

— Да не помню я! — рассердился Ярослав. — Вот ты, князь, знаешь, к примеру, когда Рюрик умер? Или там, скажем, Вещий Олег в каком году родился?

Шуйский нахмурился.

— Для того летописцы есть! — сказал он. — А ты — волхв, тебе сие ведомо должно быть.

— Да не волхв я!

Шуйский сощурился. — Думал я, что договорились мы с тобою, а ты вон как…

Разговор прервал стук в дверь.

— Ну? — раздраженно крикнул Шуйский. — Чего надобно?

В приоткрытой щели показалась голова Микитки.

— Гости до тебя, князь, — встревоженно сказал он.

— Кто такие?

— Не ведаю. По виду — иноки. Просили поклон тебе передать от старца Филарета, говорят, что дело спешное.

По лицу князя промелькнула тень. Он закусил губу, побарабанил пальцами по столу.

— Принесла нелегкая, — выругался он тихо. — Ладно! Зови!

— А ты, волхв, — бросил он косой взгляд на Ярослава, — посиди-ка, подумай. Хорошенько подумай! В светелку тайную его! — распорядился он.

Царская опочивальня впечатляла своими размерами. Под огромным, богато украшенным балдахином, грузное тело Годунова казалось маленьким и жалким.

Лишенный богатых одежд, царь выглядел обычным пациентом неврологического отделения.

Он по-прежнему не приходил в себя, плавающий взгляд не реагировал на попытки привлечь внимание, левая рука и нога свисали безвольными плетьми.

Ирина озабоченно кусала губы. Клиника инсульта была налицо, но оказать какую-либо помощь царю имеющимися средствами было невозможно.

У изголовья бледной тенью замер Федор, вполголоса успокаивающий бьющуюся в рыданиях царицу.

Рядом, молитвенно сложив руки, шептал что-то себе под нос Мстиславский.

Басманов с мрачным выражением лица застыл у дверей, зачем-то обнажив саблю.

Симеон. Ей нужен Симеон!

Но начальник сыска куда-то исчез.

Снаружи поднялся шум, кто-то громко отдавал приказы, послышался топот ног, крики.

В комнату ввалился Симеон Годунов, пунцовый и взмыленный.

— Измена! — прохрипел он.

— Что стряслось? — царевич шагнул к нему.

— Дохтур, государь! Христофер!

— Что?

— Найден с перерезанным горлом!

Симеон отер пот со лба рукавом.

— Чуяло мое сердце, что он тут замешан! Не иначе, он отраву царю подсыпал, а теперь, вишь, кому-то потребно было, чтобы я с ним покалякать не успел.

— Измена… — прошептал Федор. Он нервно сглотнул и оглянулся на мать.

Как ни странно, это известие, казалось, привело ее в чувство.

— Что же делать, Семен? — спросила она.

Тот покачал головой. — Сейчас чего хочешь ожидать можно… Коли уж заговор был, чтоб Бориса извести, то и люди наверняка у них готовы, чтобы под шумок и дворец захватить. Прикажу усилить охрану, да пошлю к патриарху человека — пусть отправит сюда попа, а сам готовится народ к присяге царевичу Федору приводить. А ты что скажешь, Федор Иваныч?

Мстиславский степенно разгладил бороду и кивнул.

— Мыслю, дело говоришь.

— Да послушайте! — не выдержала Ирина. — Царь ваш еще жив, не забыли?

Мстиславский сочувственно поглядел на неё.

— Отцу твоему уже ничем не поможешь, царевна. Тут поп нужен, отходную читать. До утра он едва ли протянет.

— Ну, это мы еще посмотрим! — Ирина сама удивилась той ярости, которая прозвучала в ее голосе. Каким-то парадоксальным образом, этот человек, лежащий на кровати без сознания, был ей сейчас почти настолько же дорог, как родной отец.

— Симеон! — обратилась она к Годунову. — Те лекари, что со мной в плену у разбойников были — у тебя?

— Да до них ли сейчас, царевна, — отмахнулся тот и вдруг осекся. — Лекари!

— Они должны быть здесь! Сейчас же! — с нажимом сказала Ирина. — Это важно! И наши, то есть, их вещи!

Годунов нахмурился. — То опасные люди, царевна… Тебя с помощью ворожбы и магии едва с ума не свели, а ты хочешь, чтобы они царя лечили?

— Вы же все равно его хоронить собрались, — ядовито напомнила Ирина. — Хуже уже они точно не сделают!

Но Годунов продолжал колебаться.

— Федор! — Ирина развернулась к «брату». — Ты царевич, или где?!

— Что? — не понял Федор.

— То! Если ты хочешь видеть отца на престоле, живым и здоровым — немедленно прикажи доставить сюда пленников, о которых я говорю!

— Но дядя говорит…

— Тебе нужен живой отец?! — заорала Ирина так, что Мстиславский испуганно шарахнулся в сторону. — Можешь считать меня помешанной, но я точно знаю, что они могут его спасти!

— Ну, хорошо… Дядя… Может, правда, попробуем? — неуверенно предложил Федор.

— Не попробуем, а идём за ними! — отрубила Ирина, повернувшись к Годунову. — Или я отправлюсь одна!

— Что-то больно шумно, Давид Аркадьевич, — заметил Евстафьев.

Он прильнул к решетке, вглядываясь в темноту коридора. Оттуда, из глубины, доносились возбужденные голоса, крики. Раздался скрип двери, прогремел топот кованых сапог, заплясали отблески факелов на стенах.

Коган подошел ближе.

К камере направлялась целая процессия, во главе с Годуновым и высокой статной женщиной в раззолоченных одеждах.

— Зря ты, царевна, сюда пошла, невместно тебе сие, — донеслось до него пыхтение Годунова.

Царевна?

— Я сама разберусь, что мне вместно, а что нет, — отрезала женщина. — Где они?

Услышав её голос, Коган ахнул.

— Батюшки, никак, Ирина! — опередил его Михалыч.

— Тс! — одернул его Коган. — Она — Ксения!

Когда Ирина приблизилась к ним, он невольно залюбовался ею. Нужно было отдать должное — царские одеяние подходили ей идеально, словно она была рождена для них.

Поймав на себе его взгляд, Ирина незаметно подмигнула.

— Открыть немедля! — не терпящим возражений тоном распорядилась она.

Рослый стражник кинул вопросительный взгляд на Годунова, получил от него короткий утвердительный кивок, и завозился над замком.

— Выходи, лекарь, — мрачно буркнул Годунов. — Есть для тебя работа во дворце. И уж придется тебе зело постараться, иначе то, что здесь видел покажется дитячьими забавами.

Не очень понимая, что происходит, Коган кивнул.

— А ты куда? — стражник пихнул в грудь Евстафьева, последовавшего было за Коганом.

— Он — тоже! — заявила Ирина и стражник тут же посторонился.

— Этот-то зачем? — раздраженно спросил Годунов. — Али теперь и конюхи царей лечить горазды?

— Он нужен, — отрубила Ирина. — Помогать будет. А где Ярослав?

— Так выпустили его, — сказал Евстафьев. — Он же вроде как человек божий…

— Кто выпустил?! — рявкнул Годунов. — По чьему приказу?!

Стоявший рядом старик-писарь вжался в стенку под его разъяренным взглядом.

— М-муха, — выдавил он. — Сказал-де, ты, боярин распорядился.

— Муха?! — Годунов побагровел. — Где он? Сей же час сыскать и привести!

— Нет его, боярин, — вмешался один из стражников. — Сразу после того, как блаженного выпустил, ушел куда-то и пропал. До сих пор не появлялся.

— Добро, — зловеще проговорил Годунов. — Стало быть, решил переметнуться на другой двор! Ну да, ведомо мне, с чьей руки кормится этот аспид лукавый…

— Ничего не понимаю, — перебила его Ирина. — Где Ярослав?

— Не ведаем, царевна, — развел руками писарь. — Вывели его на площадь, он и сгинул.

— Разберемся опосля, — буркнул Годунов. — Найду я Ярослава сего, царевна. Этих двоих забирать будешь, али, пока не найдем, здесь пусть сидят?

— Нет! — Ирина покачала головой. — Время не ждет. Где их вещи?

Сумки нашлись там же, где и были — в пыточной. Коган взял оранжевый медицинский ящик, а Евстафьев нацепил на плечо ремень дефибриллятора, другой рукой подхватив реанимационную укладку.

В полной боевой выкладке с медицинским оборудованием из двадцать первого века, в равных тулупах и синих форменных штанах они смотрелись сюрреалистично, однако, их вид подействовал на Ирину успокаивающе. Они снова были на вызове, они работали.

И она тоже автоматически включалась в этот процесс.

— Идемте! — повернулась она к Симеону.