Границы памяти

Глава 7. Тёмная комната

1

Вот уже будто целую вечность кто-то бил в колокольчик, производя мерный раздражающий звон. Этот звон просачивался из-под толщи жаркого мутного тумана, заставляя пробудиться и поднять тяжёлую голову. Хотя, нет, это был вовсе не колокольчик. Знакомый, давно знакомый сигнал. Генрих слышал его бесчисленное множество раз, и в родном мире и во многих других, где бывал его старый «Опель». Сигнал открытой двери.

Лоб ужасно горел, оттого что лежал на горячем руле. Рука сползла с приборной панели и упала локтем на ручку рычага. Мгновенно сон развеялся, и водитель дёрнулся корпусом, обретя в себе силы. Ремень не дал пошевелиться — он застрял и впился в грудь. Пришлось разрезать его карманным ножом. Рукоять страшно жгла, и требовалась изрядная ловкость, чтобы разрезать ремень, не прикасаясь пальцами к лезвию. Наконец, удушающая лента освободила грудь. Генрих прикоснулся к ручке двери, чтобы открыть её, и обжёгся, не ожидая, что та нагреется так сильно. Тогда он навалился боком со всей силы и выдавил её. Снаружи его встретила долгожданная прохлада. Выбравшись, Генрих сразу же сбросил горячую кожаную куртку. Майку можно было выжимать от пота.

Агент Марка находился в сосновом бору. Поглядев на солнце, он прикинул время:

«Примерно три пополудни».

На короткий миг, агент забыл, где находится, но суровая реальность заставила его вернуться с небес на землю и вспомнить о делах и проблемах.

«Где Марк?»

Сейчас это был главный вопрос. Генрих обошёл своего железного друга. Автомобиль находился в плачевном состоянии — бока помяты, стёкла и капот покрыты чёрной копотью, а шины расплавлены. Своим бампером, «Опель» упирался в древний пень, а левое заднее колесо висело над оврагом. Выехать из такого положения старый дружище точно не мог. Взяв куртку, Генрих намотал её на руки и осторожно открыл багажник. В багажнике стояло две канистры с бензином. Повезло, что они не рванули. Достав канистры, Фогель отволок их подальше. Теперь нужно было срочно искать подмогу.

Генрих шёл не оборачиваясь. Он уже проделал шагов тридцать, когда позади грохнуло. Затем что-то металлическое глухо ударило о землю. Наверное, оторвало багажник. Думать об этом сейчас было всё равно, что глядеть на умирающего ребёнка.

— Ты верно служил мне все эти годы. Прощай, земляк!

Агент Марка постарался отвлечься и занял свою голову жизненно важным вопросом.

«Что это за мир?»

Хотелось бы верить, что это Мир Полярной Звезды, хотя, бывало, агентов после неудачного перехода через Тоннель забрасывало в незнакомые места, и те не все возвращались оттуда живыми. Пробравшись через кусты к автостраде, агент облегчённо выдохнул. Ему повезло больше, чем иным его коллегам. На счастье, из-за поворота показался автомобиль, окончательно развеяв сомнения.

— Эй! — крикнул он и, махая руками, выбежал на дорогу. — Стойте! Стойте!

Чёрный микроавтобус остановился в нескольких шагах от него. Генрих расплылся в улыбке.

«Есть же добрые люди».

Дверь салона открылась, и на обочину ступили двое мужчин. Один высокий и широкоплечий, с квадратным лицом. Другой — молодой, худощавый, с татуировкой на шее. Улыбка Генриха тут же растаяла.

«Ну, конечно. Откуда в такой глуши взяться случайному автомобилю? Тем более, так вовремя».

— Чак! — агент Марка изобразил радость. Получилось не очень натурально. Ни слова больше не говоря, он сорвался с места и бросился прочь.

— Батист, — тут же скомандовал Чак. Второй, с татуировкой, нацелился из пневматического пистолета и нажал на спусковой крючок. Тонкая, почти невидимая, иголка попала Генриху прямо в шею, и, потеряв сознание, тот упал на асфальт.

2

Пришёл в себя Генрих уже в салоне микроавтобуса, лёжа на заднем сиденье. Руки и ноги были связаны. В ухе чувствовалось неприятное, но терпимое покалывание. Генрих знал, что мочку уха, а точнее, прибор размером не больше булавки, который из неё торчал, сейчас лучше не трогать.

— Очнулся, предатель? — обратился к нему сидевший рядом агент невысокого роста, с кривым носом. Это был Винс — его старый знакомый, причём знакомый не с лучшей стороны. Настроен Винс был очень серьёзно. — Где Марк? Где Фред Берроу?

— Понятия не имею.

Острая электрическая боль, словно тысячи игл, охватила бок и пробежала по нервам до кончиков пальцев.

— Это ещё слабый разряд, — сказал, не оборачиваясь, водитель. — Следующий будет такой, что твои челюсти сожмутся с силой клещей, а зубы сотрутся в порошок.

— Где Марк? Где Фред Берроу? — повторил вопрос другой агент — длинноволосый и худой, что сидел чуть подальше, справа. Узнав голос, Генрих вспомнил, что его, кажется, звали Крис.

— Я честно не знаю. Когда я перешёл... слушайте, а как вы меня нашли?

— Отследили Тоннель.

— Когда я очутился в машине, Марка рядом не было. Парни, мне нужна ваша помощь. Если бы вы помогли мне отыскать Марка...

— Этим мы и занимаемся. Через Тоннель он не переходил — это точно. Откуда ты перешёл?

— Раз уж вы отследили Тоннель, должны бы знать. Из Луча.

Следующий приступ боли, как и было обещано, сомкнул его зубы до скрежета. Конечно, в порошок эмаль не искрошилась, но ощущение было гораздо хуже, чем дрель стоматолога.

— Клянусь, я не знаю, где Марк!!! Я сам хочу его найти!

— Может, он правду говорит? — высказался Крис.

— Не ведись. Он умеет запудривать мозги, — обратился к нему Чак, после чего перевёл взгляд на Генриха через зеркало заднего вида. — И всё же, ты был умнее, когда работал с нами, Фогель. Твоя легенда не сходится. Нестыковка по времени.

— В каком смысле?

— Знаешь, который час?

Генрих догадался, к чему клонит Хэммон. Он и сам обратил внимание, когда оказался в лесу Онтарио, что солнце расположено не с той стороны, с какой должно было по расчётам. Либо Земля начала вращаться в другую сторону, пока они с Марком были в Луче, либо девять часов пропали неизвестно куда.

— Теперь поговорим о более важной проблеме: Фред Берроу.

— Вы упустили Объект X? Я знал, что это произойдёт.

— Скотина! — не выдержал Винс и вновь ударил Генриха током. — Ты издеваешься?!

— Прекрати, Винс! — утихомирил его Чак. — Лучше помоги ему сесть.

Винс исполнил просьбу. Теперь у Генриха была возможность оглядеть салон. Таких людей, как эти, называли охотниками. Задача этих агентов состояла в том, чтобы стирать память непосвящённым. Ближе всех находился Винсент Поул — жёсткий, исполнительный, знающий своё дело, одного возраста с Чаком, и примерно одной комплекции, только пониже ростом. Винса отличали перебитый нос и вечно хмурое лицо. Генрих опасался его больше остальных. На переднем кресле салона, лицом к Генриху, расположился лысый мускулистый афроамериканец Франсуа Понт. За рулём был Чак — главный из пятёрки. Сильный, подтянутый, «правильный». Были здесь и двое молодых агентов, которых Генрих не застал: один худой, с длинными волосами, убранными в хвост, другой — такой же комплекции, с татуировкой на шее в виде летучей мыши. Первого, как он понял, звали Крис, второго — Батист.

— Закатай штанину, — приказал Винс.

— Зачем? — спросил Генрих, и тот, недовольно фыркнув, молча сделал это за него. — Полицейский браслет? Серьёзно?

— Ты причастен к преступлению против Доктрины Границ, — объяснил Чак, не отвлекаясь от дороги.

— Тогда дайте позвонить домой. Моя домработница будет волноваться.

— У меня дома жена и сын, — ответил Чак. — Они за меня волнуются не меньше.

— Парни, я не хочу конфликта. Честно, — Генрих рассказал всё, что помнил после перехода. — Нам надо вернуться. Там, возможно, остались какие-то зацепки.

— Ничего там не осталось. Пожар уничтожил всё, — Хэммон переключился на пожарную волну и без всякого удивления подтвердил свою догадку.

3

Пригород сменился большими стекло-бетонными строениями. Словно королевой, над этими зданиями возвышалась устремлённая в небо Си-Эн Тауэр. Штаб-квартира «Полстар» была куда скромнее. Простая серая коробка, украшенная логотипом в виде сияющей четырёхконечной звезды, расположилась неподалёку от главной достопримечательности Торонто. Микроавтобус остановился на парковке. Франсуа вывел Генриха под руку из машины. Остальные шли спереди и сзади, на расстоянии нескольких метров, чтобы не привлекать внимания. Минуя подземную парковку, конвой доставил Генриха на минус пятый этаж. На техническом этаже не было почти никого. Франсуа, не упуская Фогеля ни на секунду, обогнул ряд гудящих шкафов и подошёл к электрощиту, встроенному в стену. Открыв электрощит, он отодвинул целиком весь корпус, обнажив ещё один лифт. Никто из рабочих не знал, а точнее, не помнил об этом лифте.

Ещё один этаж вниз и вот он — минус шестой. Генриху уже был знаком этот узкий длинный коридор, освещённый синими люминесцентными лампами. Коридор сужался к потолку. На стенах висели изображения различных религиозных символов, начиная с древних языческих богов и кончая знаками современных учений и религий, в том числе, Нью Эйдж.

Спину Генриха топтали мурашки. Ещё десять лет назад он сам водил нарушителей Доктрины на минус шестой этаж. Он хорошо помнил этот синий коридор, навевающий ужас на агентов, как и словосочетание «минус шестой». Сегодня жертвой стал сам Генрих.

Подойдя к массивной железной двери, Франсуа попросил Фогеля отвернуться и набрал пароль. Послышалась мелодия замков и шестерёнок, и через несколько секунд дверь открылась, выплюнув струю воздуха. Сердце агента Марка отбивало чечтёку — впервые в жизни ему предстояло увидеть, что скрывается за дверью минус шестого.

Внутри его встретила полутьма, освещённая большими экранами и рядом низко висящих ламп. Это был просторный зал с невысоким потолком, с четырьмя квадратными колоннами и полом, покрытым чёрным ковролином. Четыре экрана на стенах, служащие «живыми» обоями, изображали разные стороны света. На одном зеленел бамбуковый лес во время дождя, на другом искрилась метель в зимнем лесу, на третьем накатывал на песок прибой, а на четвёртом утопали в закате американские прерии. В самом центре зала, под лампами, находился стол, уставленный пестрящим разнообразием изысканных блюд со всех концов света, включая омаров, осьминогов, икру, сёмгу и карибских крабов. На красном диване, слева от стола, сидела женщина с растрёпанными чёрными волосами, одетая в длинную серую юбку. Маленькими глотками, она пила воду из бокала. Массивная дверь захлопнулась и раздался пугающий безысходный лязг.

Генрих не сразу узнал женщину, но та, увидев его, тут же схватила бутылку шампанского и разбила её о край стола. Подбежав к агенту Марка, она замахнулась осколком.

— Это ты!

Генрих не мог отвести лицо — Франсуа крепко держал его за шею.

— Сволочь! Предатель! — кричала она слабым, дрожащим, но яростным голосом.

— Лиза? — ужаснулся Генрих. — Что они с...

— Молчать! — она вновь замахнулась осколком, чуть не поцарапав Генриха. — Это ты. Это ты украл у меня Фредди! Ох, если б я знала. Если б я знала, что этому проходимцу Марку нельзя доверять, — обессиленная, Лиза вернулась на диван и бросила осколок бутылки на стол. Рухнула на спину, закрыв лицо руками. — Ненавижу тебя. Ненавижу тебя, Марк! Где бы ты ни был.

— Можешь отпустить его, — сказал Чак Франсуа. — Отсюда он всё равно никуда не выберется.

Генрих недоверчиво отошёл от Франсуа. Размял шею. Медленно подошёл к столу и сел в одно из кресел, что стояли напротив дивана.

— Лиза? — спросил он негромко. — За что ты здесь?

— Молчи, — ответила та, не убирая руки с лица. — Я не хочу с тобой говорить.

— Это из-за Фреда?

— А ты как думаешь?! — она резко села. — Когда вы украли Фреда, за мной тут же приехали. Отвезли сюда, — она взяла бутылку вина и зубами вытащила пробку. — Будешь?

— Нет, спасибо.

— Как хочешь, — Лиза налила себе на пару глотков. Презрительно повертев стакан, она пригубила. Немного пополоскала рот, будто пробуя вино на вкус. Выплюнула обратно в стакан и вылила вино на пол. — Он спрашивал, где Фред Берроу. Потом сказал, его нашли.

— Сколько ты не ела?

— Два с половиной дня.

Генрих недоумённо уставился на Чака, стоявшего за спиной. Снова посмотрел на Лизу. Не похоже было, что она врала.

— Какое сегодня число?

— Седьмое, — ответил Чак.

«Выходит, я потерял не девять часов, а тридцать три», — подсчитал Генрих.

— Чего Мэдди хочет от тебя?

— Признания.

— В чём?

— В любви, мать твою! В предательстве Доктрины.

Генрих выскочил из кресла. Прошёлся.

— Мэдди! — раскинул он руки. — Мэдди, ты здесь? Я знаю, ты смотришь. Это в твоём стиле. Мне нужны объяснения!

— Ничего он тебе не объяснит, — произнесла Лиза слабым голосом. — Да, признания под пытками не признаются ни Кодексом, ни Женевской конвенцией. Он поступает хитрее. Ты признаёшься не сразу, а полгода или даже годы спустя. На трибунале Доктрины. К тому времени, ты приводишь себя в порядок, успокаиваешься. Ты чистенький, сытый, хорошо одетый. Но страх ещё живёт внутри тебя! — в её словах явно сквозила давящая боль.

— И ты не признаешься?

— Уж лучше это! — она с особым усилием надавила на «это», приподняв бутылку вина. — Чем стирание.

Из дверного проёма, незаметного в темноте, показался невысокий лысый мужчина в кремовом пиджаке и в роговых очках. Нетрудно было, даже в таком неясном свете, узнать Оливера Мэдисона. Это был человек, которому подчинялись в этом здании все, от совета директоров до уборщиц. От манипуляторов, служащих «Полярной Звезде», до начинающих агентов.

— У меня мало времени, — сказал Мэдисон деловым тоном. — Где прибор?

— Здесь, — Батист указал на аппарат за колонной, похожий на тумбочку на колёсиках, снабжённую датчиками и электродами.

— Какой прибор?

Франсуа быстро сообразил, что надо снова обездвижить Генриха и заломил ему руки. Чак обхватил шею. Батист и Крис направили пневматические пистолеты Генриху в лоб.

— Мэдди! Это уже слишком. Отпустите меня! Я хочу поговорить.

— Я не из тех, кто долго болтает, — он повернул тумблер на приборе и тот негромко загудел.

— Ладно, я согласен!

— На что?

— Прочитай меня. Я дам письменное разрешение. Всё будет по Кодексу.

Мужчина в пиджаке лишь поморщился и покачал головой.

— Знаешь, что я понял за годы службы? Чтение неэффективно, — он поправил очки и подкатил прибор поближе к агенту Марка. Чак и Франсуа помогли снять с Генриха майку. Оливер прицепил к его туловищу пять электродов. — Я задам тебе два вопроса. Всего два. Немного, правда? Если ты ответишь, будешь свободен. Всё просто. Первый вопрос — где Марк? Второй — где Фред Берроу?

— Лучше скажи ему, — подала голос Лиза и залпом осушила бокал.

— Сначала будет слабый ток, — продолжил Мэдисон. — Таким разыгрывают друг друга школьники. Затем будет ток помощнее. С каждым разом я буду увеличивать мощность до тех пор, пока боль не станет нестерпимой. Или пока ты не ответишь мне на два простых вопроса. Ты помнишь их?

— Где Марк и Фред Берроу? — Генрих усмехнулся. Оливер Мэдисон пожал плечами и дёрнул рычаг. Слабый ток, всего в десять-двенадцать вольт, пробежал по мышцам живота и груди. Ощущение было неприятным, словно ткнули иголкой под рёбра, но терпимым.

— Можешь пытать целую вечность, — Генрих был на сто процентов уверен в себе. Ведь нельзя сказать то, чего не знаешь.

Следующий разряд тока был куда менее похож на «школьный». Его можно было сравнить с укусом злой собаки.

— Давай так. Сосредоточимся на первом вопросе. Возможно, так тебе будет проще думать. Давай, Генри, подключай мозги и роди мне уже ответ.

— Я не знаю!!!

— Вот это уже ближе к истине. Но всё равно не правда. Где Марк? — начинал входить во вкус Оливер и снова увеличил мощность. Новый удар! Боль была на том уровне когда вырывают зуб без наркоза.

— Клянусь, я не знаю! — заорал Фогель. Его руки начало трясти. — Я очнулся в машине после перехода. Марка уже не было. Клянусь, это правда!

Встав к нему поближе, Мэдисон поглядел на агента Марка так, словно не он, а Генрих был на полголовы ниже. Тем же тоном, только более жёстким, он повторил первый вопрос.

— Так мы ничего не добьёмся, — взял на себя смелость Чак.

— Всё, что я сказал — правда. Можешь испытать меня на детекторе лжи.

Генеральный директор корпорации «Полстар» и, по совместительству, глава отделения «Полярная Звезда Торонто», смеялся редко. Однако теперь, он выдал гомерический хохот. Мэдисон даже снял очки, чтобы вытереть слёзы.

— Детектор лжи. Какой ты умный, — Оливер резко посерьёзнел. — Несите его в комнату.

— Нет! — вскочила Лиза. — Оливер, прошу тебя. Не делай этого. Только не туда! Ради нас с тобой, — она зарыдала, но Мэдисон её не слышал.

— Поздно, — подошёл он к Лизе и посмотрел на неё так же, как только что на Генриха. — О нас с тобой надо было думать ещё в СУАНе.

Он развернулся и направился в небольшую комнату, освещённую одной тусклой лампочкой. Батист прикатил аппарат, а Чак и Франсуа пристегнули Генриха к столу. Оставив в комнате только Оливера и его жертву, агенты вышли и закрыли за собой дверь. В очередной раз Мэдисон повторил свои два вопроса. Не услышав ответа, он дёрнул рычаг.

Следующий удар был такой силы, что нервы скрючило, а перед глазами поплыли красные пятна. Всё тело Генриха теперь дрожало в бешеной судороге. Запахло палёными волосами и кожей.

Генрих уже мысленно кричал: «Признаюсь! Признаюсь!!!», но тут лампочка погасла, и комнату поглотила темнота.

4

Дверь в тёмную комнату скрипнула. Раздался глухой удар тела об пол. Агент Марка почувствовал, как чьи-то ловкие руки отстёгивают ремни. Не было никакого сомнения — это были женские руки, мягкие и тонкие.

«Лиза!»

Она освободила пальцы, кисти, локти, шею, пояс, колени и ноги. Острая секундная боль в районе пупка. Никогда ещё Генрих так не радовался боли. Тыльной стороной ладони, он надавил на рану, чтобы остановить кровь.

В чёрном зале было тихо. Очертания мебели едва проглядывались, освещаемые тонкой полоской голубого света. Приоткрытая дверь. Женщина толкнула Генриха в спину, и тот, на ощупь огибая диван, помчался к спасительному коридору. Перед самой дверью он остановился.

— Что ты делаешь?! — громким шёпотом нетерпеливо спросила Лиза.

— Нужно забрать часы.

— Дались они тебе!

Было трудно разглядеть хоть что-то в неясном свете из коридора, и Генрих почти вслепую обшарил карманы лежавшего на полу Батиста. Ничего. Он подошёл к телу Чака. Есть! Часы он нашёл почти сразу, во внутреннем кармане, а в кармане брюк — свой телефон. Перевернув Чака на спину, он быстрыми движениями начал расстёгивать пуговицы на его рубашке.

— Не побегу же я голым!

Генрих уже собрался уходить, но решил напоследок пощупать пульс на шее Хэммона. Чак был жив. Дольше задерживаться было нельзя. Каждая минута отнимала шансы на свободу. Рубашку он застёгивал на бегу.

— Стой, — Лиза обратила внимание на узкую полоску света, что показалась из тёмной комнаты. — Встречаемся на парковке через десять минут. Место C5.

— Ты рехнулась?!

— Я знаю, что делаю. Бегом, Фогель! Шнелль, как у вас говорят!

— Твою мать, что ты задумала? — времени на расспросы не было, и Генрих помчался в синий коридор.

Лифт опускался, не торопясь, будто старик, неохотно идущий ко входной двери. Одна секунда. Две. Три. Четыре. Пять. Не дожидаясь, пока створки откроются полностью, Генрих протиснулся в кабину и нажал единственную кнопку: «минус пять». Створки поползи друг к другу, и механизм послушно загудел. Оказавшись на техническом этаже, Генрих задвинул ширму, маскирующую лифт.

«Всё пропало, — подумал он, глядя на скрытую камеру, обращённую объективом на электрощит. Ни один непосвящённый не отличил бы эту камеру от обычного индикатора. — Или нет?»

Он вспомнил, кто поставлял эти камеры «Полярной Звезде» и облегчённо выдохнул. Марк заранее предусмотрел подобный случай и продал камеру с «секретом». Стоило только произнести кодовое слово.

— «Опель»!

Раздался короткий писк, означающий, что камера отключена, а вместо реального изображения транслируется запись. Камера работала в таком режиме ровно минуту — этого хватило, чтобы выбраться на подземную парковку.

На парковке Генрих сразу нашёл место C5, издалека узнав оранжевый «Ниссан» — этот «японец» принадлежал Лизе. Вот только вставал вопрос: как она откроет собственный автомобиль без ключа?

— Двигайся, Фогель! — Лиза была на месте — добралась раньше времени. На несколько секунд, она отключила «игнор», чтобы докричаться до Генриха и дать ему заметить машину.

Встав перед водительской дверью, она постаралась успокоиться и поднесла к замочной скважине открытую ладонь. Представила себе тёплый тёмно-оранжевый стержень, проходящий по её позвоночнику. Энергия разлилась по её позвонкам, по венам, артериям и капиллярам, чтобы, прямыми лучами, выйти из её ладони.

— Что ты хочешь сделать? Нет, нет, нет! Только не в твоём состоянии! Отойди, — он оттолкнул Лизу, достал телефон и запустил одно из приложений. Две секунды и щелчок. Довольный собой, Генрих убрал телефон в карман. — Такое не скачаешь в Апсторе. Падай на заднее.

Лизе хотелось только спать. Сон одолел её на заднем сиденье. По пути, Генрих то и дело смотрел на неё, опасаясь, как бы та не умерла в машине. Элизабет Стоун — Лиза — женщина, которую он знал много лет — сейчас была на грани смерти. Использовать Энергию после двух с половиной дней голода было самоубийством. Спасти могло только одно: обычная и всем доступная в двадцать первом веке человеческая еда. Но только не здесь. Там, куда не добраться агентам «Полярной Звезды». Он это понимал, и давил на педаль, нарушая скоростной режим. Генрих не боялся, что его остановят: «игнор» не давал дорожному патрулю даже обратить внимание на угнанную машину. Навигатор в телефоне позволял обогнуть пробки. И всё же, ни «игнор» не давал полной уверенности. Генрих не боялся других водителей и пешеходов — несмотря на «игнор», те видели машину, уступали ей, держали дистанцию, но забывали о ней, как только машина скрывалась из виду. Бояться стоило посвящённых.

5

За два часа, время от времени делая остановки, автомобиль добрался до небольшого городка Барри, на севере от Торонто, чтобы остановиться у двухэтажного дома с круглым окошком на чердаке. Можно было доехать и раньше, если бы не жизненная необходимость петлять по окрестности. По пути сюда, Генрих создал две тульпы — точные иллюзорные копии автомобиля, водителя и пассажира — и запустил их в разные стороны. Физически это были устройства, похожие на «жучки», которые так же цеплялись ко дну. Засады не было — либо Оливер упустил беглецов, либо сработали тульпы, либо засада была организована очень хорошо. О последнем думать не хотелось.

В районе, где жил агент Марка, находился только один дом, окружённый железным забором. По этой причине, соседи были не очень-то приветливы с хозяином жилища. Генрих знал, что его дом достаточно просто найти, и не боялся этого. Знали об этом и «Полярная Звезда», и «Южный Крест», а поскольку дом считался нейтральной территорией, в случае нападения одной из организаций другая могла воспринимать это как нарушение Доктрины и повод для войны. При виде дома, Генрих облегчённо вздохнул. Он любил свой дом — большой и, в то же время, уютный. Взяв Лизу на руки, он отнёс её внутрь и положил на диван в гостиной.

На лестнице показалась молодая девушка в пушистом халате.

— Мистер Фогель?

— Привет, Беатрис. Приготовь что-нибудь поесть. У нас гостья.

— Хорошо, — она быстрым шагом спустилась на кухню. Беатрис понимала, что лучше не задавать лишних вопросов.

Скинув обувь, Генрих замер. Что-то было не так. И теперь он точно знал, что. Наклонившись, он посмотрел на свои ноги ещё раз. Полицейский браслет всё ещё был на его ноге.

— Fuck!!!

Беатрис суетилась на кухне, когда до неё донёсся матерный крик хозяина дома.

Самым глупым в этой ситуации было то, что за всю дорогу Генрих трижды подумал о том, как бы его снять. Схватив нож, Генрих с большим трудом, разрезал браслет. После этого, достав из ящика молоток для отбивных, положил браслет на пол. Немного подумав, он взял разделочную доску.

— Что вы хотите сделать? — поинтересовалась Беатрис и тут же осеклась. — Никаких вопросов.

Генрих положил полицейский браслет на доску и принялся размашисто и со смаком, со всей силы, долбить по нему. Когда от прибора остались только осколки, он сгрёб их в мусорную корзину.

— Не забудь вынести мусор.

Хозяин поднялся на второй этаж. Больше всего на свете ему хотелось отмыть с себя весь пот, лесную грязь и забыть всё, что произошло за последние несколько часов.

«Марк обещал, что всё будет просто, — думал он, открывая кран душа. — Отвезёшь и, считай, очередная миссия выполнена. Были и посложнее миссии. Ага! Думал отделаться легко? Нет уж, Фогель, ты встрял, и встрял по полной, — он выключил воду. Прислушался к тишине. — Вдруг они здесь?»

Некоторое время он постоял так, намыленный, стараясь не шевелиться. Ни звука.

Лиза ещё спала, когда в комнату вошёл Генрих, но только он собрался уходить, как её глаза резко открылись.

— Ящик!

— Какой ящик?

— Я взяла его или нет?! — она села на кровати, отчего голова закружилась, и Лиза снова вынуждена была лечь.

Генрих вспомнил, что у Лизы в руке был какой-то деревянный ящик, и вернулся к машине, чтобы его принести. Ящик благополучно лежал на заднем сиденье.

Вернувшись, Генрих застал Лизу на кухне. Беатрис готовила бульон.

— Ваша подруга сказала, что долго не ела, — сказала домработница. — Я подумала, что горячий бульон будет — самое то.

— Обожаю тебя, Трис, — Генрих поцеловал её в лоб.

При виде ящика, Лиза перестала дрожать, сглотнула и продолжила принимать пищу.

— Он морил меня голодом, — пояснила она, хотя это было понятно без слов. — Можно было пить воду или алкоголь, но не есть. Выставил еду. Ты её видел. Омары, икра, сёмга... Оливер знал о моей слабости к морепродуктам.

Генрих сел напротив и дал знак Беатрис. Та кивнула и ушла в свою комнату.

— Спасибо, что спасла меня. Как тебе удалось?

— Удалось что? — спросила она, не отрываясь от тарелки.

— Ну... вырубить тех пятерых из сон-пушки. Отключить свет. Усыпить Оливера.

— Я не вырубала тех пятерых. И свет — не моих рук дело, — некоторое время оба смотрели друг на друга без звука, пока молчание не нарушил агент Марка.

— Сдаётся мне, в стане Фернандо завелась крыса. Что ты видела?

— Я лежала на диване. Свет погас. Дальше — выстрелы из сон-пушек. Я не заметила, кто стрелял первым. Потом открылась дверь в тёмную комнату, я услышала, как кто-то упал. Потом, я кинулась к выходу. И вспомнила записку.

— Какую записку?

— Вчера кто-то подсунул мне записку под дверь. «Спасение близко. Как только будет случай, поднимись в кабинет Оливера и возьми ящик из сейфа».

В этот самый момент зазвонил телефон. До жути вовремя. Не глядя на экран, Генрих сразу догадался, кто звонит.

— Ты же не думаешь, что в своём доме ты в безопасности, немец?

Не успел тот ответить, как Лиза выхватила телефон.

— Не ожидал, мразь?! Как тебе спалось, Мэдди?

— Спина болит. Ненавижу спать на полу.

— Пробовал электрошоковую терапию?

— Лиза, — он шумно выдохнул. — Передай трубку предателю, у меня к нему серьёзный разговор.

— Что ты хотел ему сказать? — она включила громкую связь.

— Генрих Фогель, я наблюдаю за тобой. Твой дом сейчас окружён моими людьми.

— Отзови «пятёрку», тогда и поговорим.

— С чего ты взял, что я отправил «пятёрку»?

Двое переглянулись. Мэдисон вполне мог говорить правду. Более того, он мог вовлечь в эту историю посторонних непосвящённых людей. Прямо сейчас дом могли окружать, например, бездомные, сами не понимая, где находятся и что делают, будто зомби глядя из темноты в ожидании сигнала.

— Ты не станешь атаковать, — выразила уверенность Лиза. — У нас есть то, что, полагаю, тебе очень важно.

— О чём ты?

— Открой сейф, болван!

Через полминуты, голос Оливера изменился.

— Вы уже посмотрели, что в ящике?

Вновь Лиза не дала Генриху ответить.

— Да!

— И что же?

Она засмеялась. Громко, раскатисто, долго, будто ведьма. Оливер, на том конце, попытался разыграть хорошую мину при плохой игре, но выходило не очень убедительно.

— Генрих, давай договоримся так: ты вернёшь мне ящик со всем его содержимым, и мы забудем об этом инциденте.

В этот момент Генриху показалось, будто из ящика доносится еле различимый бой барабанов. Ящик словно манил: «Открой меня».

— Забыть? — в тоне Генриха появилась ярость. — Забыть, как ты пытал меня и Лизу?!

— Генрих, ты сейчас в незавидном положении.

— Шутишь, Мэдди? Это ты в незавидном положении! То, что ты скрывал все эти годы, в моих руках.

Лиза одобрительно кивнула, как бы говоря: «Вот так надо вести переговоры».

— Чувствую, наша беседа зашла в тупик, — в телефоне послышался вздох. — Так и быть. Ты можешь быть свободен. От тебя и от Лизы мне больше ничего не нужно. Единственное условие…

Генрих выключил телефон, не дослушав. Он прекрасно понимал, что Оливер, ставя условия, обязательно посеет сомнение, а сомневаться сейчас, когда пройден Рубикон, означало бы споткнуться раньше времени и проиграть.

«На руках у меня козырь. Это вещь, которая важна Оливеру, а может и не ему одному, а самому Фернандо. Значит, не ему диктовать условия».

— Молодчина, Птица!

— Теперь осталось понять, что там.

Оба покосились на таинственный предмет.

6

Прежде чем открыть ящик, Лиза нащупала на торце потайную кнопку и нажала её. Раздался глухой щелчок.

— Тайный доброжелатель предупредил? — догадался Генрих. Лиза промолчала: ответ был очевиден.

Когда содержимое ящика увидело свет, Генрих сначала удивился, потом усмехнулся, а затем уважительно покивал.

— Неплохо придумано!

Ящик был разделён на шестнадцать секций. В каждой секции, между специальными мягкими прокладками, лежали грампластинки. В тонкоэнергетических цивилизациях, где электричество было запрещено Доктриной, пластинки, воспроизводимые обычным механическим граммофоном, были очень популярным способом досуга.

Генрих достал одну из пластинок. На ней была крупная цифра «1».

— У тебя есть граммофон? — спросила Лиза.

— На чердаке. Подарок.

Через несколько минут, смахнув пыль со старинной вещи, Генрих извлёк и поставил на стол увесистый граммофон фирмы «Патэ».

— Кто сегодня диджей?

— Давай по очереди, — предложил Генрих.

Времени было достаточно, чтобы прослушать все пластинки. Пока Лиза спала, Генрих записывал каждое слово в тетрадь, а кофе и бутерброды помогали не уснуть. Затем менялись. Когда закончилась пластинка номер шестнадцать, Лиза разбудила Генриха, чтобы пересказать всё, что тот пропустил. Повисло задумчивое молчание, которое Генрих прервал через несколько минут.

— Но это же как-то… нелогично. Зачем Фернандо записывать это, да ещё и на пластинки? Он же, наоборот, хочет, чтобы Фред ничего не помнил.

— До тебя ещё не дошло? Фред — не настоящий Инкрим. Да, это трудно принять, но… всё сходится.

— Или это уловка Фернандо.

— Поверь, я знаю, о чём говорю. Я растила Фреда — не ты. Это началось у Фредди в семь лет. Как раз после болезни.

— Так, — до сих пор не веря до конца, скрипя зубами, Генрих всё же кивнул, не находя аргументов против. — А почему… пластинки?

— Это самое простое. Помнишь курс айяра́нта? Энергия несовместима с электричеством. Точнее, нестабильна в пределах магнитного поля. Пластинка — идеальный носитель скрипта.

— Хочешь сказать, на этих пластинках могли быть скрипты? И ты не предупредила?!

— Ни один скрипт, созданный за последние тридцать лет, не запускается без активации. «Защита от дурака».

— Мы не знаем, когда были записаны эти пластинки.

— Обрати внимание на штамп с указанием даты. Он стоит на каждой пластинке.

— Штамп легко подделать.

— Не этот. Такие штампы заказывают отдельно, в Йорсинхеле. Технологии Сата пока не позволяют их подделывать.

— А если их подделали в Йорсинхеле?

— Я тебя умоляю, — усмехнулась Лиза. — Кто? Если этот кто-то существует, почему до сих пор не правит всеми пятью тари?

— Разумно. Предположим, записи были сделаны, когда Фреду было шесть лет.

— Семь, — поправила Лиза. — Весной у него начался тик. Синдром Туретта. Полгода Фредди посещал психотерапевта. Я не знаю, что было на сеансах — меня туда не пускали. Это продолжалось с мая по ноябрь, и синдром удалось побороть в зачаточном состоянии. Незадолго до дня рождения Фредди состоялся последний сеанс. Я это помню как вчера.

Генрих глубоко задумался, потирая кончики пальцев.

— Как звали психолога?

— Доктор Милдред… кажется Пакс или что-то вроде того. Короткая фамилия на «П».

Генрих сделал пометку в блокноте: «Найти доктора Милдред Пакс» и поставил знак вопроса рядом с фамилией.

— Теперь главное. Что это были за скрипты?

— Ты задаёшь не те вопросы, Птица.

— Эй! Только Марк имеет право так меня называть.

— Ох, прости, я совсем забыла про Марка, — съязвила та, но, подумав, извинилась по-настоящему. — Не знаю, что на меня нашло. Для меня это тоже шок. Ты спрашиваешь, что за скрипты. Есть такие скрипты, которые заставляют любую информацию врезаться в память надолго. Они как нож — оставляют шрамы.

— Или как игла с тушью.

— Вспомнила, — она пощёлкала пальцами. — Милдред Пакс. Можешь не искать её — старушка прописалась на кладбище в прошлом году.

— Проклятье!

— Будь она жива, это бы вряд ли бы что-то изменило. Фернандо часто использует людей «втёмную».

— Как и все наблюдатели Доктрины.

— Тем более.

— Н-да, — Генрих выскочил из кресла, схватил одну из пластинок, повертел в руках, поднёс к лампе, чтобы рассмотреть штамп. Тот переливался всеми цветами радуги, а под определённым углом становился виден логотип корпорации «Линс», производившей атрибуты для наблюдателей Доктрины — круг с девятью шипами, обращёнными внутрь, с точкой в центре.

«Я что-то упускаю, — навязчиво крутилась мысль в голове Генриха. — Что-то, что лежит на поверхности. Уж очень всё гладко».

— Пластинки надо уничтожить, — сухо сказал Генрих.

— Ты с ума сошёл?! — вскочила Лиза и схватилась за ящик. — И лишить нас такой улики против Фернандо? Ты хоть понимаешь, что эти пластинки теперь — наше оружие?

— Когда это ты восстала против Фернандо? — ухмыльнулся Генрих.

— Когда эта тварь заставила меня убить ни в чём не повинных людей. Когда я чуть не лишила жизни годовалое дитя! Уже тогда я восстала против Фернандо. Вот только моё восстание носило тихий, незаметный характер. Это вы, мужчины, восстаёте внезапно, пафосно, масштабно. Мы, женщины, делаем это каждый день. Не через насилие, а через любовь.

— Оставь эти речи, пожалуйста, они на меня не действуют.

— Потому что ты — функция. А я — мать. Вот в чём между нами разница, Генрих.

— Что ты намерена делать с пластинками?

— Передать их Культу. Я думаю, это худший из вариантов для Фернандо. Ничто не ударит по нему больнее.

Генрих тяжело вздохнул и посмотрел в пол. Он чувствовал, что делает что-то не так. Чего-то не видит, или не слышит, или не чувствует нутром.

— Генрих?

— Почему Фернандо сразу не уничтожил пластинки?

— Вероятно, они ему нужны, но не сейчас. Видимо, чтобы предъявить Культу в нужный момент, когда Фред выполнит свою миссию и станет не нужен. Так он избавится от Фреда их же руками, но это только моё предположение. Ох, Господи! Генрих, думаешь, я могу залезть в голову Фернандо?! Разгадать все его планы?

Генрих пытался размышлять, но Лиза не давала и минуты тишины.

— Нужно как можно скорее передать пластинки Культу, пока Фред не совершил непоправимое. А моего Фредди я знаю — он иногда прикидывается идиотом, но способен на такое, что в кошмарном сне не привидится здоровому человеку! Вспомни хотя бы магазин. Генрих, ты здесь?

У агента Марка разболелась голова, он рухнул в кресло и, глядя в потолок, негромко произнёс:

— Твоя взяла. Ты передашь пластинки Культу, но скажи, что это спорное доказательство. Ещё надо проверить их подлинность.

— Ты откроешь мне Тоннель?

— Попрошу Артэума.

— Нет! Артэум не должен знать. Он не доверяет мне. Он не слышал этих пластинок, не видел штампы своими глазами, не знает о Фредди то, что знаю я. Он всё равно не откроет тебе Тоннель, либо откроет, но пройдёт слишком много времени. А чем быстрее мы передадим пластинки, тем лучше. К тому же, Артэум не сам открывает Тоннели — он просит эйров Симмаратана, а у них свой интерес против Культа.

— В этом ты права, — удивился Генрих. — У меня есть ещё один способ.

Вечером того же дня, оранжевый «Ниссан» гнал на восток по шоссе вдоль великого озера Онтарио. За рулём и в этот раз сидел Генрих. Лиза, истощённая морально и физически, клевала носом на переднем сиденье. Сколько Генрих ни уговаривал её поспать, та отказывалась.

Около семи вечера, автомобиль съехал с дороги, чтобы остановиться у самого берега. Оранжевый закат отражался от безмятежной водной глади, и на миг, выйдя из машины, Генрих даже забыл, зачем приехал сюда.

— Красиво.

Лиза не ответила. Достаточно отдохнув, прижимая к себе ящик с пластинками, она поравнялась с Генрихом, глядя на озеро, и вопросительно поглядела на него. Тот медлил. Он пытался осмыслить и уложить в голове все факты, что узнал сегодня.

«Если она права, значит, Марк ошибся. А если Марк не ошибся?»

Он косо поглядел на Лиза, но не прочёл на её лице ничего кроме решимости.

— Отвернись.

Лиза неохотно повернулась к нему спиной. Генрих засучил рукав, и через пару минут в полуметре под водой, примерно в десяти метрах от берега, замерцало едва различимое в закатном свете мутное пятно. Оно походило на молоко, разлитое кем-то под водой, и было почти незаметно, если не вглядываться.

— Ты издеваешься, — сказала Лиза, вновь поглядев на воду. — Ненавижу водные.

И Генрих, и Лиза прекрасно знали, что наиболее безопасные Тоннели те, что открываются под водой. Правда, они же и самые неудобные. Агенты часто пользовались такими Тоннелями, и специально держали в багажниках непромокаемые рюкзаки и костюмы для плавания.

— Хочешь, чтобы я простудилась?

— Можем отъехать подальше, километров на сто, и тогда я открою тебе сухопутный Тоннель.

— Нет уж!

Лиза открыла багажник и достала рюкзак. Вежливо отвернувшись, Генрих подождал несколько минут.

— Готово, — громко отчиталась Лиза.

— Удачи тебе! — сказал Генрих, когда та входила в холодную воду. Вместо ответа, Лиза, видимо, посчитав, что это не к месту, хмуро поглядела на Генриха, но всё ответила: «Спасибо».

Вдохнув полные лёгкие воздуха, Лиза нырнула, и вскоре исчезла в водах озера Онтарио. Генрих знал, что через минуту она вынырнет в море около Симмаратана, и всё равно переживал. Не столько за Лизу — она опытная, и знает, как выживать. Он думал о своём выборе, о Фреде Берроу и о Марке, который так не вовремя пропал. Когда рябь на воде улеглась, Генрих вернулся в машину и включил печку, чтобы согреть руки.

«Ход сделан. Да поможет нам всем Бог».