Грехопадение

15. МИЛА

Это была агония, как горело мое тело. Каждая мышца болела, внутренности скручивались и напрягались, когда возбуждение накапливалось между ног. Я закусила нижнюю губу, глядя на него, возвышающегося на краю кровати. Обнаженный, высеченный из камня рукой самого Адониса, Сэйнт был еще более привлекателен благодаря доминирующей силе, которую он излучал, просто дыша. Он держал себя гордо, царственно, даже находясь на грани греховных глубин. Каждый его изгиб, каждый дюйм, вплоть до затвердевшего члена, был гладким, упругим… совершенным. Мои пальцы жаждали прикоснуться к нему, а бедра пульсировали от желания принять его.

Он поднялся на верхнюю часть кровати с балдахином, вытянул руки, напрягая каждый мускул своего точеного тела.

— Ты говоришь, что готова, чтобы весь мир сгорел.

Я выгнула спину, словно его слова ласкали мою разгоряченную кожу.

— Прямо сейчас я готова сгореть.

Ухмылка, злорадно изогнувшая его губы, напомнила мне о том, как сильно я жажду снова ощутить его вкус.

— Это все, что у тебя есть, не так ли, Мила? Твой огонь. Тьма, которую нужно сжечь.

— Тьма, которую я никогда не знала до тебя.

Он опустил руки, продолжая улыбаться.

— За разврат я с радостью заплачу кровью.

Он потянулся к углам кровати и достал оттуда черные галстуки с петлями. Дьявольская ухмылка на его лице была одновременно сексуальной, как грех, и чертовски раздражающей.

— Я добавил кое-что к декору нашей спальни, пока ты любовалась роскошью номера.

Он обхватил пальцами мою лодыжку и без труда завязал черный атлас вокруг моих ног.

— Ложись, Мила. — Его тон был жестким и грубым, ясно давая понять, что это один из тех случаев, когда я должна заткнуться и подчиниться. Я так и поступила, извиваясь под завязками, пока он фиксировал мои руки. Атлас был мягким на моей коже, и я проверила его прочность, слегка потянув за ограничители.

Сэйнт снова встал у края кровати, любуясь открывшимся перед ним видом. Меня, раскинувшей руки и связанной для его удовольствия. Еще несколько недель назад эта мысль повергла бы меня в ужас, но теперь она заставляла меня только извиваться, нуждаясь в нем гораздо сильнее. Опустившись на одно колено, он устроился между моих ног. Его тело было вертикальным, а член твердым и готовым, и я видела, как на его кончике выступили бусинки возбуждения. Он коснулся одним пальцем внутренней стороны моего бедра, неторопливо поглаживая его вверх.

Мои ноги дрожали, чем ближе он подходил к моему центру. Я ждала его прикосновения с затаенным дыханием. А он лишь дразнил меня, проводя кончиком пальца по расщелине бедра, намеренно избегая того места, где я нуждалась больше всего. Дрожь охватила мои ноги, тело переполняли ощущения и желание. Я прикусила губу, пока его прикосновения продолжали мучить меня, чувствуя, что вот-вот вспыхну, и я извивалась на простынях.

— Мне нравится видеть, как ты извиваешься для меня, как твое тело просто берет верх и требует. — Насыщенный, глубокий тон его голоса, соблазн, который исходил от его слов, просачивался сквозь мою кожу и проникал в кровь. Мое тело больше не было моим. Я больше не контролировала его. Им управлял он.

Как только он просунул палец в мою щель, я выгнула спину от такого желанного вторжения.

— О, Мила. Твое тело никогда не разочаровывает. — Он ввел палец в мое тепло, и я выгнула шею, а мое тело оттолкнулось от кровати, мощные волны удовольствия запульсировали в моих венах. — Ты была права, знаешь. В той части, где ты сказала, что я зависим от того, чтобы быть внутри тебя. — Он согнул палец и нежными движениями массировал мои внутренние стенки. Я извивалась, стонала и двигала бедрами, когда мой контроль над собой ослабевал. — Я зависим от тебя. Я зависим от твоего тела. От твоего огня. И, Бог свидетель, я пристрастился к этой твоей сладкой киске. — Он согнулся в талии, и я вскрикнула, когда его язык прильнул к моему телу, а палец продолжал держать ровный ритм. Атласные простыни стали казаться песком на моей сверхчувствительной коже. Кончик его языка лизал то место, где его палец вошел в мое тело, вплоть до крошечного пучка нервов, который пульсировал. Быстрее, сильнее, его жадный язык доводил меня до грани безумия, в то время как мое тело было на грани того, чтобы разорваться пополам.

— Святой блядь, ты убьешь меня.

— О, но какой сладкой будет эта смерть. Жизнь, упоенная крещендо наслаждения.

Я задрожала, когда его теплое дыхание заплясало по моей влажной, набухшей киске. Между бедер начало нарастать давление, глубоко укоренившаяся боль, которая вот-вот должна была вылиться в кульминацию, способную оборвать весь контроль.

— Еще нет. — Его рот исчез, палец выскользнул из моего тела, и я осталась висеть на краю обрыва.

— Господи. Черт, — выругалась я и подергалась за путы. — Остановись, пожалуйста. Прекрати мучить меня.

Он подвинулся, раздвинул ноги и расположил колени по обе стороны от моих бедер, его глаза оказались на одном уровне с моими.

— Я не мучаю тебя. Я готовлю тебя. Убеждаюсь, что твое тело готово к тому, что должно произойти.

— О, оно готово, если ты не заметил, когда был там внизу.

Он хмыкнул, его губы заблестели, когда он наклонился и поцеловал меня, позволяя мне почувствовать вкус моего возбуждения на его языке. Это была сладость отчаяния, которая возбуждала мои вкусовые рецепторы от одного долгого, жесткого поцелуя за другим.

— Чего ты хочешь, Мила? — Он раздвинул губы, кончик его члена коснулся плоти моего лобка, влажная сперма прилипла к моей коже. Я закрыла глаза и застонала, приподнимая талию, насколько позволяли мои путы, в отчаянной попытке найти то, что мне нужно.

Он усмехнулся, в его глазах появился озорной блеск.

— Такая жадина.

— Такой жестокий, — бросила я.

Он вытянулся надо мной, его руки задевали мои руки, когда он медленно поднимался выше… и выше, кожа к коже, пока его длина не достигла моих губ, и он сел прямо.

— Соси мой член. Но если ты заставишь меня кончить, я не окажу тебе такой же любезности.

— Что?

— Ты меня слышала. Соси мой член, но, если ты заставишь меня потерять контроль, я не дам тебе того, что ты хочешь.

Прежде чем я успела произнести хоть слово, он вогнал свой член мне в рот, проталкивая его до самого горла, отчего я задыхалась, а мои легкие жалобно стонали от нехватки воздуха. Глотать было невозможно, и моя слюна теперь имела только одну цель — смазать его длину, заполнившую каждый дюйм моего рта.

— Не двигай своей хорошенькой головкой, — приказал он, нависая надо мной и хватаясь за изголовье кровати.

Я не двигалась, ощущая его вкус во рту. Низкие, гортанные стоны прорезали тишину, когда он напрягся, просунув свою длину дальше в мой рот, а затем снова выйдя. Невозможно было не провести языком по твердым гребням, не покрутить им по кончику его члена.

— Черт, — выругался он и крепче встал в стойку. — Не делай этого, Мила. Ты заставишь меня кончить.

Его слова были топливом. Это был бензин, разжигающий мою потребность в удовольствии, неважно, его или мою. Я не могла остановить это. Я не могла остановить себя, двигая головой, посасывая и облизывая его вал, хотя знала, что дорого заплачу, если заставлю его кончить.

— Мила, — предупредил он, не пытаясь остановить меня, — заставь меня кончить, и ты не кончишь.

Господи Иисусе. Как я могла не быть жадной до его вкуса? Как я должна была остановиться? Его бедра двигались быстрее, энергичнее, словно он гнался сейчас за собственным удовольствием. Боже, как же я хотела, чтобы он кончил. Я хотела, чтобы он ощутил вкус своего удовольствия на моем языке… даже если это означало отказ себе в том же.

Мои щеки впали, когда я сосала, проводя языком по гребням его члена.

— Мила.

Я подняла взгляд: на его груди выступили бисеринки пота, его тело было твердым и подтянутым, от мышц веяло силой и мощью, но именно в моих руках сейчас находилась власть. Даже ограничения не могли помешать мне взять контроль над ним, над его телом. Наконец-то я поняла его потребность в контроле. Я поняла, насколько привлекательным может быть чувство власти, вызывающее привыкание и такое чертовски сладкое.

— Черт! — Он вырвался и схватил меня за щеку, сильно сжав ее, и посмотрел вниз. — Ты просто не можешь, блядь, подчиниться мне, да?

Я не могла ответить. Мои губы сжались, когда его пальцы впились в мою плоть, боль отдавалась в челюсти. Но я смотрела на него из-под ресниц, чтобы он видел, что я не жалею о том, что бросила ему вызов. Более того, я бросила ему вызов одним лишь взглядом. Один-единственный взгляд блестящих радужных глаз. Сапфирово-синие и изумрудно-зеленые. Бой развратной тьмы.

— Я должен позволить тебе и дальше сосать мой член и выпустить свою сперму тебе в глотку, а потом оставить тебя здесь, связанную и неудовлетворенную. — Он переместился ниже, и от мягкого прикосновения его бедер к моим бокам по позвоночнику побежали мурашки. — Я должен оставить тебя здесь без траха. — Он рывком отпустил мою щеку, и по чувствительной плоти разлилось раскаленное тепло. Затем он выпрямился, и я задохнулась, почувствовав, как его член уперся в мой вход. Он крутанул бедрами и проскользнул внутрь меня, но всего на дюйм. — Но, наверное, худшее наказание, которое я мог бы тебе сейчас назначить, это продолжать дразнить тебя.

— Пожалуйста, не надо. — В уголках моих глаз заблестели слезы, агония стала слишком изнурительной, чтобы ее терпеть. — Пожалуйста, не делай этого со мной. — Слеза скатилась по моему лицу, боль отдавалась в каждом уголке моего тела.

Он вытер слезу подушечкой большого пальца и поднес ее ко рту.

— Ничто так не сладко, как женская агония.

Я закрыла глаза, мое тело обессилело, даже не найдя кульминации, которой оно жаждало несколько часов.

— Остановись. Пожалуйста.

— Посмотри на меня, Мила.

В моих жилах не было достаточно сил, чтобы открыть глаза.

Нежная рука обхватила мою щеку.

— Посмотри на меня.

Мне удалось поднять на него глаза: все темные и жесткие черты его лица исчезли, сменившись тем, чего я никогда раньше у него не видела.

— Теперь ты знаешь, что я чувствую из-за тебя.

— Что? — Мой голос был просто шепотом.

— Вот что ты делаешь со мной. — Он наклонился и толкнулся вперед и в меня. — Ты доводишь меня до края. — Он надавил еще немного. — Ты заставляешь меня чувствовать себя слабым, потому что я не могу, блядь, контролировать тебя. — Я стонала, пока он заполнял меня, погружаясь в меня до самого основания. — Я не могу защитить то, что не могу контролировать.

Его слова врезались в мою грудь, как шарик для признаний. В его глазах, в нежных голубых волнах, не осталось и следа от привычного мне гнева и жестокости.

— Теперь ты понимаешь, Мила? — Он отпрянул назад, полностью выскользнув из меня. — Скажи мне, что ты понимаешь.

Еще больше слез хлынуло из моей души и потекло по лицу. Я кивнула.

— Понимаю.

На этот раз он снова погрузился в меня, ударив по центру моего ядра, и я, сжав кулаки, потянула за ограничители.

— Больше не надо, Мила. — Он оставался неподвижным внутри меня. — Больше не надо. — Это было видно по его глазам. Уязвимое отчаяние, которое такой мужчина, как он, не должен показывать или чувствовать. В его жилах текла слишком большая сила, чтобы он мог поддаться слабости. Святой должен был править железным кулаком. Диктовать. Контролировать.

Безжалостный, бессердечный, властный мужчина, в которого я безнадежно влюбилась.

— Больше не буду, — прошептала я, и он скрепил наше молчаливое обещание поцелуем, проникающим до самых глубин моей души. Наши языки танцевали, проникая в каждый уголок рта, а его толчки становились все сильнее, жестче, отчаяннее, когда он раскачивал нас обоих до крещендо, которого мы так жаждали.

Его тело двигалось. Его спина выгнулась. Его член вдалбливался. Снова и снова мое тело становилось его телом, подстраиваясь под него. Наше дыхание смешалось, и стоны вырывались в унисон.

— Кончи для меня, Мила.

Я не знала этого, но, когда он произнес эти слова, мое тело разлетелось на миллиард осколков, словно ждало этих слов, ждало его приказа, его разрешения разлететься на куски. Наслаждение хлынуло по моим венам, и атласные ограничители натянулись, когда все мое тело забилось в конвульсиях от кульминации, пронесшейся сквозь меня подобно неистовому урагану. Волны разбивались о каждую косточку, и сердцевина моего тела задрожала, когда апогей вырвал из моих легких громкий крик.

— Святой.

— Я держу тебя, Мила, — ворковал он, когда оргазм пронесся по моему телу. — Я держу тебя.

Он продолжал двигаться во мне, зарылся лицом в мою шею и застонал, когда я почувствовала, как его член задрожал, изливая в меня свое наслаждение.

Его тело обмякло на мне, и все мои конечности онемели от изнеможения.

Я глубоко вздохнула.

— Больше не надо, Святой. Не надо. Больше.