Грехопадение

2. МИЛА

— Мисс Торрес, — начал он, — или теперь миссис Руссо? — Его улыбка была улыбкой хищника, обманчиво добрая со смертельными намерениями.

Я поднялась на ноги.

— Можете звать меня Мила.

Мистер Руссо сидел на диване напротив меня, откинувшись назад, как будто он был хозяином этого места. Золотая цепь на его шее делала то, что и должна была делать, демонстрируя миру его богатство блестящим блеском. Его взгляд остановился на мне.

— Что мой сын предложил тебе?

— Простите?

— Ты меня слышала. Что мой сын предложил тебе?

Я села на диван и сузила глаза.

— Я не понимаю, на что вы намекаете.

— Я ни на что не намекаю. Я задаю тебе прямой вопрос.

— Прямой вопрос, из которого следует, что вы думаете, будто ваш сын купил меня.

— А разве нет?

— О, Боже. — Я скрестила руки. — Теперь я понимаю, откуда он это берет, — пробормотала я про себя.

— Мила, — Рафаэль сел рядом со мной, — мы пытаемся помочь.

— Я просила помощи? — Я снова посмотрела на мистера Руссо. — С какой стати вы хотите мне помочь? Вы меня даже не знаете.

Мистер Руссо достал сигару из кармана пиджака, и я взглянула на знак "Не курить" на обратной стороне двери.

— Ты знаешь моего сына, Мила?

Я пошевелилась на своем месте.

— Я вышла за него замуж.

— По доброй воле?

Его вопрос застал меня врасплох, а отсутствие остроумного ответа заставило меня сжать челюсти. Из его рта вырвалась струйка дыма, когда он вынул сигару из губ.

— Полагаю, ты знаешь о долге, который ваша семья задолжала нашей.

— Какой долг? — Вклинился Рафаэль.

Мистер Руссо усмехнулся.

— Судя по выражению твоего лица, я полагаю, ты знаешь, о чем я говорю, Мила. Почему бы тебе не просветить своего брата?

В моем нутре поселилась неприятная тяжесть, и я поняла, что должна быть осторожна с этим человеком. Выражение его лица, вся его манера поведения предвещали одни неприятности.

Я заправила распущенный локон за ухо.

— Думаю, мне хотелось бы услышать вашу версию этой истории, мистер Руссо.

Темная бровь выгнулась дугой, а его ухмылка превратилась в высокомерную.

— Теперь я понимаю, почему ты ему нравишься.

— А я поняла, почему вы ему не нравитесь.

Его губы скривились.

— С чего ты взяла, что я не нравлюсь своему сыну?

— Я могу…

— Ладно, — вмешался Рафаэль, — мне кажется, мы отклонились от темы. Давайте вернемся к той части, где один из вас просветит меня насчет долга, о котором вы упомянули.

Мистер Руссо не сводил с меня глаз.

— Проще говоря, Рафаэль, много лет назад нашей семье был обещан первенец — девочка Торрес. По воле судьбы в вашей семье не было первенца, пока не родилась Мила, — он указал на меня жестом.

— А за что был долг?

— Деньги, конечно, — просто ответил мистер Руссо, пожав плечами. — Твоему прадеду нужны были деньги для его компании. А мой дед, да будет благословенно его доброе сердце, был достаточно щедр, чтобы дать ему необходимую сумму. Так что было заключено взаимное соглашение о слиянии наших семей: первенец Руссо женится на первенце Торрес.

— А когда я родилась, родители инсценировали мою смерть и отправили меня через полмира, чтобы этого не случилось. — Я продолжила его рассказ, добавив в свой тон немного враждебности. В отце Сэйнта было что-то такое, что заставляло меня анализировать каждое слово, каждое движение, неважно, насколько тонкое, чтобы попытаться понять, какую игру он затеял. Веселая ухмылка и жесткий взгляд в его глазах давали понять, что он играет в игру, которую не намерен проигрывать.

Я не доверяла ему. То ли это был сиротский инстинкт, то ли предрасположенность женщины, окруженной незнакомцами, но у меня было четкое ощущение, что у сидящего напротив меня старика нет ничего, кроме дурных намерений.

— Знаешь, — начал мистер Руссо, — я понятия не имею, почему твои родители так старались скрыть тебя от нашей семьи. Я уверен, что у тебя были проблемы в приютах, когда ты росла сиротой. — Кривая улыбка на его лице была лишена всякого сочувствия.

Я не позволила ему ранить себя.

— Я уверена, что они выбрали меньшее зло.

— Но так ли это? Неужели отлучение тебя от семьи, лишение тебя права на наследство Торрес было меньшим злом по сравнению с женитьбой с моим сыном? — Он фыркнул, губы искривились в забавной ухмылке. — Наверное, можно сказать, что все было напрасно, ведь в итоге ты все равно вышла замуж за моего сына. Ты бы назвала это судьбой, Мила? Возможно, судьбой.

Я отказалась отвечать или как-то реагировать. Он словно хотел спровоцировать меня, заставить сказать то, что я твердо решила держать при себе. Мне понадобилось всего десять минут в присутствии этого человека, чтобы понять, почему Сэйнт так враждебно отреагировал на своего отца в зале заседаний. Они были похожи на двух титанов, вцепившихся друг другу в глотки, как война между богами.

— Что вы ему сделали? — Я уставилась на старика. — Почему он так вас ненавидит?

Стоическое выражение его лица на долю секунды пошатнулось, и высокомерие, которое он так хорошо носил, на мгновение исчезло. Если бы я не следила за его выражением лица с тех пор, как он вошел сюда, я бы этого не заметила. Морщинки у уголков рта и глаз выдавали его возраст.

— Мой сын не ненавидит меня. Он ненавидит тот факт, что не может быть мной.

— Я не думаю, что дело в этом.

— Уверяю тебя, это так. Марчелло оплакивал смерть своей матери последние восемнадцать лет. Он ненавидит тот факт, что я был достаточно сильным, чтобы жить дальше, а он не может этого сделать.

Головоломка встала на свои места, и мне захотелось задать вопросы, чтобы завершить образ, проникнуть в сознание Святого. Но вопросы поставили бы меня в невыгодное положение перед мистером Руссо, а мне этого не хотелось. Не сейчас.

— В любом случае, — он сел и опустил огрызок сигары в пустой стакан Рафаэля, — я привел с собой своих адвокатов. — Он указал на двух мужчин, стоявших позади него. — Все, что нам нужно от тебя, это заявление, в котором говорится, что Марчелло заставил тебя выйти за него замуж и передать ему свои акции. Мы сможем аннулировать этот брак между вами и моим сыном до заката.

У меня свело живот. От предостережения у меня на затылке зашевелились волосы. Я перевела взгляд с него на Рафаэля, который лишь кивнул в знак согласия с мистером Руссо.

— Это единственный способ разобраться в этой неразберихе.

Я никак не отреагировала.

— Мила, — сказал Рафаэль и взял меня за руку, от чего мне стало не по себе, — ты боишься его. Я знаю это. Иначе зачем бы ты убегала от него? Мистер Руссо позаботится о том, чтобы он больше никогда тебя не беспокоил. А когда все уладится, мы сможем начать все заново, ты сможешь начать жить со своей законной семьей. — Он сжал мою руку, и мое сердце заколотилось в груди: мысль о том, что я увижу свою мать, разбила все мои мечты о воссоединении с ней. В этот момент я снова стала той юной девушкой, сиротой, которую заперли в чулане, и у нее не было ничего, кроме темноты и мыслей о том, какой была ее настоящая мать, чтобы составить ей компанию. Я никак не могла сосчитать ночи, которые провела на грязном матрасе, думая о ней, гадая, как она выглядит. Были ли у меня ее глаза, ее нос, ее улыбка. И вот теперь мне предложили шанс исполнить мечту маленькой сироты, но я не могла избавиться от грызущего чувства, что не все здесь преследуют мои интересы.

Я посмотрела на Рафаэля: сходство между нами становилось все более явным, чем больше времени мы проводили в обществе друг друга.

— Ты собираешься продать свои акции.

Он кивнул без колебаний.

— Меня никогда не интересовал судоходный бизнес. Я бы только развалил эту компанию, если бы мне пришлось занять место отца. Мистер Руссо создал себе неплохую логистическую империю. Я не могу придумать никого лучше него для управления компанией моего отца.

Мистер Руссо прочистил горло.

— Хотя я ценю вотум доверия, Рафаэль, боюсь, что без десяти процентов Милы, которые мы все изначально считали твоими, я больше не заинтересован в покупке твоих акций. Я был бы глупым бизнесменом, если бы покупал акции компании, в которой большинство акций принадлежит моему врагу, в данном случае моей собственной плоти и крови.

— Что? — Рафаэль вскочил на ноги. — У нас была сделка.

— Да, была. Но без десяти процентов Милы эта сделка больше не состоится. — Он пристально посмотрел на меня. — Если, конечно, мы не докажем, что Милу заставили выйти замуж за моего сына и отдать ему свои акции. Тогда она вернет свои акции, и мы сможем заключить новую сделку. Все трое.

Напряжение в комнате напоминало резиновую ленту, готовую в любую секунду сорваться. От Рафаэля исходило разочарование, от мистера Руссо, высокомерие, и все это время я сидела прямо в центре событий. Я снова была в том чертовом зале заседаний с Сэйнтом и его отцом, храня в себе все обострившиеся эмоции. И снова мне захотелось бежать, испытывая непреодолимую потребность в побеге.

— У нас уже есть все документы, необходимые для того, чтобы разобраться во всей этой неразберихе с моим сыном. — Мистер Руссо щелкнул пальцами, и один из мужчин, стоявших за его спиной, положил портфель на обеденный стол слева от нас. Замок щелкнул, когда он открыл портфель, а затем послышался скребущий звук бумаг. Много чертовых бумаг. В мою руку сунули ручку, и мужчина странно напомнил мне робота. Никаких эмоций. Никакого выражения. Только бизнес. Искусственный интеллект, созданный для того, чтобы помогать богатым людям становиться еще богаче.

Я поднесла руку ко рту и прочистила горло.

— Вы, кажется, убеждены, что Сэйнт заставил меня выйти за него замуж.

— А разве нет? — Возразил мистер Руссо. Несмотря на то, что это была правда, мне показалось странным, что он сразу же сделал такое правильное предположение.

Пытаясь вернуть себе уверенность, я сделала глоток водки и скрестила ноги, заставив плечи стать квадратными от уверенности. Мужчины, подобные мистеру Руссо, легко убеждались в том, что они умеют запугивать других. Я твердо решила не давать ему повода думать, что он меня беспокоит.

— Мистер Руссо, вы делаете довольно серьезное предположение, думая, что я буду делиться своими личными делами с вами, человеком, которого я даже не знаю. И вы слишком уверены в том, что даже если я дам вам показания относительно моего брака с вашим сыном, я буду готова продать вам свои десять процентов акций.

Он улыбнулся, но это не была теплая улыбка, напоминающая о доброте и сострадании. Она была холодной, как арктическое море, и смертоносной, как тьма под ним.

— Давай будем честными, а? — Он присел на край кресла, положив локти на колени. — Ты находишься в чужой стране и оказалась в центре семейной вражды, которая бушует уже много лет. Ты — пешка в игре моего сына, не более того. Ты всю жизнь жила за счет чужих объедков и благосостояния, так что скажи мне, что у тебя нет цены. — Он наклонился вперед, угроза была написана на каждой черточке его лица. — У каждого есть своя цена, Мила. Некоторые просто немного жаднее других. Но ты, я думаю, не будешь слишком жадной, ведь ты не знала ничего, кроме нищеты. Так что назови мне свою цену.

Я бы солгала, если бы сказала, что он меня ничуть не пугает. Но я не собиралась труситься на своем месте и желать, чтобы земля поглотила меня.

— Вы правы, — заявила я. — Я прожила нищенскую жизнь. Я знаю, каково это… не иметь ничего, кроме собственного достоинства. И это моя цена, мистер Руссо. — Я поднялась на ноги. — Мое достоинство. И даже вы не обладаете таким богатством, чтобы позволить себе это.

Его улыбка превратилась в злобный оскал, ухмылка, способная пробить стены ада.

— Ты Торрес всего три секунды, а уже считаешь, что у тебя есть все необходимое, чтобы выступить против меня? Ваша гордость всегда была главной проблемой вашей семьи.

— Я не могу говорить за семью, которую никогда не знала. Я пробыла в вашем присутствии всего три минуты, а уже знаю, что ни за что на свете не отдам вам свои десять процентов акций. И не по какой-либо другой причине, а просто потому, что вы так сильно этого хотите.

Он вскочил на ноги, раздувая ноздри и пылая глазами, как раскаленные ямы Аида.

— Не выводи меня, девочка.

Я подняла подбородок.

— Как вы выразились, я застряла в центре всего этого, и мне плевать на то, что происходит между вами и вашим сыном. Но будь я проклята, если позволю кому-то из вас втянуть меня еще глубже в это дерьмо. Чем дальше я буду от вас всех, тем лучше.

— Тогда дай мне то, что я хочу, и мы навсегда избавимся друг от друга.

Я выпустила смешок.

— О, Боже мой. Я только это и слышу с тех пор, как начался этот гребаный кошмар. Вы двое так похожи, что просто жуть.

— Мила, остановись, — предупредил Рафаэль. — Это уже зашло достаточно далеко.

Даже не моргнув глазом, я продолжала смотреть на стоящего передо мной старика. Дорогой костюм, который он носил, не скрывал уродства жадного сукиного сына.

Мистер Руссо сохранял безучастное выражение лица.

— Вот что я вам скажу ребятки. Я дам вам день или два на размышление. — Он взглянул на Рафаэля. — Пока она не примет решение, наша сделка не обсуждается.

Не удостоив меня последним взглядом, он вышел из номера, его маленькие роботы последовали за ним, как рабочие пчелы за своей королевой. Когда он открыл дверь, я заметила еще двух мужчин, стоявших снаружи, словно сторожевые псы, жаждущие драки. Вся эта ситуация вылилась в нечто большее, чем я могу предположить. И теперь, оказавшись вдали от Сэйнта и столкнувшись с человеком, который, похоже, был первопричиной его сомнительных поступков, я уже не была уверена, что бегство от него было лучшим решением, которое я приняла до сих пор.

Дверь захлопнулась, и Рафаэль, не теряя времени, бросился ко мне.

— Что, черт возьми, ты только что сделала?

Я повернулась к нему лицом.

— Я разозлила старика с дерьмовым характером, вот что я сделала.

— Ты хоть представляешь, насколько богат этот старик?

— Мне все равно. — Я взяла свой стакан и опустошила его, водка горела, оседая в желудке.

— А мне не все равно. Ты могла бы назвать свою цену, и он бы ее заплатил.

— Как я уже сказала, я не продаюсь.

— И все же ты назвала свою цену за то, что вышла замуж за Святого.

Если бы не тот факт, что всего несколько часов назад я узнала, что стоящий передо мной молодой человек — мой брат, я бы ударила его по лицу.

— Ты ничего не знаешь о том, что произошло между мной и Сэйнтом.

— Но ты не отрицаешь этого?

— Что не отрицаю?

Рафаэль подошел ближе.

— Что у тебя была своя цена со Святым.

Я прикусила губу. Было столько лжи, которую я могла бы сказать, и проклятий, которые я могла бы выкрикнуть, чтобы вытащить меня из этого разговора, в котором было слишком много правды, чтобы мне понравиться. Рафаэль был прав: у меня была своя цена со Святым. Я торговалась с ним и в конце концов пожала руку дьяволу, чтобы завершить нашу сделку. На нашем соглашении была указана цена. Сиротский приют. Это была моя цена, и, хотя она была благородной, я поняла, что мистер Руссо был прав. У каждого есть своя цена.

Даже блядь у меня.

— Мила, ты должна пересмотреть вариант мистера Руссо, — убеждал Рафаэль.

— Неужели ты не видишь, что этот человек — змея?

— Мне все равно, — ответил он с раздражением. — Честное слово, мне плевать. Я просто хочу продать свои акции, получить деньги и делать то, что я хочу, а не то, что мой отец приказал мне сделать в своем гребаном завещании.

Я втянула нижнюю губу в рот и положила руки на бедра.

— Твой отец. Твой отец.

Он потер виски, его глаза закрылись.

— Да.

— Ты заметил, что с тех пор, как я села к тебе в машину, ты называешь наших родителей мамой и папой?

— И что?

Я скрестила руки.

— Это наши родители, Рафаэль. Наша мама. И наш отец.

— Господи, — пробормотал он. — Ты серьезно? Ты буквально несколько часов назад появилась в моей жизни, и уже ждешь, что я буду перестраиваться, превращаясь из первого и единственного ребенка Торрес во второго и самого младшего? Ты ожидаешь, что я смогу смириться с этим и не почувствовать себя хоть в малейшей степени обманутым?

Дискомфорт скользнул по моей коже, а в нутрии завязались узлы неуверенности.

— Я не знаю, чего я ожидаю. — На глаза навернулись слезы, но я постаралась их проглотить. — Честно говоря, я не знаю, и самое ужасное, всю свою жизнь я мечтала быть окруженной своей семьей. И сейчас, когда я так близка к тому, чтобы найти их, я никогда не чувствовала себя такой более одинокой.

Он выдохнул и откинул голову назад, глядя в потолок.

— Я пытаюсь понять, через что тебе приходится проходить, но имей в виду, что для меня это тоже неизведанная территория. Я все распланировал, все свое будущее. — Он снова посмотрел на меня. — А теперь все это висит на волоске из-за сестры, которую я всю жизнь считал мертвой.

Я заправила волосы за ухо.

— Мне очень жаль. Это не было моим намерением…

— Я знаю это. — Он положил руки мне на плечи и слегка сжал. — Но просто подумай об этом. Если бы не Сэйнт, ты бы всю жизнь прожила, не зная об этих десяти процентах акций. Продав их, ты ничего не теряешь. На самом деле эти десять процентов стоят охренительных денег, Мила. Как я понимаю, продав их, ты ничего не теряешь и многое приобретаешь. Дай показания. Получи свои акции обратно и продай их.

Мой взгляд оставался опущенным. Я не хотела смотреть ему в глаза, пока мои мысли метались и тянули меня в тысячу разных направлений одновременно. Было понятно, почему Рафаэль так отчаянно хотел, чтобы я продала свои акции. Для него это был единственный способ продать свои. Но я не могла объяснить это чувство собственности и ответственности, которое я испытывала по отношению к своим мизерным десяти процентам. Можно подумать, что для женщины с моим прошлым деньги были достаточно важным фактором, чтобы взвешивать их, пока я рассматривала все варианты. Но это было не так. Деньги были самым далеким от меня фактором. Их даже не было на весах. Это было что-то другое, но мне нужно было больше времени, чтобы понять, что именно.

Я смотрела ему в глаза и отчаянно пыталась увидеть в нем того, кем он был. Моим братом. Моей плотью и кровью. Но я не могла. Рафаэль все еще был для меня чужим, и до тех пор, пока это не изменится, я не могу ему доверять.

— Нет, — просто ответила я. — Пока что мой ответ — нет. — Я прошла мимо него и направилась в ванную комнату, расположенную слева от кровати, которая скрывалась за элегантной перегородкой.

— Мила, — позвал он меня. — Подумай об этом. Черт возьми!

Я услышала звук, похожий на сильный удар о стену. Рафаэль был зол, и, наверное, имел на это полное право. Его сестра, которая должна была быть мертвой, ворвалась в его жизнь после завтрака и разрушила все его планы на будущее еще до обеда. Но я не могла позволить себе думать об этом в таком ключе, испытывать к кому-либо сочувствие. Сейчас мне нужно было поставить себя на первое место, сделать то, что я считала правильным для себя, тем более что я не могла знать, как все это будет развиваться с минуты на минуту. Мне нужно было защитить себя, потому что больше некому было это сделать. Никто другой не принимал мои интересы близко к сердцу. Это была я… и только я.

Я закрыла за собой дверь ванной и повернулась, чтобы прислониться к ней. Изнеможение пробралось в мое тело и разум, и мне хотелось убежать и спрятаться от всех, чтобы хоть немного отдохнуть. Каждая частичка меня болела, и я никогда в жизни не чувствовала себя такой растерянной, такой испуганной.

Из уголка глаза скатилась слеза, и я быстро смахнула ее. Не было времени для слез, не было времени для вечеринки жалости. Мне нужно было держать себя в руках, если я хотела выжить в окружающем меня хаосе.

Я увидела свое отражение в зеркале. Женщина, смотревшая на меня, выглядела так, словно сам дьявол протащил ее через ад. Темные круги обрамляли глаза, а волосы дикими кудрями в беспорядке свисали вокруг плеч. Прошло всего несколько часов, но мне казалось, что я не спала уже несколько недель.

— Мила. — Рафаэль постучал в дверь. — Прости меня. Я не хотел выходить из себя.

Я закрыла глаза, сдерживая слезы.

— Просто все это слишком тяжело. Для нас обоих. У меня были планы. Эта сделка с мистером Руссо… возможность, которую я ждал с тех пор, как умер отец. Мой отец… наш отец не был тем, кого можно назвать поддержкой для меня и того, кто я есть. — Он сделал небольшую паузу, и воцарилась тяжелая тишина. — Я гей, Мила.

Я открыла глаза, удивленная этим очень личным откровением.

— Я гей, и отец никогда не принимал этого. Последние два года мы с партнером пытались открыть собственную художественную галерею. Он отказался помогать финансово, а поскольку у него было так много влияния в этом городе, он позаботился о том, чтобы мне больше никто не помогал.

— Почему? — Я проскользнула спиной в дверь и села на кафельный пол. — Почему ему было трудно смириться с тем, что ты гей?

— Я был его единственным сыном, Мила. И до нескольких часов назад я был его единственным ребенком. То, что я гей, означает, что я не продолжу род Торрес. Наследие.

— Это чушь.

— Для него нет.

Я прислонилась головой к двери.

— Браки по расчету. Семейные долги. Кровные линии и наследство. Боже, неужели я единственная здесь, кто живет в двадцать первом веке?

Рафаэль хмыкнул.

— Все это кажется довольно странным, не так ли?

— Я бы сказала, что это хреново. Но да, мы можем согласиться с тем, что это странно. — Я улыбнулась, и Рафаэль рассмеялся. Этот момент пролил свет на наш мрачный разговор, и мне удалось сделать глубокий вдох. Рафаэль дал мне представление о себе, о своей жизни, и вместо того, чтобы жалеть себя, я сочувствовала ему. — Я все испортила для тебя, не так ли?

Молчание.

— Мы можем все уладить, — ответил он, и мне не нужно было видеть его лицо, чтобы понять, что он относится ко всему этому скептически. — Я собираюсь заказать еду в номер. Хочешь чего-нибудь?

Я подняла глаза на белый потолок.

— Торт. Я хочу шоколадный торт.

— Торт?

— Торт всегда делает все лучше.

Он хихикнул.

— Значит, шоколадный торт.

Я услышала его тяжелые шаги, когда он отошел от двери, и подтянула ноги к груди. Мои мысли превратились в минное поле. Ничто в моей голове не имело смысла. Внутри меня бушевали все известные человеку эмоции, и я тонула в них. Утопала во всем, что чувствовала.

Страх.

Неуверенность.

Разбитое сердце.

Ненависть.

Сочувствие.

Жалость.

Все это было там, в центре моей души, и грозило вырваться наружу, если я не справлюсь с этим. Я должна была взять себя в руки, если не хотела разлететься на куски, которые уже никогда не удастся склеить.

Я оттолкнулась от пола, поправила юбку-карандаш и запустила пальцы в волосы. Шариками ваты, припрятанными в стеклянном контейнере в шкафу, я очистила пятна туши вокруг глаз.

Жена Руссо всегда выглядит наилучшим образом.

Приведя себя в порядок, я бросила последний взгляд на свое отражение. Я все еще выглядела как дерьмо, но, по крайней мере, мои волосы вели себя прилично.

Замок щелкнул, когда я повернула ручку двери и вернулась в гостиную.

— Пожалуйста, скажи, что ты принес торт?

— Прости, жена. — Знакомый голос заставил меня остановиться, и мой взгляд столкнулся с его взглядом. — Я обязательно захвачу тебе торт на обратном пути домой.

— Святой. Иисус.

— Нет. Только я.

Мое сердце выпрыгнуло из груди, и каждый мускул напрягся. Мое тело замерло, кровь в жилах похолодела, как и взгляд его глаз.

— Что ты здесь делаешь? — Я с трудом выговаривала слова.

— Я пришел за своей женой, конечно же.

Рафаэль шагнул к нему.

— Она никуда не пойдет с…

Сэйнт достал пистолет и направил его в голову Рафаэля. У меня перехватило дыхание, и я чуть не задохнулась.

— Сэйнт, нет! — Но он даже не взглянул в мою сторону, уставившись на Рафаэля.

— Я не буду думать дважды, прежде чем нажать на курок, — предупредил он.

— Ты не заберешь мою сестру.

Святой выпрямился, дуло пистолета уперлось в лоб Рафаэля.

— И кто же меня остановит? Ты?

Я бросилась к ним и чуть не споткнулась о собственные ноги.

— Не трогай его.

— А если я очень, очень захочу? — У Сэйнта защемило челюсть, ненависть в его глазах была почти такой же смертоносной, как и оружие в его руке.

— Сэйнт, пожалуйста.

Джеймс вошел в номер, неся на плечах человека. Только когда он опустил мужчину на кафельный пол, я поняла, что он мертв: горло перерезано, из пореза сочится кровь.

— Господи Иисусе! — Задыхалась я от тошноты, подталкивающей желчь к горлу. — Какого черта? — Я посмотрела на Сэйнта и заметила полоску крови на его руке, держащей пистолет. — Кто это?

— Это мера безопасности, которую мой отец установил на случай, если ты решишь сбежать. Прорычал Сэйнт.

— Что?

— Джеймс, пожалуйста, проводи миссис Руссо до машины. Я хотел бы иметь очень короткий и конфиденциальный разговор с мистером Торресом.

— Святой, нет! — Взмолилась я, слишком хорошо зная, на что он способен. Воспоминание о мертвом теле Брэда и вид другого безжизненного мужчины, истекающего кровью на плитке, напомнили мне, насколько жестоким и бессердечным он был на самом деле. Я не сомневалась, что он убьет Рафаэля, даже не моргнув глазом. — Святой, — я медленно подошла к нему, — я пойду с тобой, но, пожалуйста, не трогай моего брата.

— Брата? — Святой насмешливо наклонил голову в сторону, глядя на Рафаэля. — Она была у тебя два часа, а ты уже запудрил ей мозги, заставив думать, что тебе не все равно?

— Мне не все равно, — процедил Рафаэль.

— Чушь собачья. Все, что тебя волнует, это деньги и задница.

— Пошел ты!

Сэйнт сильнее прижал пистолет к голове Рафаэля, и крик застрял у меня в горле, когда в голове замелькали вспышки крови и мертвых тел. Я зажмурилась, ожидая, что в любой момент в воздухе раздастся звук выстрела, но палец Сэйнта просто лежал на спусковом крючке.

— Будь осторожен, парень, — прорычал он. — Я убивал людей и за меньшее, чем просто произнесение нескольких ругательств в мой адрес.

Мое сердце было на грани взрыва, и я не чувствовала ног от паники. На ожесточенном лице Святого отразилась решимость, и я поняла, что единственный способ не дать ему убить Рафаэля — это сделать то, что он сказал.

— Пожалуйста. Я пойду с тобой. Тебе не придется больше никого убивать.

Святой выпятил верхнюю губу, глядя на Рафаэля с презрением и пренебрежением.

— Если ты еще хоть раз отнимешь ее у меня, я убью тебя. И мне плевать, как сильно она будет умолять меня пощадить твою жизнь, я этого не сделаю. — Сэйнт опустил руку и убрал пистолет за спину.

У меня перехватило дыхание, и я с трудом выпрямилась. В этот момент я снова оказалась в пентхаусе в Нью-Йорке, наблюдая, как мой друг истекает кровью на ковре. Я заново переживала этот момент, снова и снова прокручивая его в голове. На глаза навернулись слезы, а в голове застыл леденящий душу ужас от того, как я представила, что Святой убил моего брата у меня на глазах. Мне хотелось упасть на пол и позволить страху поглотить меня целиком. Сэйнт обхватил пальцами мой локоть, и его прикосновение обожгло мою кожу.

— То, что ты еще дышишь Рафаэль, считай это жестом доброй воли. Не забудь когда-нибудь поблагодарить за это свою сестру.

Он потянул меня к двери, и я уперлась.

— Мои туфли. Позволь мне просто взять…

— Оставь их.

Он вытащил меня из номера, и я не сопротивлялась. Я слишком боялась, что он передумает и вернется, чтобы убить Рафаэля. К счастью, Рафаэль не последовал за нами. Похоже, он знал Святого так же хорошо, как и я, понимая, что тот без труда проливает кровь и забирает жизни. Наивно и глупо было думать, что я смогу убежать от Святого. После всего, что он сделал, чтобы добраться до меня, и зная, что ему от меня нужно, как я могла подумать, что от него можно убежать?

Все это, все, что произошло до этого момента, доказывало только одно.

От моего мужа не уйти… никогда.