Патронов нет по-прежнему, а я уже проголодался. Питательные вещества черствого пончика, который я выцыганил у хозяйки, быстро таяли в прошлом.
Я зашел в крохотную итальянскую закусочную на Коламбус-авеню и взял себе бутерброд: салями и швейцарский сыр на французской булочке и побольше горчицы.
Мне так нравится: горчицы чем больше, тем лучше.
В моих семидесяти пяти центах образовалась брешь в сорок пять.
Я теперь стал тридцатицентовым частным сыщиком.
На старого итальянца, делавшего мне бутерброд, было очень интересно смотреть. Как бы оно там ни было, это я его сделал интересным на вид, поскольку задумался о Вавилоне, а позволять себе такое нельзя, если я хочу заработать денег у своего первого клиента с 13 октября 1941 года.
Господи, ну и порожняк у меня сейчас!
То было дело о разводе.
Трехсотфунтовый муж хотел застукать свою трехсотфунтовую жену. Думал, она ходит на сторону. Она и ходила — с трехсотфунтовым автомехаником. Всем делам дело. Заваливалась к нему в гараж каждую среду днем, и он ее пежил на капоте машины. Я отличные снимки сделал. Это случилось еще до того, как пришлось отнести камеру в ломбард. Видели бы вы, какие у них были рожи, когда я выскочил из-за «бьюика» и давай щелкать. Когда он из нее вытащил, она скатилась прямо на пол — с таким звуком, точно лифт рухнул на слона.
— Положите чуть больше горчицы, — сказал я.
— Нравиц горчиц, да? — сказал старый итальянец. — Так заказывай бутеброт с один горчиц.
И говоря это, он рассмеялся.
— Может, вашему следующему клиенту ее вообще не захочется, — ответил я. — Вдруг он горчицененавистник. Терпеть эту дрянь не может. Уж лучше в Китай поедет.
— Одна надежда, — сказал он. — Я так из бизнес вылетай, да? Бутеброт больше нет.
Старый итальянец был очень похож на Рудольфа Валентино, если бы Рудольф Валентино[3] работал старым итальянцем, готовил бутерброды и жаловался, что люди хотят на них побольше горчицы.
Ну и что с того, что мне горчица нравится?
Могли бы нравиться и шестилетние девочки.