Давай-ка вытащим отсюда эту штуку, — сказал я.
— Послушай, «Сыщ», — сказал Колченог. — Не говори так о ней. Ей так же не нравится быть мертвой, как не понравилось бы и тебе. Договорились?
Колченог встопорщился так, что перхоть заклубилась.
— Извини, — сказал я, хотя никакой вины за собой не заметил. Мне просто уже хотелось с этим покончить.
— Я найду, куда ее положить, — сказал умиротворенный Колченог.
— Где твоя машина? — спросил я.
— Через дорогу, — сказал Колченог. — Я всегда ставлю ее через дорогу.
Он доколченожил до чулана и открыл дверь. Там рядом с полным мешком для прачечной валялась куча грязного трупного белья.
— Черт побери! Эти сволочи сперли мой мешок, — сказал Колченог, развязывая другой мешок и вываливая содержимое на первую кучу. — Стало быть, они сперли два, — подытожил он. — Я все равно полиции так и скажу после того, как ты дашь мне в челюсть, чтобы у меня хорошее алиби появилось. Расскажу, что два трупокрада совершили налет на ледник. Я сопротивлялся изо всех сил, но они меня вырубили. Может, мне и медаль дадут, и мэр пожмет мою холодную как лед руку.
Мы засунули тело молодой проститутки в мешок для грязного белья.
Колченог очень качественно ее сложил.
— А у тебя неплохо получается, — заметил я.
— А как иначе? — сказал Колченог. — В прошлом году за десятитысячный труп мне золотые часы вручили.
И он потрепал ее по макушке, а потом завязал шнурки, стянувшие мешок у нее на голове.
— Прощай, малышка, — сказал Колченог. — Я буду скучать.
— Не переживай, — сказал я. — Потом догонишь.
— Остряк, — сказал Колченог. — Тебе бы в «Шоу Джека Бенни»[15]