Гвади Бигва

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Дуб этот в самом деле оказался каким-то зловредным и погибельным деревом. До луга было уже совсем недалеко, как вдруг он, опередив колхозников, с треском и шумом покатился вниз. Бригада Зосиме решила было предоставить его на волю случая, все равно не укатиться бревну дальше лужайки. Но на лугу оказалось целое стадо коров. Пастух Пахвала пригнал их сюда, а сам куда-то отлучился. Несколько коров, пощипывая траву, двигались к лесосеке, наперерез катившемуся бревну. Колхозники стали звать Пахвалу, но его нигде не было видно. Тогда они пустились вдогонку за бревном. Тревога охватила всех, кто был на лесосеке; отовсюду неслись крики, люди старались как-нибудь напугать и прогнать коров.

Дуб, точно вняв этим крикам, как раз вовремя поворотил вправо и покатился к оврагу. Пыль взвилась смерчем, бревно оторвалось от земли и, завертевшись волчком, рухнуло в овраг.

Вскоре вся бригада Зосиме собралась у обрывистого края. Однако извлечь бревно из оврага оказалось делом далеко не легким. Решили привести на подмогу волов, иного выхода не было.

В то время как колхозники примерялись, с какой стороны половчее приняться за бревно, в овраге показалась буйволица с отметиной на лбу.

Никора — это была она — сосредоточенно пощипывала траву, не проявляя ни малейшего интереса ни к бревну, ни к людям, которые озабоченно копошились вокруг.

Несколько человек уже успели отправиться за волами. Но Зосиме при виде неторопливой буйволицы осенила счастливая мысль. Он подошел поближе и внимательно оглядел животное.

— Погодите! — крикнул он, подавая какие-то таинственные сигналы удалявшимся товарищам. Затем обратился к Онисе — Это как будто Гочева Никора? Ты как полагаешь, Онисе?

— Она и есть, — ответил Онисе. Остальные подтвердили.

Зосиме помолчал. Когда он снова заговорил, в голосе его звучало плохо скрытое недоброжелательство.

— Гоча норовит увильнуть от черной работы, ему нипочем, что у нас шкура со спины клочьями лезет… Отчего бы нам не воспользоваться его буйволицей? Пускай хоть она поможет вытащить бревно!

Товарищи одобрили предложение бригадира. Вдохновленный общей поддержкой, Зосиме стал энергично распоряжаться: — Дружно, ребята! Пора кончать с проклятым дубом! Сколько времени зря пропало… Накидывай петлю!

Немного спустя буйволица Гочи извлекла наконец из оврага непокорное бревно.

Когда с этим было покончено, Зосиме выбрался на опушку. Внимание его привлекла фигура, которая, видимо, только что появилась на лугу. Человек переходил от одной груды бревен к другой и пересчитывал их, постукивая рукояткой плети. За ним послушно следовала лошадь с закинутыми на луку поводьями. Приглядевшись, Зосиме узнал Арчила Пория.

До Арчила донесся радостный гомон окружавших буйволицу крестьян. Он обернулся к Зосиме:

— Браво, товарищ Зосиме! Молодец, клянусь богом! Никак не ожидал я, что вы столько наработаете.

Он двинулся навстречу Зосиме. Лошадь, словно дрессированная, шла за ним, осторожно переступая с ноги на ногу.

— Привет товарищам! — поздоровался Арчил и заговорил с еще большим воодушевлением: — Богатеет Оркети, да и только. Ну и дубы, ну и ясени! Где вы только нашли такие деревья? Из каждого можно дом выстроить. Славно! Поистине славно! — Он продолжал уже потише, тоном упрека, правда осторожного и полускрытого — Только вот что нехорошо, товарищи… Должен вам заметить, — опять распилили неправильно. Бревна получились неодинаковой длины, а это лишняя нагрузка для моего завода. Я ведь и Геру просил проследить…

Вдруг Арчил осекся, словно язык проглотил. Прикусив нижнюю губу и растерянно мигая, он уставился на впряженную в бревно буйволицу, словно не Никора стояла перед ним, а какое-то чудовище. Арчил быстро овладел собою, но изумление так явно запечатлелось на его лице, что скрывать его было уже поздно. Желая смягчить свою неловкость, он улыбнулся Зосиме, кивнул головой в сторону буйволицы и, прищурившись, сказал:

— А мне показалось, что это буйволица Гочи. Откуда, думаю, взялась здесь? Неужели Гоча отдал ее колхозу? — Он притворно засмеялся.

— Правильно, это — Никора. Гоча ее нынче вместо себя на работу прислал. Некогда мне говорит, а отставать от людей не хочется… Хе-хе-хе! — ответил Зосиме и залился таким же деланным смехом, как и Арчил. — Что ж, пускай, если охота, приходит сам на смену! — добавил не без злости Онисе и, хлопнув буйволицу топорищем, погнал в сторону луга.

— К черту обоих. Мне-то какое дело? — Арчил сообразил, какие события тут разыгрались, и решил переменить тему. — Да, о чем это я… Я просил Геру, чтобы пилили по мерке: бревна должны быть одинаковой длины. А то придется подгонять их, обрезки будут, да и времени сколько зря пропадет… Ты, Зосиме, хоть теперь обрати внимание, пожалуйста… — Он поглядел вокруг и спросил: —Где Гера, кто скажет? Мне нужно кое-что ему передать. В районе просили… Собственно, я только ради этого и заехал.

— Он только что был тут, — ответил Зосиме, ткнув рукою в ту сторону, где Гвади чуть не пришибло бревном.

Гвади пребывал все на том же месте. Он лежал на стволе поваленного великана-дуба, опершись на локоть, и, закинув ногу за ногу, преспокойно дымил трубкой.

— Вон там Гвади отдыхает… Он, верно, знает, куда ушел Гера, — сказал кто-то из молодых колхозников.

Арчил сел на коня и шагом поехал к дубу.

«Больным, верно, притворяется», — подумал, усмехаясь, Арчил. И странно и смешно было ему видеть, что Гвади нежится в холодке, точно паша, на глазах всего коллектива, в то время как его товарищи обливаются потом.

Он не подъехал к Гвади, а издали, словно случайный путник, крикнул:

— Скажи-ка, приятель, где мне найти Геру? Гвади тотчас разгадал его игру.

«Смотри, какой осторожный, чтоб ему пропасть!» — подумал он и решил также притвориться, будто не узнает, что это за человек перед ним. Гвади не спешил с ответом; наслаждаясь покоем, он равнодушно глядел на Арчила. Наконец, чуть-чуть привстав, Гвади сдвинул трубку в уголок рта и протянул руку к опушке леса.

— Найя, дочь Гочи, была здесь и увела его вон туда! — сказал Гвади и при этом так многозначительно покачал головой, точно выдавал Арчилу великую тайну, такую тайну, которой не открыл бы и лучшему своему другу. — Пошли будто на чайные плантации. Видишь лес? Вон в ту сторону, отсюда не видать… — Что ты плетешь? Там нет никаких плантаций! — вырвалось у Арчила. Он невольно нахмурился. Не было никаких сомнений в том, что новость, которую преподнес Гвади, наполнила тревогой сердце Арчила:

— Пошли на плантации, а сами в лесу? Ты что-то несуразное несешь. — Арчил подозрительно покосился на Гвади. Но Гвади невозмутимо подтвердил;

— Не знаю, чириме. Говорю, как было…

Арчил, уже не скрывая своего беспокойства, глядел туда, куда показал Гвади. Там не было видно ни Геры, ни Найи. Лицо Арчила скривилось.

— Хм… — хрипло вырвалось у него. Хлестнув коня, Арчил приподнялся на стременах и поскакал в глубь леса, но вскоре остановился.

— Так, та-ак! — подзадоривая, крикнул Гвади. Этим возгласом он подтверждал, что Арчил едет по правильному пути, и выражал недоумение, почему он вдруг остановился.

Арчил, видимо, почувствовал, что не очень-то удобно ему гоняться верхом за Герой и Найей на глазах у колхозников. Он несколько раз звучно вытянул плетью своего мерина и поскакал обратно, к деревне. На Гвади он даже не взглянул.

Гвади по свисту плети догадался, что стрела попала в цель и сердце Арчила пылает злобой. Он снова с удовольствием растянулся на своем ложе. Даже по спине было видно, до чего Арчил уязвлен: он удалялся, пригнувшись к самой шее коня, точно его переломили пополам.

У Гвади вырвался ядовитый смешок. Не скоро избавится Арчил от тревоги, которая запала в его душу! Шутка ли: Найя и Гера вместе пошли в лес…

«Так ему и надо! Пускай помучается! — говорил про себя Гвади. — А о чем ты думал, милый мой, когда уплетал мои мандарины да еще других угощал! Тоже — распоряжается без хозяина!»

И Гвади снова засмеялся, на этот раз уже не коротким своим смешком. Он был в восторге от собственной выдумки. Радость заполнила его сердце, не излиться ей в этом затаенном хихиканье. Эх, крикнуть бы всему свету о том, как он славно отомстил Арчилу, чтоб до последнего уголка дошла весть об этом замечательном происшествии. Да нельзя! Он вздохнул поглубже, набрал полные легкие воздуха и громко несколько раз крякнул, — только в этом звуке и мог он сейчас излить свою радость.