Глава сорок пятая Обильная корреспонденция

Если поспешный отъезд капитана Райкрофта навлек на него подозрения, то возращение их рассеяло. Вскоре становится известно, что вернулся он добровольно. Полицейский, ездивший в Булонь, рассказал об этом своим товарищам, и вскоре новость распространяется среди собравшихся.

Из того же источника получены и другие сведения в пользу человека, которого так поспешно осудили. Время отъезда, способ путешествия, отсутствие всяких попыток скрыть свой маршрут или запутать следы, напротив, они были нарочно оставлены так, что всякий преследователь, даже самый неопытный, легко мог их обнаружить, – все это свидетельствует в пользу капитана. Так может вести себя только глупец или человек, совершивший легкий проступок, но не убийца.

К тому же разве он не вернулся, вернулся добровольно, чтобы противостоять обвинителям, если таковые найдутся? Так рассуждают в толпе во дворе.

Собравшиеся в доме джентльмены тоже полностью изменили свое мнение. Ибо после первого приступа горя молодой Шенстон в нескольких словах шепотом рассказывает им об обстоятельствах своей поездки в Булонь и о разговоре в доме майора Магона. Он убежден в невиновности своего соперника и передает это убеждение другим.

Но перед их глазами еще одно доказательство. Выражение боли на лице капитана Райкрофта невозможно подделать. Плачущий солдат не может быть убийцей. Капитан стоит полусогнувшись над столом, на котором лежит тело, и по его щекам бегут слезы, а грудь поднимается и опускается в быстром, конвульсивном дыхании.

Шенстон тоже переживает, и наблюдатели теперь убеждены, что как бы ни погибла Гвендолин Винн, Райкрофт в этом не виноват, как не виноват Шенстон.

Тем не менее жюри считает,что обвинения против капитана Райкрофта должны быть расследованы. Он сам требует этого, потому что знает о том, какие о нем ходили слухи. Поэтому коронер предлагает ему рассказать все, что ему известно о печальной теме расследования.

Но первым дает показания Шенстон, и делается это в как можно более деликатной манере.

Сын баронета начинает с вечера бала, рокового вечера, и рассказывает, что несколько раз танцевал с мисс Винн; в перерыве между танцами вышел с ней на газон; там они остановились и стояли некоторое время под определенным деревом, и здесь она сообщила ему, что помолвлена, и показала обручальное кольцо. Она не сказала, кто подарил ей кольцо, но он предположил, что это капитан Райкрофт, был уверен в этом, даже без свидетельства инициалов, которые впоследствии увидел на внутренней стороне кольца.

Поскольку кольцо уже было опознано другими, Шенстона просят только рассказать, при каких обстоятельствах он его нашел. Он рассказывает, как поднял его с пола летнего домика, но не говорит о том, что привело его туда и заставило так действовать.

Его об этом не спрашивают, так зачем ему распространяться? Но многие слышавшие его показания догадываются. Безумная влюбленность Джорджа Шенстона в мисс Винн не была тайной, все знали, как он много месяцев ухаживал за ней, каким бы безнадежным ни казалось его положение. Само его горе, которое все заметили, рассказало бы его историю.

Его показания служат прологом к рассказу другого человека, которого многие все еще считают не свидетелем, а обвиняемым. Потому что присутствующие не только были на балу, но и заметили возникший на нем треугольник, на который показания Шенстона бросают зловещий свет. Наряду с рассказом Клариссы это как будто подтверждает наличие мотива, вполне достаточного для убийства. Разорванная помолвка – настоящая ссора – и Гвендолин больше не видели живой! Странно, даже невероятно, чтобы она сама бросилась в воду. Гораздо легче поверить, что он, ее жених, в момент безумной ревности сбросил ее с высокого берега.

И вот среди таких противоречивых чувств и мнений Капитана Райкрофта приглашают дать показания и рассказать все, что ему известно. Все, что он скажет, связано с тяжелыми последствиями для него самого. Он может свободно уйти отсюда, как пришел, а может попасть в тюрьму. Но пока он свободен и рассказывает свою историю. Никто его не прерывает.

И он рассказывает без излишнего многословия, ничего не скрывая из того, что нужно для понимания, даже своих деликатных отношений с несчастной леди. Он признается в своей любви, рассказывает о предложении выйти за него замуж, его принятии, о том, как подарил кольцо, о своей ревности и ее причине, о гневных словах, которыми обменялся со своей невестой – о так называемой ссоре, о том, как она вернула кольцо, каким образом это сделала и почему он его не взял – потому что в тот болезненный момент не думал о подобных мелочах, ему было все равно. Потом как, расставшись с ней и выйдя из павильона, он торопливо спустился к лодке и уплыл. Но, проплывая мимо, он снова увидел ее силуэт: Гвен по-прежнему стояла в летнем домике, опираясь на перила, и смотрела вниз. Но лодка двинулась дальше, деревья закрыли девушку, и он больше ее не видел; но вскоре услышал возглас. Лодочник тоже его слышал. Крик заставил их обоих вздрогнуть.

Это новое показание поразило и заинтересовало присутствующих. Сам капитан никак не мог объяснить его; хотя теперь он знает, что это был голос Гвендолин Винн, возможно, ее последний в жизни возглас.

Он приказал лодочнику задержаться, и они по течению вернулись к тому месту, с которого виден летний домик, но в нем было темно и он казался пустым.

Потом он последовал в гостиницу и просидел остаток ночи, собираясь в путь и упаковывая вещи – все это как результат гневного расставания с невестой.

Утром он написал ей и приказал доставить письмо на почту; он знает, что это было сделано до того, как он уехал на вокзал.

– Пришло ли в Ллангоррен Корт письмо? – спрашивает коронер, отворачиваясь от свидетеля и ни к кому конкретно не обращаясь. – Я имею в виду письмо для мисс Винн, пришедшее после бала.

Присутствовавший дворецкий отвечает утвердительно, сказав:

– С тех пор пришло много писем для мисс Гвен, и до сих пор приходят с каждой почтой.

Хотя в Ллангоррен Корте есть – вернее, была – только одна мисс Гвен Винн, дворецкий и остальные слуги по привычке называют ее «мисс Гвен» и говорят о ней так, словно она еще жива.

– Ваша обязанность получать почту?

– Да, это мое дело.

– Что вы сделали с письмами, адресованными мисс Винн?

– Я отдал их Гиббонс, служанке мисс Гвен.

– Пригласите Гиббонс! – приказывает коронер.

Девушка приходит вторично – ее уже допрашивали, и она призналась в том, что нарушила свои обязанности.

Коронер продолжает:

– Мистер Уильямс дал вам письма для вашей покойной хозяйки. Что вы с ними сделали?

– Я отнесла их наверх, в комнату мисс Гвен.

– Они по-прежнему там?

– Да, на столике для одевания, где всегда лежат письма для нее.

– Будьте добры принесите их сюда. Принести все.

В расследовании наступает пауза, пока Гиббонс ходит за посмертной корреспонденцией своей госпожи; тем временем коронер шепотом обменивается с членами жюри вопросами и замечаниями. Все они связаны с обстоятельствами, которые кажутся странными: до сих пор ничего не было сказано об этих письмах; во всяком случае участникам расследования о них ничего не известно.

Однако они получают объяснение – причина очевидна и вполне понятна. Они видели, в каком состоянии находятся две леди: мисс Линтон почти вне себя, Элеанор Лиз не очень от нее отличается. В возбуждении, вызванном чрезвычайными обстоятельствами, никто из них не подумал о письмах; они совершенно забыли о них с того момента, как обнаружилось отсутствие Гвен за завтраком. Они могли вообще их не видеть, потому что Гиббонс сразу унесла их наверх. Все это обсуждается, пока девушка выполняет поручение.

Она отсутствует всего несколько секунд, тут же возвращается с подносом, на котором груда писем. Служанка в обычной манере передает их. Письма сосчитаны: их больше дюжины. Покойная леди вела обширную корреспонденцию. Она была всеобщей любимицей, не говоря уже о молодости, красоте и богатстве, у нее было множество подруг – близко и далеко; и, как подтвердил дворецкий, «письма приходят почти с каждой почтой». Впрочем происходит это только раз в день, потому что Ллангоррен лежит в стороне и доставка сюда осуществляется раз в сутки. Письма на подносе написаны женщинами, о чем свидетельствует аккуратный почерк, – за исключением двух, почерк на которых резче и грубей. В присутствии той, кому они адресованы, никто не решался распечатать корреспонденцию. Но теперь она мертва. Конверты один за другим вскрываются, и письма предъявляются жюри. Вначале просматриваются письма от женщин. Их не читают вслух, только проглядывают, чтобы убедиться, что в них ничего не связано с расследуемым делом. Все же на это требуется время; требовалось бы гораздо больше, если бы листочки были исписаны с начала до конца.

К счастью, лишь немногие из них так многословны; в большинстве записки о бале, поздравления с днем рождения, приглашения в гости, на обед и тому подобное.

Поняв, что они не имеют отношения к делу, члены жюри проглядывают их как можно быстрее и с нетерпением обращаются к двум письмам, написанным мужской рукой. Тем временем коронер их вскрыл и прочел про себя. Одно подписано "«Джордж Шенстон", другое – «Вивиан Райкрофт».

Никто из присутствующих не удивляется, услышав, что одно из писем написано Райкрофтом. Этого ожидали. Но никто не ждал письма от сына сэра Джорджа Шенстона. Однако молодой человек сам объясняет его происхождение, предоставив дальше говорить письму. Поскольку оба письма, несомненно, относятся к делу, коронер приказывает прочесть их вслух.

Случайно или нет, но первым зачитывается письмо Шенстона. Оно озаглавлено:

«Орместон Хилл, 4 часа утра. Apres le bal[134]».

Столь странно указанная дата как будто свидетельствует, что писавший находился в лучшем расположении духа, чем можно было ожидать в подобных обстоятельствах. Возможно, он еще верил, что дела его не безнадежны. То же самое можно ощутить в тоне письма, если не в содержании. А написано вот что:

«Дорогая Гвен! Я вернулся домой, но не могу лечь, не написав вам, чтобы сказать… Как ни опечален я тем, что вы мне сообщили, а я печален, Бог свидетель, если вы считаете, что я больше не должен у вас появляться – а на балу я заметил кое-что такое, что мешает мне так думать, – только скажите, и я исчезну. Малейшее ваше слово – для меня приказ. Тот, кто не надеется больше на вашу руку, всегда сохранит надежду и будет молиться за ваше счастье. Это

ваш преданный и почтительный Джордж Шенстон.

P.S. Не трудитесь писать мне. Я хотел бы получить ответ из ваших уст. И чтобы у вас была возможность дать мне его, я приеду в Корт после полудня. И тогда вы скажете мне, будет ли это моим последним посещением. Дж.Ш.”

Автор письма, присутствующий при чтении, ведет себя мужественно. Однако это тяжелое испытание: раскрыта тайна его любви, его сердце обнажено перед всем миром. Однако он слишком опечален и поэтому ничего не говорит, кроме нескольких слов в качестве объяснения в ответ на вопрос коронера.

Не делается комментариев и по поводу самого письма. Все слишком стремятся узнать содержание другого, на котором подпись человека, незнакомого большинству собравшихся.

На конверте адрес гостиницы, в которой этот человек прожил почти все лето, и дата – время отправления на час-два позже письма Шенстона. Несомненно, они писали свои письма почти одновременно, думая о той, которая никогда их не прочтет.

По настроению письмо очень отличается от предыдущего, письма такие же разные, как их авторы. Но письмо тоже продиктовано обстоятельствами. В письме Райкрофта говорится:

“Гвендолин, когда вы читаете эти строки, я нахожусь на пути в Лондон, где буду ждать вашего ответа – если вы сочтете, что нужно ответить. После такого расставания, возможно, и не сочтете. Когда вы с презрением бросили подарок любви, вы сообщили мне новость, очень горькую для меня: что никогда не воспринимали его серьезно и что тот, кто его подарил, вам безразличен. Это правда, Гвендолин? Если нет и если я вас обидел, да простит меня Господь. И я буду умолять вас о прощении, просить вас позволить мне снова одеть кольцо вам на палец. Но если это правда – а вам лучше знать, – возьмите его, я думаю, оно все еще лежит на полу, бросьте, бросьте в реку и забудьте того, кто вам его дал.

Вивиан Райкрофт”.

У письма тоже был постскриптум:

«Я буду в отеле Лэнгхем, в Лондоне, до полудня следующего дня. Там я получу ваш ответ, если он будет. Если ответа не будет, я заключу, что между нами все кончено, и поэтому вам не нужно знать мой адрес, да вы и не захотите этого. В.Р.»

Содержание письма производит сильное впечатление на присутствующих. Его искренность, почти гневный тон – все это невозможно подделать. Несомненно, писалось оно именно в тех обстоятельствах, которые указаны; принимая во внимание показания автора письма и другие обстоятельства, все меняют свое мнение; члены жюри выражают уверенность в его невиновности, подтверждая его рукопожатиями. Теперь, когда все объяснилось, Райкрофт может занять своей место среди зрителей и провожающих и не бояться, что его увезут из Ллангоррен Корта как преступника.


Загрузка...