Гвен Винн

Глава четвертая На реке

Прекрасная лодочница, усердно работая веслами, вскоре выводит лодку из вторичного русла в основное.

Оказавшись в сильном потоке, она оставляет весла и позволяет лодке плыть по течению; на милю ниже Ллангоррена река течет между низких лугов, всего на несколько футов поднимающихся над уровнем воды; в паводок вода становится с ними вровень.

Но сегодня паводка нет: уже неделю не было дождя, и вода Уая чиста и прозрачна. И гладка, как зеркало; только изредка легкий зефир, касаясь ее, вызывает самую мелкую рябь; ласточка задевает воду своими крыльями-саблями; или прыжок лосося вызывает появление кругов, которые расходятся все шире и шире, пока совсем не исчезнут. То же самое происходит со следом от киля: борозда от него сразу закрывается, и течение спокойно продолжается; а отражение девушек, слишком яркое, чтобы называть его тенью, падает то по одну сторону лодки, то по другую, когда капризная река делает поворот.

Никогда ни одна лодка не несла по Уаю более прекрасный груз. Обе девушки красавицы, хотя совершенно разного типа и в разной степени; с одной из них – с Гвендолин Винн – не может сравниться ни одна речная нимфа или наяда; ее красота в телесном воплощении намного превосходит полет самого романтического воображения.

Но сейчас она о себе не думает, тем более таким образом. Гвен совсем не тщеславна; напротив, подобно Вивиану Райкрофту, она скорее недооценивает себя. И, вероятно, больше чем когда-либо именно этим утром; она думает о нем, желает, чтобы он был с нею, но не очень на это надеется. Такой мужчина должен был видеть немало прекрасных женщин, завоевал множество женских улыбок. Как может она ожидать, что он им сопротивлялся или что его сердце еще свободно?

Размышляя так, Гвен сидит на скамье полуобернувшись, погрузив весла в воду, смотрит вниз по течению, словно ищет там что-то. А ищет она белую шляпу в форме шлема.

Но не видит. Это вызывает у нее боль, и девушка резко опускает весла в воду и возобновляет греблю; и теперь, словно в злости, весла каждый раз разбивают ее собственное яркое отражение.

Элен Лиз все это время тоже занята; внимание ее частично занимает руль, но в основном она разглядывает берега по обеим сторонам – зеленые пастбища, на которых пасутся беломордые «херефорды»[20]. Иногда они группами стоят в тени деревьев, образуя картины, достойные кисти Морланда или Койпа[21]. Группами или в одиночку возвышаются старые тополя; сквозь их полураспустившуюся листву видны закругленные кисти омелы, похожие на грачиные гнезда. Тут и там деревья свешиваются над водой, бросая тень на глубокие омуты, в которых затаилась в засаде прожорливая щука, поджидая добычу; а на голых ветвях вверху можно заметить другого преследователя добычи – зимородка, чье яркое оперение так контрастирует с окружающей поверхностью, словно кусочек неба упал сверху. Иногда зимородок ныряет или летит над поверхностью воды, вызывая панику среди мелких гольянов[22]; зимородок сам испуган и удивлен вторжением лодки в свое обычно такое мирное владение.

Мисс Лиз, натуралист по склонностям, не раз посещавшая местный «полевой клуб» в «женские дни», отмечает все это. «Гвендолин» плывет, а девушка наблюдает за водяными лютиками, чьи белоснежные венчики, гнущиеся по течению, лодка часто грубо срывает; а вверху, на берегах, сверкают их золотые наземные собраться, смешиваясь с желтым и пурпурным вербейником, с ветреницей, с бледными, лимонного цвета ложными нарциссами; и все это целует и мягко овевает теплый весенний ветерок.

Легко ведя лодку по течению, мисс Лиз имеет возможность наблюдать за природой, ничем не ограниченной в своем действии, и пользуется этой возможностью. Она радостно смотрит на только что распустившиеся цветы, зачарованно слушает птичий хор, который на Уае прекрасней, чем где бы то ни было на земле. Со многих глубоких долин из окрестных холмов доносится песня дрозда, который словно хочет превзойти своего ночного соперника соловья; или дрозд поет для своей самки, которая сидит в гнезде, занятая заботой о потомстве. Девушка слышит песни черного дрозда, трели летящего высоко над землей жаворонка, мягкие звучные крики кукушки, сливающиеся с резкими звуками сойки и с насмешливым скрежетом зеленого дятла – последний по громкости совершенно не соответствует размерам птицы и очень напоминает крик орла. Странное совпадение, но на местном диалекте дятла называют словом, очень напоминающим название орла!

Размышляя об этом, Элен не обращает внимания на поведение спутницы. А мисс Винн не думает ни о цветах, ни о птицах. Только когда крупный коршун слетает с вершины лесистого холма и какое-то время висит в небе над головой, уделяет она некоторое внимание тому, что так занимает другую.

Девушки сидят, глядя на резко очерченные сильные крылья и на длинный раздвоенный хвост; все это, словно резная камея, вырисовывается на фоне неба.

– Прекрасное зрелище! – замечает Элен. – Какое замечательное создание!

– Прекрасное, но плохое, – отвечает Гвен. –Как и многие другие одушевленные существа. Наверно, ищет какую-нибудь невинную жертву и скоро набросится на нее. Ах, Нелл, какой жестокий этот мир, несмотря на всю его красоту! Одно существо охотится на другое, сильные стремятся сожрать слабых, а слабые вечно нуждаются в защите! Неудивительно, что мы, женщины, самые слабые из всех, так хотим…

Прервав свою речь на полуслове: они сидит молча и с отсутствующим видом поигрывает рукоятями весел, которые подняла над водой.

– А чего же мы хотим? – спрашивает вторая девушка.

– Выйти замуж! – отвечает наследница Ллангоррена, поднимая руки и выпуская весла; те с плеском падают в воду, словно чтобы заглушить такие смелые слова; тем не менее, продолжая наблюдать за своей спутницей, Гвен повторяет свой вопрос в другой форме: – Разве это странно, Элен?

– Вероятно, нет, – робко отвечает Элен; она покраснела, потому что понимает, насколько близко касается этот вопрос ее самое; она почти уверена, что именно ее и имеет в виду Гвен. – Совсем не странно, – добавляет она тверже. – Наоборот, я бы сказала, что это очень естественно: для женщин, которые действительно бедны и слабы и нуждаются в защитнике. Но ты, Гвен, не бедна и не слаба; напротив, ты сильна и богата, и у тебя нет такой необходимости.

– Я совсем в этом не уверена. Со всеми своими богатствами и силой: я действительно сильна и могу грести не хуже любого мужчины… – С этими словами она, словно в доказательство, делает несколько сильных гребков и продолжает: – Да, я считаю, что у меня и храбрости достаточно. Однако, поверишь ли, Нелл, иногда, несмотря на все это, меня охватывает странный страх.

– Страх чего?

– Не знаю. Это самое странное: никакая опасность мне не грозит. Время от времени меня охватывает смутное тревожное предчувствие, ложится мне на сердце, делая его тяжелым, как свинец, печальным и темным, как тень той злой птицы на воде. Ах! – восклицает она, отводя взгляд от коршуна, как будто его вид навлек на нее страх, о котором она только что говорила.

– Если бы это была сорока, – со смехом замечает Элен, – ты могла бы смотреть на нее с подозрением. – Так смотрит большинство, даже те, кто утверждает, что они не суеверны. Но коршун – никогда не слышала, чтобы он предвещал зло. Тем более его тень; ты ведь видишь: это всего лишь точка по сравнению с окружающей яркой поверхностью. Если бы твои будущие печали были такими же относительно радостей, это ничего не значит. Смотри: и птица и ее тень улетели – и твои беды улетят, если они у тебя есть.

– Улетят – может быть; но скоро вернутся. Эй! Смотри туда! Как я и говорила!

Коршун, выпустив когти, устремляется на добычу; но промахивается: голубь, предупрежденный тенью хищника, резко поворачивает и на сильных крыльях уходит от смертоносных когтей. Однако он еще не в безопасности: древесное убежище далеко на лесистом склоне, а хищник продолжает преследование. Но у коршуна тоже есть враг – лесник со своим ружьем. Неожиданно коршун прерывает свой полет, перестает размахивать крыльями и падает; в воздухе гремит выстрел, и голубь беспрепятственно устремляется к холму.

– Прекрасно! – восклицает Гвен, положив весла на колени и радостно захлопав в ладоши. – Невинный спасся!

– Ты должна не только радоваться этому, но и испытывать уверенность, – вставляет ее компаньонка. – Это символ тебя и твоих воображаемых опасностей.

– Верно, – соглашается Гвен, – но, как видишь, птица нашла защитника – случайно и в самое последнее мгновение.

– Ты тоже найдешь; и не случайно, а тогда, когда тебе понадобится.

– Ох! – восклицает Гвен, к которой словно вернулась храбрость. – Мне не нужен никакой защитник! Я сильна и способна постоять за себя! – Еще один сильный гребок подтверждает это. – Нет, – продолжает Гвен, говоря между рывками, – мне не нужен защитник, По крайней мере пока. И надеюсь, еще долго не понадобится.

– Но один тебя ждет, – говорит компаньонка. – И хочет побыстрей дождаться.

– Еще бы! Ты, вероятно, имеешь в виду мастера Джорджа Шенстона. Попала я в точку?

– Да.

– Ну, так что же с ним?

– Все видят, какое внимание он тебе уделяет.

– Эти все – сплетники! Если они так наблюдательны, то должны были заметить и то, как я его принимаю.

– Конечно, заметили.

– Ну и что?

– Ты принимаешь его любезно, Все считают, что ты о нем высокого мнения.

– Так и есть, В мире много людей гораздо хуже Джорджа Шенстона; вероятно, не много лучше. И многие хорошие женщины были бы рады стать его женой. Но я знаю одну, которая к нему совершенно равнодушна, – это Гвен Винн.

– Но он такой красивый, – настаивает Элен. – Самый красивый джентльмен из всех наших соседей. Все так говорят.

– И в этом все ошибаются – если бы только призадумались. Но ведь не задумываются. Но одна женщина считает, что есть мужчина и привлекательней.

– Кто же это? – удивленно спрашивает мисс Лиз: она никогда не слышала, чтобы Гвен вслух высказывала свое предпочтение.

– Преподобный Уильям Масгрейв, – отвечает Гвен, в свою очередь внимательно наблюдая за спутницей, которая при этом ответе вспыхивает и ощущает укол в сердце. Неужели ее богатой родственнице, наследнице Ллангоррен Корта, приглянулся бедный помощник викария ллангорренской церкви, который давно уже втайне привлекает мысли самой Элен? С усилием пытаясь скрыть тревогу, вызванную этим признанием, девушка, запинаясь, спрашивает:

– Тебе кажется, что мистер Масгрейв красивей мастера Шенстона?

– Конечно, нет! Кто тебе это сказал?

– О!.. Мне показалось…– облегченно отвечает Элен. – Я подумала, что ты так считаешь.

– Нет, не считаю. Я сказала только, что есть женщина, так считающая; но это не я. Сказать тебе, кто это?

Элен успокаивается; ей не нужно говорить, что эта женщина – она сама.

– Можешь мне это разрешить, – продолжает Гвен непринужденно. – Неужели ты считаешь, мисс Лиз, что я не проникла уже давно в твою тайну? Ведь только в последнее Рождество ты помогала скромному его преподобию украшать церковь! Кто мог не заметить, как вы касались рук друг друга, когда переплетали алтарь ветвями плюща? А ветки падуба… вы с ними обращались так беззаботно, что я боялась, как бы вы не оцарапали руки! Нелл, мне было все так же ясно, словно это я сама. К тому же я наблюдала это много раз, как и все в приходе. Ха! Как видишь, не только за мной все наблюдают; разница только в том, что относительно меня эти все заблуждаются, а относительно тебя нет; напротив, говорят правду. Послушай, сознавайся! Я права? Не бойся, можешь мне довериться.

Элен признается, хоть и не на словах. Молчание ее достаточно красноречиво; еще красноречивей опущенные ресницы и покрасневшие щеки. Она любит мистера Масгрейва.

– Достаточно! – говорит Гвен, правильно истолковав ее молчание. – И поскольку ты была со мной откровенна, я отплачу тебе той же монетой. Но имей в виду: дальше это не должно пойти.

– Конечно, нет, – заверяет ее собеседница: успокоившись относительно викария, она готова пообещать что угодно.

– Как я уже сказала, – продолжает мисс Винн, – в мире немало людей гораздо хуже Джорджа Шенстона и мало лучше. Никто лучше него не разбирается в охотничьих псах, и мне говорили, что он лучший стрелок в округе и лучший бильярдный игрок в клубе – все эти достижения имеют вес для нас, женщин, – ну, по крайней мере для некоторых. Больше того, он действительно хорош собой и, как ты знаешь, богат и из хорошей семьи. Ему не хватает только одного, что нужно…

Она замолкает, погрузив весла в воду; их всплеск словно заглушает слова «нужно Гвен Винн».

– Чего именно? – спрашивает Элен, имея в виду этот недостаток.

– Клянусь, не могу сказать – ради своей жизни не могла бы! Это что-то неопределенное: чувствуешь, но не в состоянии объяснить – как эфир, как электричество. Может, это и есть электричество. Во всяком случае это то, что заставляет нас, женщин, влюбляться, как ты, несомненно, обнаружила, когда твои пальцы … гм, кололи ветви падуба. Ха-ха-ха!

И она с веселым смехом снова начинает грести; какое-то время девушки молчат, слышатся только голоса птиц, созвучные сладкому журчанию воды у бортов лодки, и скрип весел в уключинах.

Но после недолгого молчания мисс Винн снова нарушает его испуганным восклицанием:

– Смотри!

– Что? Где?

– Вон там! Мы говорили о коршунах и сороках. Вон те птицы – еще более дурное предзнаменование!

Они проплывают мимо устья небольшого впадающего в реку ручья и видят на некотором удалении двух мужчин: один сидит в маленькой лодке, другой стоит на берегу. Мужчины разговаривают. Тот, что в лодке, приземистый, плотно сбитый, в вельветовых брюках и меховой шапке; тот, что стоит, худой: в черном костюме – церковного покроя. Ручеек течет между зарослями, которые частично скрывают разговаривающих, тем не менее мисс Винн узнает их обоих. Ее спутница тоже; Элен говорит словно самой себе:

– Один из них французский священник, у которого часовня выше по реке, на противоположном берегу; второго считают неисправимым браконьером.

– Священник и браконьер! Странная пара; впрочем, в чем-то они похожи. Интересно, о чем они шепчутся. Похоже, они не хотят, чтобы их услышали. Тебе так не показалось, Нелли?

Лодка миновала устье, и мужчин больше не видно.

– Кажется, – соглашается мисс Лиз. – Во всяком случае этого не хочет священник. Увидев нас, он отпрянул в заросли.

– Вполне разделяю желание его преподобия. Не хочу больше его видеть!

– Я часто встречаю его на дорогах.

– Я тоже – и не только на них. Он всюду появляется и вмешивается в дела других. Последний раз я видела его на охоте – в толпе и, конечно, пешком. Он был недалеко от меня и все время следил за мной своими совиными глазами; так нахально, что я хотела хлестнуть его по плечам. Что-то есть в этом человеке отталкивающее; не переношу его вида.

– Говорят, он большой друг и постоянный собеседник твоего достойного кузена мистера…

– Не называй его по имени, Нелл! Не хочу о нем думать, тем более говорить. Последние слова моего отца: никогда не позволяй Льюину Мердоку ступать на порог Ллангоррена. Несомненно, у него были на то причины. Честное слово, день сегодня, хоть и яркий и солнечный, полон мрачными предзнаменованиями. Хищные птицы, священники и браконьеры! Достаточно, чтобы ко мне вернулся мой страх. Теперь я жалею, что мы не взяли с собой Джозефа. Ну, нужно побыстрей вернуться домой.

– Повернуть лодку? – спрашивает рулевая.

– Нет, пока не нужно. Не хочу снова проплывать мимо этих двоих. Лучше немного подождем; тогда, возвращаясь, мы их не увидим, не потревожим спокойствие священника, тем более его совесть.

Причина не совсем та; но мисс Лиз воспринимает ее без подозрений и продолжает направлять лодку вниз по течению.