Хитрая злая лиса

8.43.13 Ванна чая и глубоко личная просьба

Вера захихикала и пошла относить мешок в мусор, вернулась, закатала рукав халата и перемешала воду в ванне, медленно и художественно, наблюдая, как смешиваются плотные разноцветные слои. Температура была нормальная, но она решила спросить:

— Пробуйте, если что, добавим горячей.

Вынув руку из воды, она внимательно прислушалась к ощущениям, решила поставить мешочку «отлично» — ощущения на коже были приятные, свежие царапины, доставшиеся от Бутика, не щипало, масло мгновенно впиталось.

Министр наблюдал за её движениями так, как будто она его варить в этом супе собиралась, и он надеялся, что она передумает. Вера улыбнулась ему хищной улыбкой молодой и перспективной бабы Яги, которая точно знает, кто тут добрый молодец, и уже прикидывает размах его плеч к ширине печи. Указала ему глазами на ванну, он подошёл, наклонился над водой, заглядывая в глубины, как в омут, и осторожно уточнил:

— Это будет очень некультурно?

— Ужасно, — с наслаждением кивнула Вера, — некультурно, невоспитанно и даже нагло — комплект «министерский», всё как вы любите.

— Я согласен, — обречённо кивнул он, Вера закатила глаза:

— Уговорила, какое счастье. Пробуйте воду.

Она ушла в спальню за телефоном, вернулась, а министр всё ещё стоял над ванной, краснея и сомневаясь. Вера с честным видом закрыла дверь, накинула крючок и заявила:

— Не переживайте, сюда никто не войдёт, я буду вас охранять.

Он посмотрел на Веру с надеждой, что у неё всё-таки есть чуть-чуть совести, понял, что ни грамма, вздохнул и стал развязывать пояс кимоно, тихо выдыхая:

— Ох не так я себе это представлял...

— А как? — изобразила любознательные глазки Вера, министр посмотрел на неё, решительно завязал пояс обратно и шагнул в воду в кимоно. В воде штанина растворилась.

Вера рот раскрыла от шока, уже готовясь бежать и спасать, когда поняла, что она уже щупала эту воду, и вода была в порядке, дело не в воде, дело в кимоно — это настоящий шёлк, он в воде становится прозрачным. Подойдя ближе, она поняла, что штанина никуда не делась, просто прилипла к коже, и сквозь неё теперь просвечивает абсолютно всё, каждая волосинка и каждая родинка.

«И министр об этом знал.»

Она сделала шаг назад, медленно поднимая безгранично честные и невинные глаза к лицу министра, сделала ещё один шаг назад, и ещё, пока не упёрлась спиной в дверь, и тогда стала медленно сползать по двери на пол, не отрывая честного взгляда от лица министра. Села на пол удобно, улыбнулась и пропела:

— Что вам почитать? Принца?

Министр изо всех сил пытался не показать своего облегчения, но сам понимал, что всё очевидно, и смущался от этого ещё больше. Переступил в ванну второй ногой, подумал и сказал:

— Почитайте про Малыша. Который не должен реветь. — Вера не поняла, он уточнил: — «Малыш, не реви» прозвучало как цитата.

— А, да. Это сказка про Карлсона. Такой весёлый парень летающий. У меня нет этой сказки с собой.

— Расскажите так.

Он осторожно лёг в воду, Вера смотрела, как растворяется шёлк рукавов и воротника, с опозданием подумала, что повязки мочить, наверное, не стоило, но уже было поздно. Министр устроился удобно, понемногу расслабляясь и успокаиваясь, стал прислушиваться к ощущениям, и они ему нравились, Вера видела, ей хотелось расцеловать себя за это приглашение. Министр полежал немного, откинувшись на подголовник и закрыв глаза, потом повернул голову к Вере и посмотрел на неё с вопросом, она смутилась и призналась:

— Я её не особенно хорошо помню. Там был, в общем, мальчик, и он был у родителей один.

— Счастливчик.

— Он так не считал. Ему было одиноко и он очень хотел собаку. Но родители не хотели и не покупали.

— Чуете родственную душу?

— Ага.

— И что предпринял мальчик?

— Ничего, он был не особенно предприимчив. К нему прилетел волшебный летающий парень, такой, скромный, в меру упитанный, в полном расцвете сил, и очень талантливый. И он его постоянно подбивал на всякие шалости, съедал его варенье и рушил всё в его доме. Мальчик был в восторге.

— И чем всё кончилось?

— Мальчику купили собаку, а Карлсон улетел, но обещал вернуться. По-моему, он был воображаемый, мальчик его придумал, чтобы реализовать своё внутреннее желание не быть одиноким и жажду разрушений, но при этом не чувствовать вины за эти разрушения, типа это не он, а Карлсон.

— А кто кого просил не реветь?

— Карлсон мальчика, его звали Малыш. Его наказывали за те разрушения, которые творил Карлсон, родители не знали про Карлсона и думали, что это Малыш всё рушит. И ставили его в угол. Он плакал. Карлсон сидел с ним и говорил: «Не реви». А малыш говорил, что он не ревёт. Отрицание как первая стадия смирения с неизбежным.

Она видела, что министр засыпает, и говорила всё тише, он лежал с закрытыми глазами, чуть улыбаясь, потом улыбнулся шире, впечатлённо качнул головой и сказал, не открывая глаз:

— Ох и сказки в вашем мире.

— Расскажите что-нибудь из вашего.

— Мне сказки рассказывал только Тедди. Если бы её пересказывал Тедди, Карлсон... Ох и имя, на северское похоже. Этот парень, в общем, Малыша бы в первую очередь напоил и научил всё взрывать.

— По опыту говорите?

— Да. Тедди был первым, кто налил мне пива. В детстве я его любил, сейчас уже нет. И пороха он мне насыпал, патрон расковырял и дорожку насыпал, и говорит: «Вперёд, жги». Мне так страшно было, это такой восторг, помню как сейчас.

Он открыл глаза, сел немного выше, положив локти на края ванны, Вера смотрела на его руки под мокрыми рукавами, видя глазами то, что уже ощущала своей особой силой — у него мурашки от этого воспоминания, это было правда впечатляюще. Министр задумался, как будто мысленно был там, с Тедди, потом посмотрел на Веру, возвращаясь в реальность, и сказал:

— Тогда были старые патроны, и старый порох, современный так не горит. Хотите попробовать? Я найду старый, у меня есть. Это круто. Тедди был крутой, всё что он делал было обалденно. Стихи, карикатуры... Он так морды бил, великие боги, никто в мире так не дрался. Изобретательно, хитро, мощно, иногда прямо как таран, и очень сильно, иногда наоборот двумя пальцами, но всегда круто. Я мечтал так научиться, так и не научился. Вы мне его постоянно напоминаете.

Он посмотрел на Веру, она отвела глаза — что-то изменилось, он как будто проснулся, и опять перешёл на «вы», она пока не поняла, как к этому относиться. Министр сменил тон на более серьёзный, и сказал с ноткой вины за эту серьёзность:

— Вера, у меня есть к вам одна просьба, глубоко личная.

— Говорите.

— Я хочу, чтобы вы поужинали с Эйнис. Возможно, не один раз.

Вера подняла брови, но продолжения не дождалась, и спросила:

— С какой целью?

— С целью рассказать ей несколько впечатляющих историй о ваших впечатляющих мужчинах.

— Зачем?

— Чтобы она осознала, насколько плох её выбор, и изменила его.

— Я не понимаю, при чём тут мои спектакли.

— Мне не нравится новый парень Эйнис.

Вера нахмурилась:

— Это который конюх, или у неё уже более новый есть?

— Конюх, да. Но дело не в том, что он конюх, дело в том, что он козёл. На самом деле, я был бы счастлив, если бы она вышла замуж и перестала висеть у меня на шее, но выбирать ей мужа я не хочу — она карнка, у них тут так не принято. И я сам... скажем так, совершил целую череду необдуманных поступков, позволив ей поверить, что она в своей жизни может получить всё что угодно, и жить так, как она захочет. Поэтому сейчас резко менять политику и заявлять ей, что она выйдет за того, за кого я скажу... будет довольно смело. Она не выйдет, она сорвёт церемонию, плюнет мне в лицо и будет права. И даже если выйдет, то жить мирно не будет, и при первом же конфликте сбежит обратно, а конфликты будут, потому что она та ещё примерная жена. И вместо того, чтобы пересадить её со своей шеи на шею мужа, я получу её себе навечно, и, что гораздо хуже, она будет не пойми кем — дочерью она официально не является, сестрой тоже, я внёс её в завещание, но не удочерил, я не имею права принимать такие решения без матери, а она мне отказала, я просил её много раз, там без шансов. Поэтому любое моё вмешательство просто испортит Эйнис репутацию. И испортит мои с ней отношения, которые и так не очень. Я хочу от неё избавиться, и я хочу, чтобы это было надёжно — то есть, она должна сама выбрать себе мужчину, и сама захотеть за него замуж, и не просто платье и банкет, а жить долго и счастливо, чтобы с ним было лучше, чем со мной. На данный момент её выбор ужасен. И я хочу, чтобы она это поняла и бросила его. И, так сложилось, что общение с вами её к этому подталкивает лучше всего. И вообще ей от общения с вами всесторонне лучше.

Вера подняла брови ещё выше, хотя это было уже сложно, и уточнила:

— Это она вам так сказала?

— Нет, это мне Кайрис написала в отчёте, я негласно проверяю всех, с кем хоть как-то контактирую, об этом никто не знает. И вас я попрошу об этом молчать. Потому что Эйнис этого ни за что не признает, и ей будет неприятно узнать, что кто-то догадался о том, насколько сильно вы ей нужны, приятны и полезны в этих вопросах.

Вера потёрла лоб, пытаясь вернуть брови на место и дать себе секунду на осознание, и решила быть конструктивной:

— В итоге, что я должна ей рассказывать?

— Что захотите. Моя цель — чтобы она осознала, что её парень ужасен, и бросила его. Я не только вас об этом прошу, я просил Кайрис, Дайнис и жену Дока. Но Кайрис для неё не авторитет, потому что она всех мужчин не любит, Дайнис для неё не авторитет, потому что она наоборот любит всех подряд, но тем не менее, до сих пор не замужем, а жена Дока при единственной встрече полчаса жаловалась Эйнис на то, как ей замужем плохо, как Док ей обещал золотые горы, а в итоге не смог обеспечить даже своего присутствия дома на праздниках, и как она вообще по жизни страдает в браке каждый день, мне её убить хотелось. По всем отчётам, она в браке счастлива, почему она это сказала, чёрт её знает, может быть, надеялась, что это передадут мне, и я буду чаще отпускать Дока на выходные. Короче, это тоже не сработало. Больше просить некого, остались только вы.

— Она меня не любит, это же очевидно.

— Не любит. Но общение с вами идёт ей на пользу, и она это сама понимает. Она даже прикладывает усилия, чтобы вести себя прилично, в вашем понимании. Чтобы вы продолжали с ней общаться и делиться опытом отношений. В её представлении, вы в этом на диво хороши.

Прозвучало с невероятной досадой, министр смотрел в стену перед собой, но выглядел так, как будто эта стена — причина всех его бед. Вера осторожно поинтересовалась:

— Почему у неё такое представление?

— Потому, что если вы умудрились с такой молниеносной скоростью и без потери качества заполучить себе под каблук самого меня, то вы — эксперт.

— Ух. Мощно, — Вера нервно усмехнулась и попыталась сделать несерьёзный голос: — Откуда у неё такие мысли?

Министр ответил предельно серьёзно:

— От глаз.

— У неё богатая фантазия, помноженная на подростковый максимализм.

— Нет.

Вера тоже стала изучать стены, но взгляд как-то сам собой вернулся к мокрым рукам министра, и наткнулся на его обвиняющий и недовольный взгляд. Обострёнными чувствами сэнса Вера ощущала, что он дико смущён, и эта нервозность не от злости, а от неловкости, такой у него способ с этим справляться. Он тоже что-то увидел в её глазах и с той же решимостью сказал:

— Да. Как выразился один гений, это только слепой не видит, но если у него есть зрячие друзья, то они ему уже рассказали. Так что делайте что хотите, я заранее согласен с любыми вашими методами, других вариантов у меня всё равно не осталось. У Эйнис от общения с вами зарождаются зачатки самоуважения, что вроде как прекрасно. Это не мои слова, это цитата из отчёта Кайрис. Так что я в ваши методики лезть не буду, а если вы получите результат, щедро отблагодарю.

У Веры от этого намёка на взятку внутри появилось нехорошее ощущение, по старой памяти, но она уже не помнила, откуда оно взялось, просто возникло, как флешбэк. Она прохладно поинтересовалась:

— Каким образом?

Он заметил её тон и резко сменил свой, опять включив котика:

— А что вы за это хотите?

Она улыбнулась невольно, тут же взяла себя в руки и изобразила стервозное лицо, лучше всего подходящее для заключения сделок:

— Я хочу нормального собеседника, который мне болотную ауру Эйнис компенсирует. Мне физически тяжело с ней общаться, мне от этого плохо.

— Всё прямо настолько серьёзно?

Она посмотрела на него молча, изо всех сил надеясь, что он придуривается, потому что если он всерьёз не понимает, это будет значить, что он пропустил мимо ушей вообще всё, что она миллион раз говорила по этому поводу. Он как будто растерялся, не в состоянии определиться с образом и уровнем серьёзности, на лице то появлялась, то исчезала улыбка, потом пропала окончательно, и Вера сказала:

— Да, это «прямо настолько серьёзно», как я уже устала вам объяснять. Я не веселья ради прошу снять амулеты.

— Эйнис была без амулета.

— Я не о том. Я же вам говорила, если мне с кем-то не нравится, я с ним не общаюсь. Потому что я от плохих людей плохо себя чувствую. А от хороших — хорошо. И поэтому я очень переборчива в собеседниках. И как только понимаю, что мне неприятно, я встаю и ухожу, я могу это сделать посреди ужина, потому что мне проще выдержать осуждение и обвинение в некультурности, чем лишнюю минуту с неприятным человеком. Я думала, так у всех, но с возрастом встречаю всё больше людей, которым это не сложно. Но я до сих пор думаю, что они себя пересиливают просто, ради каких-то выгод в будущем. Для меня... я не знаю, какие это должны быть офигенные выгоды, чтобы я прямо взялась себя пересиливать. Не знаю, я допускаю, что они существуют, но я пока не видела.

— Нормального собеседника — это какого?

— Счастливого. Весёлого, умного. Фредди сойдёт, он классный. Андерс де’Фарей. Дженис. Пожарные, особенно Макс. Артур, может быть, надо смотреть.

— Что значит — надо смотреть? Этот параметр меняется?

— Да. Если человеку хорошо, то и мне с ним хорошо, а если плохо — то мне от этого хуже. Но если он мой друг, я могу на него повлиять и вытащить, я от этого устану, но если оно того стоит, то я напрягусь и сделаю это, я часто так делаю. Обычно я общаюсь с творцами. Скульпторов люблю в последнее время, музыкантов, раньше были поэты и певцы, тоже хорошо. На работе ювелиры мне нравились, они почти все были офигенные, я могла хоть с каждым стоять по часу трындеть. У меня были фавориты, конечно, но там в среднем по больнице всё было гораздо лучше, чем на всех моих прошлых работах. Я не знаю, от чего это зависит, подозреваю, что всё-таки от работы руками и создания чего-то нового.

— Я понял. Я подберу кандидатов.

Она не ожидала, что он так сразу согласится, посмотрела на него чуть добрее:

— Это сложно?

— Нет, не особенно. На самом деле, встречи с поэтами и музыкантами для благородной женщины совершенно нормальны и даже желательны, я просто не думал, что вам это понадобится. Мне казалось, вы... Не знаю, почему я так думал. Думал, вы отличаетесь от местных во всём, а оказалось, что не во всём.

Он замолчал, глубоко задумавшись, она тоже молчала, так и этак обдумывая идею влиять на Эйнис за бартер в виде оплаченных министром эскорт-услуг для её мозга и души. Министр тоже молчал, постепенно начиная улыбаться, потом скосил на неё глаза и мурлыкнул:

— Вера?

— А?

— А я подойду?

Она отвела глаза и пожала плечами:

— Когда как. Вообще мне все дети Дракона нравятся. Я подозреваю, что Дженис я возлюбила по той же причине. Но это пока так, теория. А кто с вами был под землёй, кстати? Я видела двух драконов, но второго не узнала.

Он качнул головой:

— Там не должно было быть драконов.

— Серьёзно?

— Я бы знал.

— Значит, чья-то маменька точно знала, с кем гулять под луной.

Министр стал улыбаться ещё загадочнее, протянул:

— Интересно... А как вы это видите? Бумажка Макса выглядела вполне конкретно.

— Как трёхмерную визуализацию.

Министр посмотрел на неё иронично, как бы спрашивая, не могла бы она быть такая добренькая, чтобы говорить на человеческом языке, понятном простому смертному из этого мира, она попробовала:

— Представьте... что вы под водой. И вода разноцветная, как в ванне была до того, как я её перемешала. И сквозь эти слои видно, где-то лучше, где-то хуже, полосы, пятна, иногда конкретные формы, иногда размытое что-то. Но я могу как бы приблизиться и рассмотреть поближе, и ощутить что-то, похожее на вкус или запах. Я поначалу ничего не понимала, потом посмотрела поближе и догадалась, что куски металла с запахом пороха — это оружие.

Министр помрачнел и посмотрел на Веру с опасным предостережением:

— Вера, никому не говорите про ваш дар. Я понимаю, почему вы помогли Максу, и бумажку я у него отобрал, хотя он честно собирался её съесть, но... не ему со мной тягаться. Он никому не расскажет. Знают только Макс и Кайрис, она вас закрыла даже от нашей охраны, они думают, что вы молились или проводили какой-то ритуал для удачи. Это на данный момент рабочая версия для наших из отдела. Остальным и про удачу знать не стоит.

— Хорошо. Когда я пойду в храм бога камня?

— После фестиваля. — Он нахмурился ещё сильнее и отвёл глаза: — Напомните мне, сходим.

Вера кивнула, он опять нахмурился и попытался лечь по-другому, она спросила:

— Что такое?

Он немного нервно улыбнулся и сказал шёпотом:

— Засыпаю. Принесите мне халат, пожалуйста. Он в шкафу.

— Хорошо, — она встала и ушла за халатом, вежливо опуская глаза, когда вернулась, министр отжимал над водой какие-то тряпки и бросал на ступеньку в изголовье, Вера поняла, что это повязки, спросила: — Всё нормально?

— Отлично, всё уже зажило. Этот компот надо смывать?

Вера расправила халат и подняла перед собой, чтобы закрывать от себя всего министра ниже шеи, подошла ближе и сказала:

— Как хотите, мне в магазине говорили, что не надо, но вы смотрите по ощущениям. Вода уже нагрелась, я думаю, можно под душем смыть.

Он встал, Вера ничего не видела, но всё равно отвернулась на всякий случай, увидела, как министр бросает на ступеньку мокрое кимоно, закрыла глаза. Он забрал у неё халат, она слышала, как он одевается и ходит вокруг, потом он остановился прямо перед ней и сказал:

— По ощущениям, это прекрасно. Спасибо.

Вера чуть приоткрыла глаза, поняла, что он одет, открыла шире, улыбнулась, он опустил глаза:

— Я отобрал у вас вашу законную ванну компота.

— Ну почему же сразу «отобрали»? Она всё ещё здесь, — Вера с хитрой улыбочкой посмотрела на воду, министр возмущённо ахнул:

— Вера! А вот это уже точно неприлично. Идите, я здесь уберу и приду.

Она сделала загадочные глаза, он взял её за плечи и вытолкал за дверь, закрылся на крючок и сразу же выпустил воду из ванны, Вера рассмеялась и пошла копаться в шкафу. Её вещей там не было, вообще, так что спать предстояло в халате.

Министр вышел через минуту, взял из шкафа новое белое кимоно и опять ушёл в ванную, Вера почувствовала, что проголодалась, и пошла в столовую, вернулась с печеньем в зубах, улыбнулась выходящему из ванной министру и объявила:

— Ночной дожор!

Он фыркнул и с сочувственной улыбкой шепнул:

— Как вы это едите? Оно же каменное.

— У меня крепкие зубы. И Булатик старался. Не каждый супергерой становится великим с первой попытки, иногда нужно время и немного тренировок. Булатик, кстати, мне всегда нравится, в любом настроении. Я бы лучше с ним ужинала.

Министр устало кивнул:

— Вернёмся от Дженджи, составим расписание. А завтра я попрошу вас позавтракать с Эйнис, если вам не сложно.

— Мне сложно, но я попытаюсь.

Министр изобразил впечатлённый карнский поклон с ладонью у груди, посмотрел на кровать, потом на Веру, она кивнула:

— Ложитесь.

Он радостно нырнул под одеяло и отодвинулся с довольным видом, Вера усмехнулась и добавила:

— А я на коврик.

— Вера! Ну что опять?

— Перемирие кончилось.

Он перестал прикидываться весёлым и сказал:

— Я не буду делать вид, что ничего не произошло, и я всё объясню, завтра, когда вы будете готовы меня выслушать, а я буду готов не уснуть посреди разговора. Спойлер — я не собираюсь жениться, я собираюсь всех обмануть, и я настолько в этом хорош, что обманулись даже вы. Но я вам раскрою свой коварный план и буду надеяться, что вы сохраните мою тайну и может быть даже подыграете, когда это будет нужно. А пока спите. Хорошо?

— Ладно, завтра. — Она развернулась к выходу, он возмутился:

— Куда?

— Плед возьму с дивана, здесь только одно одеяло.

Он остался недоволен, но промолчал об этом, она вернулась с пледом, выключила верхний свет, легла на кровать, выключила светильник со своей стороны, министр выключил свой и комната погрузилась в абсолютную темноту, настолько плотную, что разницы между закрытыми и открытыми глазами не было вообще. Она слышала, как министр дышит, шелестит одеялом, устраиваясь удобнее, потом он затих и сказал шёпотом:

— Мне Тедди когда-то сказал, «если хочется повторить, значит это не ошибка». Вообще, он это по другому поводу говорил, но это можно к любой ситуации применить.

— Например?

— Перебирайся ко мне под одеяло. Мы так уже делали, никто не умер.

— Хотите появиться на фестивале у Дженджи с зашитым лицом?

— Чёрт... — он медленно глубоко вдохнул, но промолчал. Вера сказала с доброй иронией:

— Спите. Пусть вам приснится Тедди и скажет ещё что-нибудь мудрое. Спокойной ночи.

— Спокойной.

Он отвернулся и почти сразу уснул. Она тихо встала и пошла спать на диван.

***