Хорошая жена

Глава 7

Оглядываясь назад, я удивляюсь необычной концентрации бытия в одной маленькой комнате. Мы касались друг друга постоянно: я задевала Уилла бедром, когда шла на кухню; садясь на кровать, чтобы зашнуровать ботинки, он толкал меня коленом; если мы передавали друг другу чашку, наши руки встречались.

После переезда в более просторное жилище все стало иначе. Но у нас началась новая жизнь, и множество разных дело занимало нас.

В последнюю минуту Уиллу пришлось присоединиться к исследовательскому туру по Европе в рамках его автомобильно-налоговой инициативы, что перечеркнуло его планы побыть с Хлоей пару дней перед ее отъездом. Он сообщил ей эту новость во время воскресного обеда.

— Прости, дорогая. Надеюсь, ты понимаешь.

Хлоя продолжала есть.

— Все в порядке, — сказала она.

Я не могла вынести разочарования на ее лице.

— Уилл, может быть, ты просто присоединишься к ним позже?

— Все в порядке. — Хлоя сделала все, чтобы выглядеть беззаботной.

Уилл взглянул на меня и я одними губами произнесла: «Она расстроена».

— Хлоя, — сказал он, — я чувствую себя просто несчастным.

Она встала, и я увидела, каким взрослым стало ее лицо.

— Не слишком несчастным, папа, — сказала она. — Так что давай оставим это, хорошо?

Она вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.

Я посмотрела на мужа.

— Уилл, она планировала это целый год…

Уилл выглядел по-настоящему огорченным.

— Жаль, что я не могу задержаться.

— Ясно, — ответила я и начала собирать тарелки. — Ты это уже сказал.

Он вздрогнул и посмотрел на свои шнурки.

— Фанни, — сказал он наконец, не поднимая глаз. — У меня к тебе просьба…

— Не говори, — пробормотала я. — Дай угадаю.

Прием избирателей проходил в одном из небольших офисов ратуши. Окно было заперто наглухо, душный воздух был пропитан запахом кофе.

Тина, окружной секретарь суетилась с двумя огромными пакетами из супермаркета.

— Вся эта чертова еда скоро растает, — сказала она. — Но разве я виновата, что мой старик требует свой ужин каждый день?

Тина была компактной пухленькой женщиной, которая имела привычку сочувственно щелкать языком, выслушивая особенно душещипательные истории. Ее муж был безработным, и, чтобы свести концы с концами, она занималась продаже косметики. Сегодня она была в бирюзовых брюках и светло-розовой помаде, которую надо было бы сжечь публично, даже если бы это была последняя помада на земле. Но она носила ее с видом «никогда не сдаюсь», так что ни у кого не хватило смелости ответить на вызов. Она затолкала мороженую курицу под стол.

— Мой старик считает, что нам нужен телохранитель. К нам наверняка заявятся сумасшедшие.

— Манночи справится. Вы с нами, Манночи?

— До последнего вздоха, — убежденно сказал он.

Первой была миссис Скотт. Она была завсегдатаем субботних приемов. Много лет Уилл боролся с терроризировавшей ее семьей соседей-алкоголиков. Она была крошечной, скрученной остеопорозом старушкой, давно потерявшей всех своих родственников.

— О, это вы, — сказала она. — Министр занят? Что-то важное?

Трогательная миссис Скотт считала карьеру Уилла своим личным достижением. Я объяснила, что сегодня заменяю его на приеме. Ее рука висела на перевязи.

— Споткнулись на лестнице? Члены Совета сказали, что собираются прийти оценить ситуацию, и тогда я попрошу, чтобы вы подали на них иск.

Мы обсудили, что можем предпринять в безнадежной борьбе с соседской агрессией. Губы миссис Скотт кривились от боли и обиды.

— Не вызвать ли мне врача, чтобы он приехал и осмотрел вашу руку? — предложила я.

Ее боевой дух возобладал над страданием.

— В последний раз я обращалась к врачу, когда королева Виктория еще была на троне. — она порылась в сумке. — Вот что я вам принесла. Я хотела передать это министру для вас. — она достала небольшую салфетку, с бахромой из бисера. — Это для вашего молочного кувшина. Я сама связала.

Я разложила ее на столе. Очень красивая, с золотыми и синими бусинами. К горлу подступил комок. Она проницательно смотрела на меня.

— Все-таки, не пустая трата времени, а?

Конечно, нет.

— Это одна из ваших самых красивых вещей, миссис Скотт.

— Я хотела отдать ее вам прямо сейчас. Я не могу долго ждать, — сказала она. Она с усилием поднялась на ноги и покачала головой, словно хотела вытряхнуть из нее грустные мысли. — она пролетела в мгновение ока, — сказала она. — Моя жизнь. И я была бы не против, если бы она была не такой чертовски гнилой.

Тина щелкнула языком и снова вернулась к своим записям, а Манночи занял пост у двери для устрашения психов.

Прием закончился; мы рассортировали дела по степени срочности и обсудили наши проблемы. Если бы мне требовались доказательства, что политика вездесуща и пронизывает все сферы жизни, то депутатский прием был весьма убедителен. В Вестминстере звучали речи и делались жесты; здесь, на земле, я видела, как крутятся шестеренки.

Я поехала в город встретиться с Хлоей.

У нас с отцом друзья были во всех винных районах Австралии, и любой из них рад был принять у себя Хлою. Но нет, моя дочь была Мисс Независимость. Пока весь ее маршрут по Австралии включал в себя недельный отдых в Аделаиде и поездку в Хантер-Вэлли. Это было все, что она позволила нам устроить.

Мы встретились в туристическом магазине: я сжимала в руке пачку наличных, а она список покупок. При ближайшем рассмотрении он оказался пугающе коротким. Мини-карабины. Сандалии. Туристские ботинки. Средства дезинфекции. Замок для рюкзака.

— Этого явно недостаточно, — сказала я. — Ты не можешь лететь к антиподам на другую сторону света почти без снаряжения. Это небезопасно.

— Честное слово, мама, ты преувеличиваешь. Со мной все будет в порядке.

Мне очень хотелось нырнуть в голову моей дочери и разузнать, о чем она думает. Чтобы иметь возможность сгладить любые шероховатости непонимания. Чтобы стать бесконечно мудрее и спокойнее.

— Я бы сделала несколько предложений, — защищаясь, возразила я. — Только самое необходимое.

Она взяла в руки бумажник путешественника с ремешком для руки.

— Как думаешь, может быть, взять его?

— Да, — быстро согласилась я. — И защиту от солнца. Ты не представляешь, как там можно обгореть.

— Ма, в Австралии продается крем для загара.

Хлоя молчала, когда я расплачивалась на кассе. Она сидела в машине, и я поняла, что она о чем-то напряженно думает. Она снова начала терзать кутикулу.

— Тетя Мэг сказала Саше, что ты думаешь о переезде. Ты ведь не станешь это делать без меня, правда? Ну, пока я не вернусь домой?

— Мэг не должна была ничего говорить.

— Но если это правда?

— Это была только идея. — я проехала немного в молчании, потом добавила. — Я была бы не против перемен. После того, как ты уйдешь из дома.

— Ненавижу, когда взрослые говорят такие вещи.

Я протянула руку и коснулась ее щеки.

— Где же та девушка, которая так спешила вырасти? Которая говорила мне: «Не обращайся со мной, как с ребенком»?

Хлоя задумалась.

— Мама… это было тогда. У меня есть один вопрос. — она передернула плечами и посмотрела на мелькающие за окном деревья. — У вас с папой все в порядке?

Я ответила как можно осторожнее:

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— Это просто вопрос.

— У нас все хорошо.

— Когда ты говоришь с ним по телефону, это звучит совсем иначе.

Я сухо произнесла:

— Мои телефонные разговоры не предназначаются для чужих ушей.

Хлоя посмотрела на меня с сожалением.

— Добро пожаловать в реальность, мама, это семья.

Я с удовольствием рассмеялась.

— Хорошо.

Дома мы выгрузили пакеты, и Хлоя исчезла наверху, чтобы позвонить своим попутчицам. Поток возбужденной болтовни из ее комнаты достигал холла.

Я прошла на кухню. Сегодня мы ждали на ужин моего отца. Я сняла с пальца обручальное кольцо и повесила его на крючок возле доски объявлений. Время от времени мой палец еще чесался под ним — может быть, это было связано с моими гормонами, настроением или временем года — и он беспокоил меня, когда я занималась домашней работой.

Бриджит просунула голову в дверь.

— Я ухожу, — сказала он. — О'кей. — это был не вопрос. Задняя дверь решительно хлопнула.

— Она не похожа на счастливого кролика, — прокомментировала Мэг, входя в кухню. — она долго говорила по телефону, и не очень хорошо отзывалась о тебе.

Я прекрасно знаю, что помощницы по хозяйству любят обсуждать своих работодателей. Я никогда не интересовалась, сколько незнакомых людей ознакомлены с состоянием моего белья, достаточно, что это известно мне самой.

Я начала крошить лук, и мои глаза наполнились слезами.

— Ты стала хорошим поваром, Фанни, — заметила Мэг. — Кто бы мог подумать?

Тишина. Она осмотрела накрытый стол с приборами и бокалами для вина.

— Здесь слишком много мест.

— Папа приедет.

Она кивнула.

— Хорошо, — снова молчание. — Ты, кажется, сердишься.

— Да. — я поставила последний бокал на место. — Я не могу доверять тебе, Мэг. Ты не должна была говорить Саше и Хлое о переезде.

Мэг бросила на меня вызывающий взгляд.

— Разве они не имеют права знать?

— Ты расстроила Хлою.

— Фанни, — мягко заметила она. — Хлоя уже большая девочка.

Эти слова заставили меня ощетиниться.

— Мы с Уиллом предпочли бы сами обсуждать с ней наши планы.

— Раз ты так считаешь…

Мэг наполнила водой кувшин и поставила его в центр стола рядом с маленькой вазой с белыми и розовыми розами.

В середине обеда я подняла глаза от своей тарелки. Мэг флиртовала с моим отцом, она всегда ему нравилась. «Мэг умная женщина», — однажды сказал он. Саша с Хлоей были увлечены своей беседой. Свечи на столе распространяли мечтательный свет над кувшином и вазой с цветами. Место главы семейства было пусто, я знала, что Уилл не приедет.

Хлоя засмеялась, в свете свечей она сияла той юной красотой ожидания, когда самая интересная часть жизни ожидает вас впереди. Отец повернул голову в мою сторону и поднял бокал. Это давно стало привычкой. Так он говорил мне, что любит меня, и всегда будет любить.

Я подняла мой бокал.

Сначала я позвонила отцу.

— Я жду ребенка.

— Как замечательно, Франческа. Прекрасная новость. Умница. — последовала пауза. — Ты счастлива?

— Немного озадачена, папа. Немного испугана. И да, конечно, счастлива.

— А. - еще одна пауза. — Франческа, мы должны поговорить, как это отразится на бизнесе.

— Я понимаю. — я прикусила губу. Внезапно мне показалось, что я села не на тот самолет и прибыла в неправильное место назначения. — Тебе придется справляться одному в течение нескольких месяцев после рождения ребенка, но потом я вернусь к нормальной жизни.

Только потом я позвонила Уиллу, который отвлекся от дискуссии о торговых тарифах.

— Это блестяще, замечательно! Я позвоню Мэг, а ты позвони отцу.

— Папа знает.

— Вот как, — сказал он и вздохнул. Я была готова откусить себе язык. — О, хорошо, ты поставила меня на место.

Через пару недель он приехал домой с тремя книгами по беременности и родам.

— Мы должны сделать все правильно.

— Будь паинькой и дай мне закончить, — я осторожно высыпала в кипящее масло на сковороде измельченный чеснок поверх стейков.

— Фанни, а ты знаешь, что у тебя внутри растет бобовое зернышко? — спросил Уилл.

При взгляде на стейки мой желудок несколько раз сжался в гармошку.

— Слишком нахальное для маленького зернышка.

Уилл помахал в воздухе книгой.

— Вот погоди, скоро он будет размером с мамонта.

— Я не доживу.

— Сейчас окажу первую помощь.

Уилл отбросил в сторону руководство, выключил плиту и потащил меня к кровати. Там, наслаждаясь обостренной чувствительностью меняющегося тела, я думала, что количество моих нервных окончаний удвоилось, утроилось.

Потом мы лежали, лениво обсуждая наше будущее; целый вечер вместе был редкой роскошью. Должны ли мы найти дом как можно быстрее или рожать в Лондоне? Или лучше обратиться в окружную больницу? Какое выбрать имя?

— Уилл, в конце концов, я не смогу поехать в Австралию. Врач говорит, что, если мне станет плохо в самолете, мне некому будет помочь. Лучше не рисковать. Папа сказал, что он справится самостоятельно.

Я лежала у него на руке. Вторая рука медленно обвила мои плечи.

— Хорошо, — в его голосе не было торжества. — Хорошо.

Рождественская вечеринка Палаты общин проходила в зале с террасой и видом на реку. Было тесно, шумно, жарко. Мы протискивались сквозь толпу, и, хотя я привыкла к большим приемам, этот мир отличался от моего. Мой желудок сводило судорогой из-за беременности, волнения и… застенчивости.

На помощь пришла Эми Грин.

— Вот и вы. Пойдемте. — она положила руку мне на поясницу и подтолкнула в сторону огромного окна, выходящего на реку. — Это Элейн Миллер. Ее муж сидит на противоположной стороне, но мы с ней дружим. — Высокая худая рыжеволосая женщина протянула мне руку. — А это, — продолжала Эми, — Бетси Твейт. Ее муж один из нас и быстро делает карьеру. Как твой.

Бетси Твейт была миниатюрной блондинкой, чья улыбка не распространялась на глаза.

— Дэвид недавно стал младшим министром.

— Вот так, — сказала Элейн, — Официальный хулиган и нарушитель спокойствия стал младшим министром. — Бетси бросила на нее ядовитый взгляд. — Прелестная блузка, — продолжала Элейн. — Где взяла?

К моему удивлению они знали, что я беременна.

— Не волнуйтесь, — сказала Элейн. — Сигнальные барабаны в наших джунглях не спят ни днем ни ночью. Им известны даже размеры наших бюстгальтеров. Где вы собираетесь рожать?

Я схватила с подноса апельсиновый сок.

— В местной больнице.

Элейн задумалась.

— Так ли это необходимо, ведь голосование уже прошло?

— Элейн… — вмешалась Бетси Твейт. — Не грузи Фанни так стремительно.

Эми издала короткий, горький смешок. Элейн повернулась ко мне.

— Бетси опытный лицедей, но ты не должна позволить надуть себя, Фанни, как многих из нас.

— Да ладно тебе, Элейн, — сказала Бетси. — Ты тоже та еще артистка.

Элейн смягчилась.

— Когда я выходила замуж за Нейла я не была согласна ни с чем, во что верил он сам. Ну и что, черт возьми? Я его любила с подстроилась под него. Поэтому я согласна с Бетси. Я тоже лицедей. — у Элейн было трое детей. — Я вполне могла бы быть матерью-одиночкой, — призналась она, — и даже планировала начать трикотажный бизнес. Но правила игры постоянно менялись. Надеюсь, если повезет, партия Нейла будет не у власти еще в течение многих лет. — она подарили мне честную улыбку. — Добро пожаловать в клуб, Фанни.

Собираясь домой, я отправилась на розыски Уилла и обнаружила его в компании соратников его возраста, окруженных плотным кольцом восхищенных женщин. Я коснулась его руки. Через две или три секунды я поняла, что он не заметил меня. Я сжала его руку крепче.

— Дорогой.

Он был оживлен, глаза искрились.

— Ты, наверное, устала. Давай я вызову тебе такси. Мне еще надо кое-что обсудить с Нилом сегодня вечером.

Таких вечеров было много. Если Уилл возвращался слишком поздно, он тихо прокрадывался ко мне. Он предложил спать на диване, но я не согласилась.

— Ты принадлежишь мне, — сказала я, и я не возражала, когда он будил меня в темноте.

Газеты стали часто писать об Уилле, его популярность росла. «Почетный гражданин Ставингтона, — написал некий политический обозреватель, — поднял вокруг себя много шума».

Прочитав эту заметку, Элейн позвонила мне:

— Я слышу, как точатся ножи. Будь осторожна. Наращивай толстую шкуру.

Я вырезала статью из газеты и прилепила ее на зеркало у входной двери. Я была на кухне и боролась с приступом тошноты, когда Уилл вернулся домой. Я склонилась на раковиной. Раз. Два. Вдох. Выдох.

Тишина. Никакого «Привет, дорогая». Я с интересом выглянула из кухни и увидела Уилла перед зеркалом. Не замечая меня, он потер рукой подбородок, поправил волосы. Он опустил руки в карманы, расправил плечи и сделал шаг назад.

— Ну, и как? — поинтересовалась я.

Он обернулся.

— Просто смотрел, — признался он немного застенчиво.

— Практикуешься, — заметила я. Он стал ярко-красным. Я обвила рукой его талию. — Признавайся. Уже представляешь себя министром?

Перл Верикер присмотрела нам дом в нескольких милях от города. «Он вам подойдет», написала она твердой рукой. Слово «подойдет» было жирно подчеркнуто. В выходные, пока Уилл был занят на своем приеме, мы с отцом поехали посмотреть его. Мы проехали по узкой дороге между двумя распаханными полями и свернули к мрачноватому дому из красного кирпича, построенному в стиле викторианской готики с парой пристроек около кухни.

Он был пуст. Войдя в парадную дверь, я почувствовала, что сюда давно не впускали свежий воздух.

— Посмотри на это с другой стороны, — предложил отец. — Это крыша над головой.

Комнаты наверху были уютнее, бледное зимнее солнце отражалось в больших окнах. Из главной спальни открывался вид на поле. Черная и серая почва, таблички с надписью «Вход запрещен» по периметру, в северной части поля несколько буков, ощетинившихся голыми ветвями.

Отец потянул ручку и открыл окно. Поток свежего воздуха с морозным запахом вторгся в душный холод.

— Фанни… — сказал он.

Я чувствовала, что сейчас произойдет. Я смотрела на свои руки, они были слегка опухшими. Пояс впивался в тело, брюки тесно облегали бедра. Даже мои плечи увеличились. Беременность не подчинялась моей воле, тело отказывалось выполнять приказы, что озадачивало и сердило меня. Бобовое зернышко, оккупировавшее мое тело, не церемонилось со мной.

— Я знаю, что ты хочешь сказать. Тебе нужен постоянный работник в бизнесе. Я не очень хорошо себя чувствую в последнее время.

— Ты сможешь вернуться, — быстро сказал он. — После рождения ребенка.

Я посмотрела на унылое поле.

— Забавно, как все меняется, папа. — ради бобового зернышка, которое скоро вырастет до размеров мамонта.

Отец внимательно наблюдал за мной. Я чувствовала себя ребенком, которого уговаривают идти к стоматологу — потерпеть полчасика, и все будет в порядке.

— Я вернусь, — сказала я. — Обещаю. Все будет в порядке, я справлюсь. — его взгляд стал скептическим. — Папа, даже не думай, что я откажусь от работы на полную ставку. Уилл этого и не требует от меня.

— Да, — произнес он, и я услышала в его голосе неуверенность и даже предательство.

Позже, ближе к вечеру я привезла Уилла посмотреть дом. Сумерки смягчили резкий цвет его стен, а нижние комнаты казались приветливее в электрическом свете.

Уилл пришел в восторг от дома. Он похвалил размеры спален и вид на поля. Внизу предстояло много работы, но его радовала даже перспектива ремонта.

— Я смогу устроить новые полки в кабинете, — сказал он. — И переложить полы. Мне нравится работать руками.

Его энергия и энтузиазм были заразительны, и для меня было немалым облегчением узнать, что мы можем позволить себе купить большой дом и строить планы. Я стояла посреди будущей кухни и смотрела через нелепое готическое окно на дальние буки. Черные силуэты на фоне серого неба. Я сказала себе, что деревня лучшее место для того, чтобы растить детей, и почувствовала удивительное умиротворение.

Мы рано закончили ужин; мне было велено сидеть на месте, пока Мэг, Хлоя и отец убирали и мыли посуду.

Зазвонил телефон. Это был Рауль.

— Фанни, я так давно тебя не слышал, — сказал он.

— Я подумала то же самое. Как дела? Как Тереза и дети?

— Дела могли бы быть и получше. Французский рынок не процветает.

Из бухгалтерии моего отца я прекрасно знала, что французские поставщики держатся более, чем независимо.

— Неужели? — поддразнила его я.

— Люди пьют все больше вина из Нового Света. Скоро мне придется подыскивать себе другую работу.

Но как бы ни обернулись дела, Вильневы хорошо подстраховались на черный день, а Рауль никогда не сдавался. Ткни его ножом, и из его жил польется Pétrus или Château Longueville.

Мы проговорили полчаса или около того: приятная, доверительная беседа, аккуратно обтекающая все призраки прошлого.

В конце концов, Рауль сказал:

— Альфредо сообщил, что теперь, когда Хлоя выросла, ты собираешься вплотную заняться бизнесом. Действительно, Фанни, это исключительно приятная новость.

— Я думаю об этом. Это, скорее, зависит от Уилла. Он… гм… в предчувствии больших перемен.

— Очень рад за вас, — ответил он просто. — Я верю, что так и будет.

Я позволила себе маленькую репризу о новых возможностях.

— Папа говорит, что американцы собираются купить Château d'Yseult. Это может вызвать переполох на рынке?

— Я думаю, мы привыкнем к ним, — сказал Рауль. — Вернее, мы должны привыкнуть.

Отъезд Хлои был назначен на тринадцатое июля, и я старалась побороть суеверный страх.

Накануне мы поехали в Эмбер-хаус попрощаться с отцом. Перед обедом мы гуляли по саду и остановились под буком, на котором мой отец давным-давно построил мне домик.

— Не смотри вниз, — предупредила я, когда Хлоя решила подняться к нему.

Не смотри вниз. Этому меня научил мой отец, правильность его совета подтвердила практика.

— Не беспокойся, — сказал отец. — Пусть лезет.

— Перестань суетиться, мама. — Хлоя подтянулась до первой развилки и оседлала ветку. — Полюбуйся на меня.

— Вылитая ты, — нежно заметил отец.

— Я была такой же упрямой?

— Возможно, не помню.

Я наклонилась вытряхнуть камешек из туфли. Выступающие над поверхностью земли корни поросли ярко-зеленым мхом и маленькими редкими цикламенами. Я посадила их много лет назад. Цикламены не должны расти в горшках. Они нуждаются в прохладном влажном воздухе английской весны.

— Я не хочу, чтобы она уезжала, папа, но она должна. Это своего рода… конец.

— Это не конец, — поверь мне, — сказал он и взял меня за руку. — Держи пять.

Хлоя вскарабкалась до второй развилки, где, как я помнила, кора была гладкой с пятнышками лишайника, в ветви широкими и надежными. Идеальное место для одинокой девочки с разбитыми коленками, какой я была годы назад. Хлоя зацепилась ногой за ветку и откинулась назад.

— Я вижу его.

— Ну и как?

Она прищурилась на остатки платформы.

— Похоже, доски совсем сгнили.

— Будь осторожнее. — ветер шелестел листьями. Я так хорошо помнила этот звук. В конце концов, это дерево я знала лучше, чем любую лестницу в доме. — Здесь я выпила свою первую бутылку сидра, — призналась я отцу. — И училась ругаться.

— Я знаю, — ответил он. — Я часто рыскал внизу, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.

— Правда, папа? Я никогда не видела тебя. Зато всегда знала, какой ты мудрый.

— Спасибо, Франческа. — он выглядел довольным. — Ну, я не был полным дураком.

Я смотрела на него. Мой отец старел, хоть я и не хотела этого замечать. Меня пронзил внезапный испуг.

— Думаю, я смогу быстро вернуться в бизнес. Почему бы не начать прямо сегодня?

Он сделал паузу и положил руку мне на плечо.

— Почему бы нет?

— Ребята, я спускаюсь. — через мгновение Хлоя приземлилась рядом с нами. — Мама, я перепачкала лишайником джинсы. А я собиралась в них ехать.

В действительности, они не требовали серьезной чистки, но так как моей девочки долго не будет рядом со мной, я позволила себе посуетиться. Это дало мне повод откинуть волосы назад, положить руки ей на плечи, чтобы убедиться, что они не слишком хрупкие. Закрой глаза, сказала я себе. Наслаждайся и запоминай свои ощущения — это моя взрослая девочка.

Конечно, Уилл не смог приехать проводить Хлою.

— Отвези мою малышку в аэропорт… и, Фанни, дай ей немного денег. От меня. Я верну.

Саши тоже не было. «Он на концерте».

Таким образом, я отвезла Хлою и ее рюкзак в аэропорт, где мы встретили Джении и Фабию, ее попутчиц.

Три девушки молча слушали своих матерей, все наставления сводились к одному — держаться вместе, держаться подальше от алкоголя, наркотиков и развратных мужчин — и были насыщены всплесками беспокойства.

Я отвела Хлою в сторонку.

— Мне очень жаль, что здесь нет Саши.

Хлоя опустила длинные ресницы, но не раньше, чем я успела заметить в ее глазах панику и боль.

— Саша не считает прощания чем-то важным. Но я думаю, что это не так, правда, мама?

— Да.

Она теребила пальцами свою сумочку, в которой лежали ее паспорт, билет и деньги.

— Наверное, он действительно не смог приехать?

— Ты взяла все лекарства? — спросила я.

— Да, мама.

— У тебя достаточно денег?

— Ты уже два раза спрашивала меня.

Ее цель была определена; мне оставалось только суетиться, волноваться и, наконец, помахать ей рукой на прощание и мягко подтолкнуть мою дочь к ее будущему.