Надеясь поймать последний взгляд Хлои — просто поворот головы или взмах руки — я стояла в зоне вылета, вглядываясь в людской поток. Здесь было много девушек, таких как Хлоя, Дженни и Фабия, молодых, исполненных надежды, жаждущих увидеть, что может предложить им мир.
Прошло минут пять или десять. Я перевесила сумку с одного плеча на другое. Потом опустила руку в карман пиджака и поскребла ногтем парковочный талон. Я готовилась. Я онемела, словно зуб под новокаином, но боли не было.
Взгляд охранника у дверей одновременно выражал и подозрительность и скуку. Он не раз видел все это раньше. Мой мобильный телефон не принимал международные звонки, и я нырнула в телефонную будку, набрала номер Уилла, забросила в автомат побольше монет и ждала.
— Что случилось? — спросил он.
— Я не помню, взяла ли Хлоя свой свитер. В Австралии сейчас зима и ей будет холодно.
— Так ты ради этого вытащила меня со встречи.
— Я просто хотела сказать, что она уехала.
Его голос звучал нежно — и немного раздраженно.
— Я рад, что ты позвонила. Послушай, глупышка, она все сможет купить там. У них действительно есть магазины.
— Я знаю, — ответила я резко. — И я знаю, что не должна была звонить тебе. Я веду себя глупо, вот и все.
— Но я рад, что ты позвонила, — повторил Уилл. Он не прервал разговор своим обычным «мне пора идти», пока не обсудил со мной все возможные для Хлои опасности и не проверил, что у меня достаточно денег, чтобы заплатить за парковку.
Я плакала всю дорогу до дома Элейн. Слезы капали с подбородка на колени.
Когда я вошла в кухню, она пекла шоколадные кексы для благотворительного базара Красного Креста. Сверху раздавался оглушительный шум.
— Это Джейк, — сказала она, поцеловав меня. — Репетирует на барабанах.
— Совсем как у меня, — сказала я.
Она взяла меня за плечи и заглянула в лицо.
— Совсем расклеилась?
— Немного. — я прикусила губу. — На самом деле, очень. Я не знаю, что буду делать без Хлои.
— Право. Давай займемся делом, — бодро сказала она. — Сначала помоги мне допечь эти чертовы кексы, а потом ты позвонишь домой и скажешь, что остаешься ночевать у меня, и гори все синим пламенем. — она сунула мне в руку деревянную ложку. — Принимайся за дело. Отрабатывай свой ужин.
Над нашими головами раскатилась ритмичная барабанная дробь. Элейн вздохнула и откинула волосы дрожащей рукой.
Я с некоторым беспокойством спросила ее:
— Ты в порядке?
— Конечно.
Но вечером за спагетти болоньезе и бутылкой вина Элен призналась:
— Я уже сыта по горло этой жизнью.
Это было на нее не похоже.
— Что случилось?
Последовала долгая пауза, она уронила голову на руки.
— Думаю, на этот раз Нил может занять серьезный пост. — ее голос звучал приглушенно. — Все признаки налицо. Один из секретарей в Палате. Я пыталась смириться с этим, но не могу.
— О, Элейн.
Она подняла голову.
— Я не хотела ничего тебе говорить, Фанни. Не сейчас, когда тебе и так тяжело.
Мы с Элейн словно пытались защитить друг друга.
— Расскажи мне все, — предложила я, — попробуем разобраться, что для нас лучше.
Мы половину ночи провели за разговорами, и разошлись по постелям, не став мудрее ни на драхму. Мы не смогли придумать ни одного практического решения — рассмотрев в том числе побег Элейн из семейного дома — который стал бы для нее лекарством от тоски. Одуревшая от усталости, я вернулась домой рано утром, чтобы застать свое почтенное семейство в разгар скандала. Накануне вечером Бриджит сделала ноги. Она собрала свои чемоданы, бросила ключи на стол и покинула свой пост.
— Не сказав ни слова, — сказала Мэг, пряча глаза. — Я не слышала ни вызова такси, ничего.
— Она ужасная женщина, — сказала Малика.
Бриджит никогда не казалась мне «ужасной женщиной». Иногда раздраженной, но не ужасной. Тем не менее, когда я обнаружила, что на прощание она разлила на полу нашей ванной шампунь и ароматическое масло, я ощутила ее злобу, словно наждачную бумагу на своей коже.
Вечером в пятницу Уилл вернулся домой неожиданно рано.
Я сидела за кухонным столом. Обработав пачку счетов и грузовых накладных, я просматривала две папки, прихваченные из Эмбер-хаус. «Амбициозный, — написал он напротив одного из виноградников, — но слишком нетерпеливый». Напротив другого: «Почва вряд ли позволит». Для третьего: «Терруар бедный и ограниченный». Он был весь отражен в этих коротких точных оценках.
«Где я? — плакала Элейн. — Кто я? Куда мне отсюда уйти?». Ее горе тронуло меня до глубины души — для этого было много причин помимо моей любви к ней.
Я рассортировала бумаги на две пачки — обработанные и ожидающие внимания — и окинула их критическим взглядом. Для начала, а кто была я сама? Конечно, я не была той самой Фанни Сэвидж, женой, матерью, винным экспертом и бизнес-леди, которой когда-то собиралась стать.
Но это было моим добровольным выбором.
— Привет, дорогая, — сказал Уилл.
Я удивленно оглянулась и секунду не могла понять, кто это был. Он был в своем лучшем сером костюме, слегка загорелый.
— Я не ждала тебя так рано.
— Мне удалось поменять билеты на более ранний рейс. Подумал, надо попробовать приехать домой пораньше и посмотреть, как вы тут без меня. — он печально улыбнулся. — Я знал, что Хлои уже не будет.
Я подняла руку, и он взял ее.
— Это очень мило с твоей стороны. Ты хорошо выглядишь. Нашел время посидеть немного у бассейна?
— Да, — он поцеловал меня в голову. — Чем занимаешься?
— Обычными делами «Дома Баттиста». Я предложила папе взять на себя немного больше работы. Я действительно считаю, что он нуждается в помощи. Как думаешь?
Он слегка нахмурился и упал в кресло.
— Есть шанс получить ужин? Где все остальные?
— Попробую что-нибудь наскрести. Мэг решила пойти на собрание Анонимных Алкоголиков, а Саша в Лондоне. — что-то в его позе встревожило меня. — Что случилось?
— Проблемы… как обычно. — Уилл вздохнул. — Автомобильное лобби сплотилось против налога на второй автомобиль. Они собрали приличные средства, и несколько таблоидов поддержали их, крича об ограничении личной свободы. — его голос звучал непривычно уныло, он очень устал.
Я встала и положила руку ему на плечо. Ткань пиджака была гладкой, шелковистой, дорогой.
— Не так все и страшно. Ты этого ожидал.
— Довольно плохо, — сказал он. — Если я проиграю, то буду выглядеть дураком, и меня признают неудачником.
Он оглянулся, чтобы посмотреть на меня, и я поняла, что он беспокоится о должности Канцлера. Я открыла холодильник и исследовала его содержимое.
— Как насчет рыбных котлет и салата их помидоров?
— Отлично.
— Кстати, Бриджит собрала чемоданы и сбежала. Вчера вечером, без предупреждения.
Уилл не слушал.
— Фанни, что ты на самом деле думаешь о налоге на второй автомобиль? Я бы хотел, чтобы бы сказала сейчас, если не согласна.
Я сделала глубокий вдох.
— Не так много. — я положила рыбные котлеты на сковороду и начала резать помидоры. Они были маленькими, холодными и жесткими, и я окропила их сверху мелко нарезанным зеленым луком. Какой смысл был скрывать правду? — Ты знаешь, что я сомневалась в этой идее.
Он выглядел удрученным и немного растерянным, и это задело меня за живое. Глубоко укоренившаяся привычка любви и верности взяла верх, и я обняла его.
— Мне жаль, Уилл. Но я не разделяю твой энтузиазм. — он наклонился ко мне, и я гладила его волосы, наслаждаясь их густотой. — Я немного устала, — продолжала я, — от суеты и ожиданий, от бесконечного шоу.
— Не самая приятная часть сделки, — признал он. — Для тебя, я имею ввиду. Но я, честное слово, не знаю, что с этим можно поделать.
Холодный голос в моей голове сказал мне, что Уилл прав и нет смысла в дальнейших обсуждениях. Здесь ничего нельзя было поделать, только жить с ним. Или можно? Тот же холодный голос поверг меня в смятение, когда добавил сочувственно и маняще: Фанни, тебе пора отдохнуть от замужества.
От этой мысли мои колени задрожали. Только отдых?
Встревоженный моим признанием, Уилл пристально смотрел мне в лицо, и я решила вернуться к теме автомобильного налога.
— Я по-прежнему думаю, что люди не хотят, чтобы за них решали, как им лучше жить.
— Послушай меня, — призвал он и еще раз изложил основные аргументы налоговой схемы.
Я ответила, повторив свои. Мы обнаружили, что согласны в одном пункте, но расходимся во мнениях по другому. На третьем мы начали смеяться. Вдруг наша близость вернулась.
— Пойдем наверх, Фанни.
— Да, — ответила я.
— Какая трогательная сцена. — ни один из нас не слышал, как Мэг появилась в дверях.
Уилл отпустил меня, она потянулась вверх и обняла его. Он спросил:
— Как прошла встреча?
Она выглядела спокойно и собранной.
— Победа по всем фронтам. Я надеюсь. Больше никаких сцен. — она смотрела прямо на меня. — Я сожалею, Фанни. Надеюсь, ты меня простила?
— Поживем — увидим, — сказала я.
Она подняла бровь на мой ответ и развязала розовый шарф на шее.
— Все очень просто и может быть выражено двумя словами. «Не пей». Даже последняя дурочка может прочитать это сообщение, а я не дурочка.
Уилл нежно смотрел на нее.
— Конечно, нет.
— Так о чем вы двое говорили?
Я проверила рыбные котлеты.
— О налоге на второй автомобиль, о чем же еще? Но я собиралась обсудить возрождение моей карьеры.
Она взяла Уилла за руку.
— Я не тороплюсь. Расскажи мне.
Я заметила, что рублю помидоры с излишней энергией.
Несмотря на близость лета, двадцать первого числа было холодно и ветрено. Готовясь к ужину, я побывала в парикмахерской и три часа добросовестно штудировала информационные заметки, предоставленные офисом Уилла. Транспортные тарифы. СПИД. Сельскохозяйственные инициативы. Все предсказуемо.
Уилл подогнал машину и удивил меня, сказав:
— Ты прекрасно выглядишь.
— Спасибо.
В длинной юбке из плотного черного шелка и коротком жакете из той же ткани, которые гармонировали с моими зачесанными назад волосами, я сидела между Антонио Паскуале (мы тепло поприветствовали друг друга) и очаровательным итальянским послом. Паскуале обратил внимание на мое кольцо.
— Кажется, в Библии есть место, где говориться, что хорошая жена дороже рубинов? — он улыбнулся мне одними глазами. — Ваш муж должен купить вам камень побольше.
Разговор привел нас в хорошее расположение духа, и когда нам подали десерт, и я обратилась к своей тарелке, я была уверена, что он подмигнул мне.
Итальянский посол был страшно образован и красив.
— Что вас позабавило, миссис Сэвидж?
— Мне показалось, что ваш министр финансов подмигнул мне.
— Можно мне тоже подмигнуть?
— Если желаете.
— Ваш муж был очень энергичен в последнее время. Он стал заметным политиком. — посол наклонился ко мне. От него пахло малиной и ванилью. — Просто мне нужно немного больше времени, чтобы обдумать его предложение. Вы знаете, мы не сходимся в двух пунктах.
Краем взгляда я увидела, как Уилл гипнотизирует меня. «Не подведи, мы одна команда». Ложка в моей руке порхала легко и стремительно, малина сладко таяла на языке. Команда прежде всего, всегда и во всем.
— Почему бы вам не поговорить с ним после обеда?
— Может быть, премьер-министр… Мы не уверены в позиции премьер-министра…
Я улыбнулась.
— К сожалению, премьер-министр не является моим личным другом.
— Но, возможно, вы напомните вашему мужу о необходимости учитывать интересы каждого.
Я положила ложку.
— Все же вам лучше поговорить с ним самому.
Женщины удалились пить кофе, оставив мужчин в столовой.
— Надвигается гроза, — прошептала хозяйка дома мне на ухо, — но им это нравится.
Я приняла чашку кофе.
— Вы никогда не устаете от всего этого?
Она удивилась.
— Я не думала об этом. Такая жизнь имеет свои недостатки, но это интересная жизнь. Конечно, когда дети еще маленькие…
Мы присоединились к группе остальных жен в красных, синих, золотых платьях. Она были оживлены и настроены познакомиться со всеми удовольствиями столицы, и мы уселись поудобнее, чтобы обсудить уход за лицом, магазины и театры.
Вернувшись в квартиру, я сообщила Уиллу об интересе к премьер-министру.
— Приму к сведению, — сказал он, забрался в кровать и потянулся к красному ящику.
Усталые морщинки резко выделялись у него под глазами.
— Уилл, у тебя будет возможность заняться чем-то другим?
— Вряд ли. Хотя, бывали случаи… раньше все казалось так просто — добиться избрания и начать улучшать мир. Но это не так просто, не так ли? Но я еще не собираюсь сходить с дистанции.
Я отвернулась и потянула подушку под голову. Ящик упал на пол и Уилл обнял меня.
— Фанни…
Снова между нами встала стена, и я боролась с моим безразличием и отчужденностью. Уилл стал почти чужим, опасным незнакомцем, тем, кого я знала когда-то, но почти забыла.
— О, Фанни, — наконец сказал он. Он взял меня за запястья. — Я скучаю по тебе…
Я заставила себя обнять его за шею. Это всего лишь вопрос доверия, подумала я, и усилия воли. Я должна была верить, что страсть, которая когда-то объединила нас, еще не совсем умерла. Это сработало.
Потом он сказал:
— Фанни, это было так приятно.
Я улыбнулась и коснулась его бедра.
— Мне тоже.
Я лежала без сна, прислушиваясь к звукам города.
Сейчас я все бы отдала, чтобы идти по горячему склону, где отец покажет мне, как глубоко укореняется в песке и глине виноградная лоза. Я хотела щуриться сквозь солнечный свет на горизонт, где уходит в небо Cupressus Sempervirens, смотреть на оливковые деревья, огромные помидоры на тонких стеблях, на яркую зелень базилика.
Я скучала по Хлое и спрашивала себя, где она сейчас. Не болят ли у нее ноги или спина? Поела ли она вовремя, и чистая ли у нее одежда? Справится ли она с новым опытом, который ей предстоит?
Сквозь ветки моего дерева перед Эмбер-хаусом я подглядывала за автомобилями на дороге, огибающей наш сад. Установив под правильным углом мой телескоп из ярко-розового пластика, я отлично видела водителей и пассажиров. Часто, когда машина притормаживала перед поворотом, женщины опускали солнечный козырек перед собой и проверяли в зеркальце свою помаду. Иногда водитель опускал стекло и выбрасывал мусор. Такое поведение заставляло меня сделать вывод, что люди очень странные существа.
В день моего восемнадцатилетия я пригласила в свой домик Рауля; мы карабкались в темноте, проклиная все на свете. Рауль выпил слишком много вина, а я надела босоножки на тонких ремешках. Платформа застонала под тяжестью наших тел, и мы неуклюже обнялись. Когда Рауль дернул слишком сильно, тонкий хлопок моего платья лопнул по шву, и он прижался губами к открывшейся полоске тела.
— Такая загорелая, — пробормотал он и сорвал с себя рубашку.
Неопытность и невежество заставили меня оцепенеть, а Рауль был излишне груб. Мы были лишены спасительной благодати юмора и исполнены мрачной решимости довести дело до конца.
— Мне очень жаль, — пробормотал Рауль. Он поднял блестящее от пота лицо. — Я люблю тебя.
Я оттолкнула его. Со мной поступили несправедливо. Дом на дереве не был местом для соблазнения. Он принадлежал детству. Теперь это место было опорочено.
В ту ночь я покинула свой дом на дереве и больше не возвращалась туда.
Я повернулась в постели и попробовала рассмотреть аспекты моей жизни. Рубины и топазы, хрупкость золота и янтарь вина. Моего отца. Уилла. Мэг. Сашу.
Мою дочь, отчалившую от берега…