Хорошие девочки получают все

38 Кирби Sei una brava ragazza (Ты хорошая девушка)

Пятница, семь тридцать вечера. Последний рабочий день перед тремя восхитительными неделями в Италии наконец-то закончился. Джули и я уже успели провести около дюжины телефонных переговоров. Встречаемся в воскресенье в Нью-Йорке, в двенадцать дня у регистрационной стойки авиакомпании «Алиталия». Она с ума сходит со своим шоу и засыпает меня извинениями за то, что в последнее время редко мне звонит. Боже, как здорово будет увидеться с ней!

Как по волшебству, звонит телефон и на экране высвечивается номер Джули. Вспомнишь ее – она и появится. Смеясь, раскрываю свою «раскладушку».

– Это у нас какой раз – тринадцатый? Нельзя останавливаться на несчастливом номере.

– Кирби, позвони ему. – Это Сэм.

Какого дьявола же них Джули звонит мне? И о чем это он?

– Прошу прощения, Сэм, это ты? Что происходит? С Джули все в порядке?

Он хохочет, и я слышу, как рядом орет на него Джули.

– Тише ты, женщина-ураган! Я хочу поговорить с твоей подружкой. Кирби, не понимаю твоего желания провести три недели в чужой стране вместе с этим торнадо, но все равно – желаю удачи.

Что-то сжимается у меня внутри от теплых ноток, которые слышны в его шутливом тоне. Я очень рада за Джули и Сэма, но, общаясь с ними, иногда трудно бывает не позавидовать.

Прикидываюсь веселой и беззаботной.

– Не волнуйся, мы оторвемся по полной. Ты еще не передумал присоединяться к нам? Буду рада вновь пообщаться, при условии, что ты готов много гулять пешком и пить много вина.

– Не волнуйся. Мне уже сообщили, что придется еще и много ходить по магазинам. – Слышу приглушенный голос Джули, но ничего не могу разобрать, затем они оба начинают смеяться.

Сэм снова обращается ко мне:

– Слушай, не хотел отвлекать – знаю, у тебя полно дел, но Джули рассказала мне про тебя и Стюарта…

– Что?! Во-первых, передай Джули, что она уже труп. Во-вторых, это не твое дело. В-третьих, почему я должна звонить ему?

– Ох уж эти женщины! – Он пытается произнести это сердитым тоном, но выходит мягко. – Кирби, мужчина, занимающий ответственную должность в управлении открытым акционерным обществом, околдован тобой настолько, что не может удержаться от желания поцеловать тебя прямо в своем кабинете. И в довершение всего совершает благородный поступок – уходит с работы, чтобы избавить тебя от сплетен! – Сэм фыркает. – Кирби, он классный парень. Как раз такой, какого ты заслуживаешь. Хотя я все еще жду возможности прийти и выбить дурь из этого козла Дэниела.

Джули кое-что рассказывала ему и про хитрую сволочь Дэниела, а однажды, когда они с Сэмом остались у меня на выходные, тот выкинул свой любимый фокус под названием «напиться и в три часа ночи заявиться в гости к Кирби». Сэму эта выходка веселой ею показалась, и я раз и навсегда полюбила этого человека – за то, как он защищал меня, не на шутку напугав Дэниела.

Вспоминаю Стива (и его старшую сестру) и широко улыбаюсь:

– Тебе придется встать в очередь, Стив. А насчет Бэннинга… ты уверен? А вдруг после всего, что я наговорила, он не захочет меня больше видеть?

– Кирби, ради Бога! Мы же мужчины. Наши эмоции не так сложны и причудливы, как у женщин. Ты нравишься ему, он тебя хочет – да и кто на его месте не захотел бы? Сама посуди! Аи! Джули, ну ты и злюка, – смеясь, произносит он. – Я лишь хотел отомстить за поцелуй, который перепал вчера Карлосу во время его визита к нам.

Начинаю нервно притопывать.

– Эй, не хочу прерывать вашу любовную прелюдию, но мне нужно позвонить. Если ты прав, то кое у кого жизнь вскоре станет намного ярче. Пока! Созвонимся!

Отложив мобильник, я размышляю о словах, только что сказанных Сэму. «Да, ярче. И круче. И без всяких комплексов».

– Сюрприз! Я приехала раньше!

Роняю трубку на стол и в изумлении смотрю на маму, стоящую в дверях с большим чемоданом.

– Думаю, мы прекрасно проведем время! – радостно объявляет она.

Я неловко пытаюсь пристроить телефонную трубку на место. Справившись наконец с этой задачей, встаю и изображаю радушную улыбку:

– Да, конечно. Прекрасно проведем время.

Выскакиваю из-за стола, чтобы обнять маму, и фальшивая улыбка становится искренней.

– Мам, я соскучилась. Здорово, что ты здесь!

Показываю ей офис, а потом мы, прихватив чемодан, отправляемся домой. Перед уходом я не забываю взять со стола бумажку с номером Бэннинга.

Да, ничего яркого и крутого мне сегодня не светит. Но я могу по крайней мере позвонить. А вдруг Сэм прав?

– Ну что, мам, ты устроилась? – Поднимаю взгляд и встречаю улыбкой маму, которая входит в гостиную.

Она уже успела разобрать вещи и привести себя в порядок с дороги.

– Да, и теперь очень голодна. Давай что-нибудь сообразим на ужин. Если хочешь, я приготовлю.

Она, кажется, немного нервничает и от этого суетится. Наше примирение пока еще слишком зыбко, чтобы мама чувствовала себя уверенно, но я полагаю, мы на верном пути.

По крайней мере надеюсь.

– Мам, я не собираюсь заставлять тебя готовить – ты же у меня в гостях. Почему бы нам не поужинать в ресторане? Да и в холодильнике вряд ли что-нибудь найдется. Я в последнее время ничего не ем дома, кроме пиццы.

Мама с беспокойством хмурится:

– Кирби, ты же знаешь, как важно правильно питаться! Ты хотя бы пьешь витамины? Я… впрочем, ладно. Постараюсь не вести себя как наседка.

Уровень ее нервозности, похоже, поднимается еще выше, если это вообще возможно.

Я лишь смеюсь в ответ:

– Действуй, мам. Может, мне пойдет на пользу, если меня отругают. Я только проверю макияж, а потом приступим.

– Хорошо. А я пока сложу журналы.

Направляюсь в ванную комнату, ощущая нарастающее напряжение. Каждый раз, приезжая ко мне в гости, она сразу начинает убирать, а я злюсь в ответ на ее молчаливое неодобрение.

«А может, неодобрение здесь совсем ни при чем. Может, его никогда и не было. Вероятно, мама просто нервничает в твоем присутствии, а уборка помогает ей успокоиться».

«А может, мне пора перестать зацикливаться на прошлом?»

Улыбаюсь, вспоминая доктора Уоллеса. Не уверена, что смогу за один месяц справиться с двумя задачами; стать хорошей девушкой и повзрослеть.

Вряд ли мир готов к таким глобальным переменам.

Бах! Бах! Бах!

– Какого черта?! – Проснувшись от громкого стука, я выскакиваю из кровати, будто меня укусили за задницу.

Может, просто приснилось?

Затем раздается настойчивый звонок в дверь, и я понимаю, что это не сон, а скорее кошмар.

Наверное, это Дэниел.

Бегом спускаюсь по лестнице, надеясь, что случилось чудо, и мама ничего не слышала.

– Кирби! Что происходит?

Кажется, в резиденции семьи Грин чудесам места нет. Впрочем, это не новость.

– Ничего страшного, мам. Пьяные соседи. Спи. Я разберусь.

Как только стук раздается вновь, я распахиваю дверь, и пьяный Дэниел, спотыкаясь, вваливается через порог, едва не угодив мне в глаз кулаком.

– Надо же! Кирби, любовь моя, ты наконец-то соизволила открыть. Нехорошо заставлять беднягу Дэниела мокнуть под дождем у тебя под дверью. – Он обхватывает меня рукой – то ли пытаясь удержаться на ногах, то ли желая прижать к себе.

Я выныриваю у него из-под мышки и закрываю дверь.

– Тише, Дэниел. Люди спят. Какого дьявола ты опять здесь? Я ведь предупреждала, что будет, если снова заявишься посреди ночи. Я позвоню в полицию, и тебе запретят ко мне приближаться.

Он поворачивается ко мне лицом, и я вижу, что он не так уж пьян, но намного злее, чем мне показалось вначале. Я делаю глубокий вдох и продолжаю:

– Если сейчас же уйдешь, то можешь отделаться предупреждением. Но если будешь здесь, когда явятся полицейские, – попадешь в тюрьму. Понравится ли это твоим богатым покровителям, которые организуют для тебя выставки?

Дэниел глумливо усмехается, подходит ближе и упирается руками в дверь, прижав ладони по обе стороны от моей головы. Мне не вырваться. Сердце колотится все сильнее – вот-вот выскочит из груди.

И все-таки мне не особенно страшно.

«Лгунья».

– Кирби, – произносит Дэниел зловещим шепотом. – Эх, Кирби, Кирби… Что же нам с тобой делать? Точнее – что мне с тобой сделать? У меня в кармане наручники – думаю, следует приковать тебя к постели и подержать несколько дней, пока ты не примешь мою точку зрения.

Он берет меня за подбородок и сжимает – сначала мягко, потом все крепче и крепче, до боли.

– Дэниел, перестань! Ты пугаешь меня. Скажи наконец, в чем дело?

Он немного ослабляет хватку, но не отпускает меня.

– Проблема в том, Кирби, что ты меня одурачила. С твоим уходом от меня отвернулась фортуна. Любой предмет в моих руках обращался в золото, когда мы были вместе, а теперь я не могу продать ни одной картины, чтобы заработать на кусок хлеба и удержать душу в бренном теле. – Он горько усмехается. – Хотя от моей души, пожалуй, мало осталось. Но ты, Кирби, была моим талисманом, моей счастливой кроличьей лапкой. И ты нужна мне. Потому что моя удача ушла вслед за тобой. Я хочу, чтобы ты вернулась. – Он берет меня за волосы и рывком притягивает к себе. – И я намерен вернуть тебя. Не согласна – тебе же хуже. Я затрахаю тебя до полусмерти и буду продолжать, пока не примешь мои условия.

Дэниел жадно хватает ртом мои губы и наваливается всем телом, Теперь мне очень страшно, я в ужасе, слезы струятся по моим щекам, но он не отпускает меня, а потом…

Вижу, как передо мной взметается в воздухе расплывчатое пятно, и слышу глухой звук, но на сей раз это не летающий кусок мяса, а что-то тяжелое опускается на голову Дэниела. Он отпускает меня и с воплем хватается за висок.

Я как во сне. Отстраняюсь от него и изумленно смотрю на маму, стоящую посреди комнаты. Она дрожит от страха, но не выпускает из рук длинную деревянную палку.

– Не смей, – говорит она очень решительно, несмотря на дрожь в голосе, – прикасаться к моей дочери! И еще: в этом доме таких слов не произносят!

Мой бывший любовник оборачивается и поднимает руку – наверное, для защиты, но мама понимает его жест как угрозу и наносит еще один удар палкой, на этот раз по плечу.

– Не смейте поднимать на меня руку, молодой человек. Вон! Убирайся! Проваливай отсюда сейчас же!

Она вновь замахивается палкой, а я наконец немного оправляюсь от шока, хватаю со стола настольную лампу с мраморным основанием и выдергиваю шнур из розетки. Теперь мы стоим, как две амазонки, с палкой и лампой наперевес, готовые сразиться с врагом.

Дэниел переводит взгляд с меня на маму, держась рукой за голову, и кровь сочится у него между пальцев.

– Вы просто пара полоумных! Пара долбаных психопаток! Я, наверное, из ума выжил, раз решил, что ты имеешь какое-то отношение к моей удаче, безмозглая сучка!

Мама переходит в наступление, угрожая палкой:

– Придержи язык, недоумок! Не смей обзывать мою дочь! Убирайся!

Я тоже делаю шаг вперед, приподнимая лампу так, что бы ее можно было запустить ему в голову. Дэниел ошалело смотрит на нас, потом неловко хватается за дверную ручку и распахивает дверь.

– Все, все, ухожу! Ухожу, глупые…

Мама захлопывает дверь у него перед носом, отсекая все изящные комплименты, которые Дэниел готовился проорать в наш адрес. Затем закрывает засов, прислоняется спиной к двери и сползает на пол.

Я ставлю лампу и подбегаю к ней:

– Мама, как ты себя чувствуешь? Мам!

Она смотрит на меня и улыбается. Это испуганная, но все же улыбка.

– Никто не смеет трогать мою дочь… мать их!

У меня от удивления вытягивается лицо.

– Мам! Ты сказала «… мать их»?

Мама вновь улыбается:

– Я чуть не забила до смерти человека перекладиной от твоего шкафа, а тебе и сказать больше нечего?

Сажусь рядом, кладу голову маме на плечо и начинаю истерично смеяться. Она присоединяется ко мне, и вот уже мы обе дико хохочем, прямо на полу, прислонившись к входной двери.

Я первая перевожу дух и пылко обнимаю ее.

– Мам, я люблю тебя. Не верится, что ты прибежала меня спасать.

Мама улыбается мне, но в глазах стоят слезы.

– Это не впервые, Кирби. Тебя не удивляло, почему папа тебя никогда не трогал? Я твоя мать. И никому не позволила бы обидеть мою девочку. Даже родному отцу.

Я отстраняюсь и ошеломленно смотрю на нее:

– Ты… но… мам, я понятия не имела. Тогда почему?.. Почему?..

Она вздыхает, и в этом вздохе заметна мучительная усталость. Но затем мама опять улыбается, и я вижу на ее лице проблеск надежды.

– Кирби, нам с тобой о многом следует поговорить. Я уже почти год посещаю психотерапевта, чтобы хоть отчасти справиться со своими проблемами. И даже хожу на свидания, представляешь? – Мама смеется, и ее щеки становятся ярко-розовыми. – Пока, правда, я виделась с ним лишь трижды. Но он хороший человек, и нам приятно проводить время вместе. Было бы здорово познакомить вас, если бы ты приехала ко мне в гости.

Я смотрю на нее и сомневаюсь – все ли у меня в порядке с ушами. Психотерапевт? Свидания? Это действительно моя мама?

И если да, то разве это не прекрасно, черт побери?

– Мам, я с удовольствием с ним встречусь. Расскажи о нем. Какой он? Чем занимается? Как вы познакомились? – Встаю и протягиваю ей руку.

Мама улыбается и качает головой:

– Может, лучше завтра поговорим? Сейчас два часа ночи, и хорошо бы поспать. К тому же нужно повесить одежду обратно в шкаф.

Я опять обнимаю ее.

– Об одежде не волнуйся. Завтра… то есть уже сегодня я буду собирать чемодан – все равно придется перебирать вещи. Ты пока ложись спать, а я сообщу обо всем в полицию.

– Я так люблю тебя, Кирби. Поговорим об этом ужас ном человеке завтра, хорошо? – Мама испытующе смотрит на меня и улыбается, видя, что я киваю.

– Я тоже тебя люблю, мам. Спокойной ночи.

Пока мама поднимается по лестнице в комнату для гостей, я принимаю решение позвонить утром Марии Эстобан и все рассказать. Должны же почетные братья и сестры оценить мою честность? А я теперь ни за что не расстанусь с Лорен.

Издаю стон. Кстати о Лорен – я ведь завтра должна с ней и Эньей пообедать. И нужно хоть немного поспать. Только вот позвоню в полицию. А еще, может быть, возьму пример со Стива и звякну Бэннингу на мобильный. Можно оставить голосовое сообщение, тогда не придется говорить с ним и волноваться. И мяч окажется на его половине поля, правда? «Трусиха!»

«Эй, полегче! Мы с мамой только что сражались с мужчиной ростом шесть футов и четыре дюйма, вооружившись перекладиной от шкафа и лампой. В семье Грин трусов нет».

Наверное, встреча с детскими воспоминаниями и их переосмысление придают мне больше храбрости, чем стремление казаться крутой.

Набирая номер полицейского участка, я не в силах сдержать улыбку.

«Никто не смеет трогать мою дочь… мать их!»

Одна такая фраза стоит года психотерапевтических сеансов.

– Кирби, я так хорошо выступила! Просто замечательно! – Огромный кролик с галстуком-бабочкой скачет вверх-вниз по ступенькам концертного зала. – Мама, ведь правда – я молодец? Я же здорово танцевала?

Энья смеется, и лицо ее сияет так же, как у дочери.

– Да, зайка. Ты танцевала прекрасно! Могу поспорить – Кирби будет очень интересно об этом услышать.

Я наклоняюсь и стискиваю Лорен в объятиях.

– Ладно, попрыгунчик. Пойдем пообедаем, и ты мне все расскажешь. Меня бросает в дрожь от собственных слов, но… не хотите съесть по «Хэппи мил»?

Трудно говорить, когда в горле стоит ком. Даже не подозревала, что меня может настолько растрогать радость Лорен. По-видимому, я становлюсь сентиментальной… на старости лет.

К тому же бесконечные кризисы, угроза изнасилования и прочая муть в два часа ночи не способствовали укреплению моих нервов. Ухмыляюсь, вспоминая маму. Утром она была совершенно спокойна. «Да что ты, милая, я отлично спала. Этот скандалист больше не придет. Такие всегда отступают, как только получают отпор. Я в конце концов поняла это и в отношении твоего отца – к сожалению, намного позже, чем следовало».

Мы поджарили яичницу-болтунью и тосты и наслаждались первым совместным завтраком за долгое время, пока не надо было отправляться на встречу с Лорен и Эньей. Мамины друзья должны были заехать за ней и отвезти пообедать, а во второй половине дня мы планировали вновь встретиться дома.

Но сначала – праздник живота. Улыбаюсь моему любимому крольчонку:

– Ладно, Бог с ним, с атеросклерозом. Но чтобы никаких какашек в моей машине!

Лорен рассыпается звонким смехом, а Энья удивленно приподнимает бровь.

– Ой, это долгая история. Расскажу в машине. Или хотите пройтись? – Грожу Лорен пальцем: – И на тротуар тоже не какать!

Она снова хихикает, затем бросается на меня и сжимает в объятиях. Ком в горле становится еще больше, и я боюсь сделать какую-нибудь глупость – например, расплакаться прямо на улице, поэтому отстраняюсь.

– Пойдем, коротышка. Надо идти, пока снова не начался дождь. Как ты думаешь, у них есть «Макморковка»? Или наггетсы из крольчатины? Ой, нет, это нам не подходит – нельзя же есть представителей своего вида. А как насчет…

Лорен хватает меня за руку, задирает голову, глядя мне в глаза, и ее личико светится радостью и любопытством.

– Кирби, вы такая смешная! Но все равно, кроме мамы, вы самая лучшая из всех людей, которых я знаю.

Я не успеваю и слова сказать в ответ, как слышу хорошо знакомый добродушный голос:

– Да, это уж точно.

Медленно оборачиваюсь, не понимая, каким образом мое гиперактивное воображение умудрилось материализовать Бэннинга именно здесь и сейчас, после выступления Лорен. Вижу его в паре шагов от себя, и все мысли, что приходят мне в голову, состоят в следующем: «Ух ты, мое воображение здорово поработало – он красивее, чем когда-либо. И очень, знаете ли, аппетитно выглядит».

При всем при этом вид у него довольно усталый, но он улыбается мне. Той самой неторопливой, очень сексуальной улыбкой, от которой у меня мурашки бегут по спине.

– Привет, Кирби. Я получил твое сообщение.

Лорен выскакивает вперед и смотрит на него снизу вверх:

– Вы – парень Кирби? Вы знакомы с мистером Кроликом? Бывали на морковной ферме? Я тоже кролик, видите? Хотите пойти с нами на обед и поесть «Макморковку»? Правда, на самом деле мы будем есть не морковку, а «Хэппи мил», зато я буду рассказывать, как танцевала на концерте. Хорошо? Ну, скажите уже что-нибудь!

Бэннинг улыбается еще шире и обменивается с Лорен торжественным рукопожатием.

– Меня зовут Бэннинг. Да, я парень Кирби. По край ней мере хочу им быть, если она позволит. Терпеть не могу морковку, зато люблю картошку фри. И с удовольствием послушаю про концерт, если Кирби разрешит мне пойти с вами.

Энья подает голос:

– Ну если она не разрешит, то разрешу я. Кирби, не оставляй этого красавца здесь одного. Пойдемте, иначе мы все умрем с голоду.

Итак, мы топаем к «Макдоналдсу», Лорен скачет впереди нас, держа за руку маму и весело о чем-то болтая, а Бэннинг берет за руку меня.

– Я звонил утром тебе домой, и твоя мама сообщила, где ты. Надеюсь, ты не возражаешь? Она сказала: «Я по голосу отличаю хорошего человека от грязной свиньи». Не хочешь объяснить, что все это значит?

Я смеюсь и нежно пожимаю его ладонь.

– Нет. Может, когда-нибудь потом. Зачем звонил?

– По разным причинам, но вот три основные. Первая: раз я теперь не твой шеф, ты согласна со мной встречаться? Часто и долго – может быть, ближайшие лет десять – пятнадцать? Думаю, мне потребуется много времени, чтобы тебя раскусить.

– Эй, притормози! – Высвобождаю руку и бью его кулаком в плечо. – Женщине нравится быть загадочной. Да, возможно, в моем расписании найдется свободное время. Давай начнем с года-двух, и посмотрим, как пойдут дела, хорошо?

Мы останавливаемся на светофоре.

– А вторая и третья причины? – спрашиваю я.

– Вторая: моя мама приехала на неделю в наш город, и я надеялся, что ты не откажешься пообедать с нами завтра во «Временах года». Ты ей понравишься.

Загорается зеленый свет, и мы переходим улицу.

– Конечно. Ой, то есть – я бы согласилась, но у меня утром самолет, и… – Внезапно я замираю, прямо посреди улицы. – Ты приглашаешь меня на воскресный обед? С твоей мамой?

Бэннинг пожимает плечами, затем оглядывается и тащит меня вперед через улицу, под дружный смех Лорен и Эньи, ждущих нас на тротуаре.

– Да. Хотя должен предупредить: я очень редко знакомил с ней подруг, так что приготовься к допросу. Она одна из таких матерей. Ну, знаешь, из чрезмерно заботливых, которые оберегают детей от всего на свете.

Я разражаюсь смехом, подумав об Энье и Лорен и вспомнив, как моя мама размахивала палкой перед носом у Дэниела.

– По-моему, они все такие. А номер три?

Мы наконец у «Макдоналдса». Лорен с Эньей сразу входят туда, а Бэннинг останавливает меня:

– Третья причина, Кирби, состоит в том, что в течение ближайших пяти месяцев я узнавал тебя все лучше и лучше. И чем больше я узнавал, тем сильнее ты мне нравилась. Ты настойчивая, практичная, требовательная, критически подходишь ко всему, И в то же время ты великодушная: да, я слышал, что ты дала секретарше отпуск для подготовки к прослушиванию в опере. Ты умная, с потрясающим чувством юмора, а ко всему прочему – самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал.

Я стою на улице, в изумлении слушая, как самый сексуальный, умный и веселый мужчина, которого я когда-либо встречала, произносит целую речь о моих достоинствах.

Прямо перед «Макдоналдсом». Удивительно, но это не сон.

Бэннинг нежно берет меня за плечи:

– Поэтому третья причина, Кирби Грин, заключается в том, что мне почему-то нравится звук твоего голоса. Я узнал цены на билет в Италию, чтобы прилететь туда… скажем, на последнюю неделю твоего отпуска, и подумал: может, ты не будешь возражать, если кто-нибудь разбавит вашу с подругой теплую женскую компанию…

А потом я целую его. Не могу удержаться. Пусть это самое неромантичное место в мире, но я целую его. И представьте, Бэннинг мне отвечает! Поцелуй выходит страстный – такой был бы гораздо уместнее где-нибудь в уютном помещении, а не на тротуаре перед закусочной, где продают гамбургеры.

Отстраняюсь, смотрю в его глаза и вдруг осознаю, что идет дождь.

Разражаюсь смехом, и тут открывается дверь «Макдоналдса».

– Кирби! Ну, идете вы или нет? А в моем «Хэппи мил» игрушечный кролик! Представляете? Наверное, у вас телепатические способности, раз вы привели нас именно в этот «Макдоналдс», когда я в костюме кролика и мне попадается кролик! Вы, наверное, учились на экстрасенса? Пойду расскажу маме, что вы настоящая телепатка! – Лорен мчится обратно.

Бэннинг вновь наклоняется ко мне и целует, потом ласково подталкивает к входу.

– Так, значит, ты у нас «настоящая телепатка», Кирби? А может, даже дипломированная волшебница? – Он смеется и открывает передо мной дверь.

Вхожу вслед за ним, вдыхаю аромат картофеля фри, смотрю, как Лорен в костюме кролика танцует в проходе, и вздыхаю:

– Знаешь, Бэннинг, я точно не телепатка, поскольку не могла предвидеть, что буду так счастлива.

Итак, меня зовут Кирби Грин, я зарабатываю на жизнь продажей сексуальных игрушек. Но знаете что? Я нашла классного парня. А может, это он нашел меня. Так или иначе, я обязательно пойду с ним на воскресный обед, только не сейчас, а три недели спустя.

Я una brava ragazza. И жизнь бьет ключом.