Хорт – сын викинга

Глава 12 Возвращение

Драккар стукнулся бортом о причал, и Морав поторопился привязать его веревкой к одному из столбов и опустить парус. Обернувшись, юноша глянул в сторону моря. Там уже едва виднелась лодья купца Чурилы – ветер дул с кормы и гнал судно со все возрастающей скоростью подальше от опасного пассажира, на которого после сражения с варягими боялись даже глянуть. Уж неизвестно, кем Морав-Хорт казался в глазах гребцов и купца, но он замечал, что они нередко крестились и сплевывали через левое плечо, при этом старались, чтобы пассажир не заметил ни крестного знамения, ни прочих манипуляций.

Правда, Чурило все-таки поблагодарил его за спасение своей жизни и товара, при этом попытался вернуть Мораву деньги, плату за проезд. Однако юноша решительно отказался, а купец не рискнул настаивать, но едва драккар с Моравом на борту взял курс на твердь русов, как Чурило высыпал «дьявольское» серебро за борт и бросил в волны кошель.

Что касается захваченного драккара варягов, то его хотели пустить на дно (как это сделали с оставшимися в живых варягами; чтобы потом не стать объектом кровной мести), пробив дыру в днище. Но Морав воспротивился этому решению – уж больно хорош был корабль. Он был длиннее обычных драккаров (прикинув на глаз, Морав определил его длину примерно в шестьдесят локтей, а ширина составляла не менее восьми локтей), имел изящные обводы и обладал потрясающей быстроходностью, в чем юноша убедился, когда направился к причалу. До этого лодья тащила драккар на буксире, и Мораву оставалось лишь управляться с рулевым веслом.

Низ драккара был изготовлен из ясеневых досок, а на киль и борта пошел крепчайший дуб. Особым «шиком» у мастеров-викингов считалось построить драккар таким образом, чтобы он мог нести на бортах щиты и при этом они не должны мешать работать веслами. Именно таким и был трофей людей купца Чурилы и Морава-Хорта, который внес в победу над варягами наибольшую лепту.

Полотнище прямоугольного паруса было полосатым; его сшили из нескольких кусков светло-серой и темно-красной тканей. Оснастка на драккаре была хитрой, такую Морав прежде не видел. Она позволяла при любом курсе корабля относительно ветра придавать парусу необходимую форму. Его боковые и нижние края были снабжены целой паутиной снастей, позволявших нужным образом растягивать полотнище, а к нижним углам крепились шесты, которые удерживали в требуемом положении полотнище паруса, вынесенное далеко за борт.

Кроме того, у драккара был мощный, выступающий киль, мешавший ветру сносить судно вбок. Он позволял кораблю ходить круто к ветру. Что касается мачты, то она была съемной. Команда могла поднять или опустить ее в случае необходимости самостоятельно, вручную, не прибегая к каким-либо подъемным устройствам. Мачта стояла на тяжелом деревянном упоре, который за его форму называли «мачтовой рыбой». Крепилась она надежным задвигающимся запором и растягивалась тремя прочными канатами.

Едва Морав заикнулся, что такой великолепный во всех отношениях корабль нельзя пускать на дно и что он должен принадлежать купцу и команде лодьи как очень ценный трофей, Чурило перекрестился, замахал в испуге руками и сказал:

– Свят, свят! Ни в коем случае! Если мы притащим драккар на Готланд, там его сразу узнают – уж больно приметен. Ведь в Готском дворе торгуют не только свеи, но и норги, и даны. И тогда нам несдобровать. Нет уж, лучше забери его себе. В том, что мы отбились от варягов, в основном твоя заслуга. Пусть он будет тебе наградой. Ты не купец, ты воин, к тому же рус, поэтому варяги к вам не сунутся мстить за обиду. Трофей есть трофей, он взят в бою, они это понимают. Но если мы, купцы, начнем приторговывать чужими судами, то это будет воровство, которое наказуемо. И не важно, что драккар был взят с боя. – Тут Чурило хитро прищурился и подмигнул Мораву. – А чтобы и вовсе не было к тебе никаких претензий, одень драккар в другую одежку. Тогда его сам нечистый не узнает.

«Ах, купчина, ах, сукин сын!» – с восхищением подумал Морав. В тверди хоробрых он немало был наслышан о разбойных «подвигах» ушкуйников, которые грабили не только чужие суда, но случалось, что и торговые посудины купцов Хольмгарда. При этом некоторые купцы не гнушались покупать эти трофеи, естественно, за бесценок, а затем переделывали их так, чтобы нельзя было опознать, и продавали втридорога. Видать, и у Чурилы было рыльце в пушку по этой части, коль он сподобился на такой совет.

Так Морав-Хорт стал владельцем великолепного корабля. Но и это еще было не все. На корме лежали два больших тюка и мешок. В одном из тюков было сложено защитное снаряжение варягов, в другом – оружие, а в мешке лежали ценности, награбленные морскими разбойниками. Все это добро, как и корабль, теперь принадлежало Мораву. Никто из гребцов не рискнул спуститься на драккар, изрядно залитый кровью, и уж тем более никто не покусился на ценные трофеи, потому как все решили, что их пассажиру помогала в бою нечистая сила и что она угнездилась на корабле викингов.

Пришлось Мораву самому заняться уборкой драккара. А уж то, что он переселился на корабль и стал рулевым – иначе никак нельзя было, волна могла перевернуть драккар, – и вовсе принесло большое облегчение команде лодьи и купцу Чуриле. У всех не выходил из головы его облик, когда он поднялся на борт судна после боя: весь залитый кровью, лицо в разверстой пасти волка страшное, дикое, глаза горят адским пламенем, а сам он показался просто великаном, хотя до этого никто не замечал, что пассажир рослый малый.

Неожиданно Морав-Хорт, за душой которого не было даже ломаной куны[74], стал богатым человеком, у которого были свой корабль и куча оружия, и все это стоило немалых денег. Если скедия, в которой он ходил в поход вместе с «волчьей дружиной», принадлежала общине, то драккар был его личной собственностью. Как и оружие, а также ценности в мешке – серебряные гривны, арабские дирхемы[75], золотые украшения с драгоценными каменьями и дорогая посуда. Теперь он имел возможность набрать на драккар команду-скипрейд и стать стирэсманом.

Морав внимательным взглядом окинул стены родной тверди. Она была на удивление молчалива и, казалось, безлюдна. Даже стража нигде не показывалась, хотя он был уверен, что драккар, конечно же, заметили, как и лодью купца Чурилы. Для этого на специальной площадке, закрытой от непогоды тонкими камышовыми стенами и крышей, всегда находился воин с особо острым зрением. В его обязанности входило слежение за морем, чтобы не пропустить ни единого судна, даже купеческого, не говоря уже о кораблях морских разбойников, и вовремя оповестить военачальников.

Но и эта сторожевая халабуда не подавала признаков жизни. «Они что там, все вымерли?!» – подумал встревоженный Морав. Такие беды иногда приключались с отдаленными приморскими селениями, на которые время от времени нападал неизвестный, не поддающийся лечению мор, и все жители, за редким исключением, отправлялись к предкам. Даже Рогволд с его обширными познаниями великого целителя был бессилен помочь несчастным. Мало того, если они приходили просить о помощи, он наказывал не открывать им даже ворота. Волхвы говорили, что это наказание за грехи и что общение с грешниками могло навлечь на жителей тверди такую же беду.

Он поднялся по тропинке к воротам и постучал в них рукоятью меча.

– Эй, кто там! Отворите!

Наверху раздался шорох, затем тихий разговор, и, наконец, кто-то сказал грубым голосом:

– Иди отсель, пока цел! Иначе стрельну.

– Вы что же, своих не узнаете?

– Свои здеси, за стенами. Так что топай подобру-поздорову. Мы гостей не ждем.

– А чтоб вас!.. – разозлился юноша. – Протри глаза! Я Морав, приемный сын Рогволда.

– Морав?! – Кто-то ахнул, затем послышались слова охранительной молитвы, которые произносились через пень-колоду – невпопад.

Видимо, страж был напуган и перепутал грешное с праведным. Но почему?

– Вы что там, белены объелись?! – спросил Морав, весь во власти тревожного недоумения. – Али морок на вас напал?

– Изыди, уходи в свою Навь, не тревожь нас! – послышалось в ответ.

– Вот те раз… – растерялся Морав. – Почему я должен уходит в Навь? Мне туда еще рановато.

– Дак умер ты, сказывали… – вступил другой голос; похоже, второй страж был более рассудителен.

– Ты когда-нибудь видел разгуливающих по дорогам мертвецов?

– Не приходилось… Но всяко бывает.

– Значит, ворота не откроете?

– Не-а.

– Тогда позовите Яр-Тура. Или Рогволда. Пусть они вам, страхополохам, холку намнут. Живой я, живой, аспиды![76]

За этими словами Морава последовало долгое молчание. Похоже, защитники стен городища советовались, как им поступить. Наконец один из стражей не очень решительно сказал:

– А коли ты не мертвец, то сотвори-ка животворящую молитву Роду.

– Добро! Верую во Всевышнего Рода – единого бога нашего, источника всего сущего… – начал юноша. – Верую в триединство бытия Прави, Яви и Нави. Ведаю, что Правь с нами, а Нави мы не боимся, ибо Навь не имеет силы против нас…

Пока Морав читал молитву, стражи благоговейно помалкивали. А когда он закончил, то дружно, с облегчение выдохнули, и кто-то из них с удовлетворением молвил:

– Ну дак это другое дело… Надо же, такую напраслину возвели на живого человека. Входи, добрый молодец…

Ворота со скрипом отворились, и перед Моравом-Хортом встал дружинник, которого звали Твердоша. Более никчемного воина трудно было отыскать в дружине городища. Морав всегда думал, что имя Твердоше досталось случайно; бывает, что и боги ошибаются. Его назначили вечным стражем на стенах, и от этого он не очень страдал, скорее, наоборот – радовался. Твердоша был слабосильным и бесхарактерным. Единственное из воинского искусства, что у него хорошо получалось, так это метать стрелы. В этом деле ему мало находилось равных.

Морав привычно изобразил легкий поклон (хотя кланяться Твердоше – это все равно что огородному пугалу) и гордо прошествовал дальше, несмотря на попытку стража завести с ним разговор. Твердошу очень интересовал драккар, который приплясывал на легкой волне у причала. Свои трофеи – оружие и защитное снаряжение варягов – Морав оставил на борту корабля, а нес только сумку и тяжелый мешок с ценностями.

Конечно, молодому человеку, который долго отсутствовал в городище, очень хотелось узнать все самые свежие новости, и как можно скорее, но вести разговор с Твердошей он посчитал ниже своего достоинства. Это уже был не тот юнец, что покинул твердь больше трех лет назад (притом тайно, как выяснилось; а иначе с какой стати его посчитали умершим?); Морав стал настоящим Хортом, хотя, естественно, это имя никому знать не положено.

Прежде всего, он торопился пообщаться с Рогволдом. Волхв был очень стар и уже находился на пороге Нави, но юноша тешил себя надеждой, что его приемный отец благодаря омолаживающим настоям и травкам должен был дождаться своего ученика. Когда они расставались, Морав молил всех богов, чтобы Рогволд не покинул землю, не попрощавшись с ним. Приближаясь к родным краям, он применил мыслевидение, но Рогволда в тверди не нашел, узрел только его жилище, представшее перед ним во всех подробностях.

Удивительно, но по дороге к дому волхва, ему никто не попался по дороге. С тревогой в душе Морав толкнул дверь и оказался в полутьме. Приглядевшись, он увидел, что старик лежит на постели лицом к стене, укрывшись одеялом из барсучьих шкур, хотя на дворе был конец лета и стояла сухая теплая погода. Рогволд никак не отреагировал на то, что в жилище кто-то вошел. Да жив ли он?!

Морав бросился к ложу старика и осторожно потрогал его за плечо. С испугу ему показалось, что он уже не дышит, но вблизи юноша почувствовая хриплое дыхание старика. Похоже, старый волхв заболел, подумал он с тревогой, и заговорил:

– Что с тобой, отец?

Морав очень редко называл Рогволда отцом, только в детстве. Он больше называл его учителем. Но на этот раз это слово само сорвалось с его уст.

Волхв открыл глаза, какое-то время лежал, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя, а затем закряхтел и сделал попытку усесться, что у него могло не получиться, да помог Морав.

– Я знал… знал, что скоро увижу тебя, – сказал он, с любовью глядя на юношу. – Позавчера гадал на рунах… а они всегда правду говорят.

Морав упал перед ним на колени, Рогволод прижал его голову к своей груди, и они надолго застыли, обуреваемые своими мыслями. Но были они светлыми, радостными и полными надежд.

– Ты болен? – с тревогой спросил Морав.

– Увы. Предки мои уже призывают меня в страну вечного сна. Я слышу их голоса каждую ночь. А ночи, даже летние, светлые, почему-то стали бесконечно длинными. Мне уже осталось немного, но наша встреча подарила мне радость и добавила сил.

– Нет, тебе еще рано уходить в Навь! – в отчаянии воскликнул юноша. – Я излечу тебя! У меня есть очень сильное зелье, которое и мертвого поставит на ноги.

Это было правдой. На прощание наставник волкодлаков древлянин Мал сделал Мораву подарок – дал ему узелок с темными плитками удивительного вещества, которое юноша уже пробовал несколько раз. Всего лишь крохотный кусочек этой плитки после тяжелейших нагрузок, высасывавших из тела все силы, вызывал прилив бодрости и повышал настроение даже тогда, когда не помогало ни зелье Рогволда, ни колдовские ухищрения.

Как объяснил Мал, плитки эти из страны Инд, которая лежит на краю света, за далекими морями. Путь туда знают только купцы Востока, поэтому они ценятся на вес золота. Но, как сказал, посмеиваясь, Мал, чего нельзя купить по причине отсутствия средств, то можно отобрать с помощью оружия. Когда древляне ходили в походы на ромеев под предводительство кнеса Кенугарда Святослава, они первым делом в качестве трофеев взяли у тамошних купцов много бодрящего зелья страны Инд, которое называлось «ветилла»[77]. Бо́льшая часть плиток, конечно же, досталась вождю древлян и волхвам, но кое-что перепало и тем, кто понимал в них толк, в том числе и Малу.

Морав попытался разобраться, из чего состоит ветилла, но определил лишь то, что в ее состав входят листья какого-то растения, неизвестные ему орехи, незнакомое масло, мед, вапно[78] и множество восточных благовоний. Конечно же, это было не все, но познаний юноши не хватало, чтобы докопаться до истины. Главное, он точно знал, что ветилла утоляет жажду, снимает боль, добавляет бодрости и даже лечит некоторые болезни. А еще после жевания ветиллы слюна становилась красной.

Рогволд не стал упираться, и Морав дал ему кусочек ветиллы. И случилось то, что юноша и предполагал: старик, отбросив сомнения, кривясь и сплевывая красную слюну (поначалу он думал, что это кровь, но Морав быстро успокоил его), пожевал заморское зелье, быстро оживился, затем бодро встал, собрал на стол, чтобы накормить дорогого гостя, и даже выпил с ним немного сурицы в честь возвращения.

Насытившись, Рогволд практически излечился от своей хвори. Морав подозревал, что старик, по своему обыкновению, во время болезни голодал. Он убеждал своего ученика, что воздержание в еде помогает быстрее справиться с любой болезнью. Морав не спорил с волхвом, но сам так не думал: недуг недугу – рознь. Что одному человеку хорошо, то другому гибель.

– Худые дела у нас творятся… – Волхв задумчиво покрутил седой головой.

– Мор напал? – встревожился юноша.

– Хуже. Приближается большая война, а среди людей в тверди нет ни ладу, ни единомыслия, что так необходимы для победы.

– Снова варяги?…

– Они всего лишь беда, а к нам близится горе. На нас идет корсь[79]. По донесениям лазутчиков, рать неисчислимая. Если и сдюжим, то останутся в живых немногие.

– Но ведь с корсью мы всегда жили в мире и согласии!

– Жили. Издревле жили мирно, по-соседски. Но нашелся среди нас один дурень, который все поломал.

– Как мог один человек разрушить то, что успешно строилось многими поколениями? И кто он?

– В качестве примера, как один человек может разрушить мирное сосуществование двух народов, возьмем строительство дома. Вытащи нижнее бревно сруба, и стены сами рухнут. А что касается виновника наших несчастий, то он хорошо тебе известен. Это Гардар, сын вождя Яролада.

– Гардар?! На него похоже… Но каким боком он сцепился с корсью? Из-за чего?

– По причине своего высокомерия и слабого ума. Гардар ездил на торжище корсов в их главное поселение Гробин, что находится в устье реки Самегальзары[80]. Возвращаясь обратно – видимо, на хорошем подпитии, – он и его дружки поохотились в священном лесу народа корсь – убили там оленя, который принадлежал их главному божеству.

– Какая глупость! – ужаснулся Морав.

– Это больше чем глупость, это преступление против веры. Мы пытались загладить вину Гардара богатыми дарами и подношениями, но корсы отвергли их. Отряд корсов попытался отомстить нам по горячим следам, но получил надлежащий отпор. Теперь они готовят уже серьезное наступление, с моря и суши. Если дружинники, охраняющие купеческие суда или вышедшие на вольную гульбу[81], не вернутся домой вовремя, задержаться на торжищах, нам придется очень туго.

– Но как наши узнают, что нужно возвращаться?

Рогволд снисходительно улыбнулся и ответил:

– Птичка уже унесла им весть на хвосте.

Морав мысленно выругал себя за бестолковость. Конечно же, в качестве самого быстрого гонца могли быть только голуби. Кормчие русов всегда держали на судах клетки с голубями, приучая их не только лететь в голубятню, которая находилась в тверди, но и возвращаться с вестями обратно. Обычно в летнее время голубятня пустовала – почти все голуби путешествовали по морю или по суше, если шла большая война.

Голубей обучали волхвы-кобники. Это было непростой задачей. Если домой птицы возвращались фактически безо всякого обучения, то заставить голубя искать судно в морских далях было немыслимо трудно. Но у кобников все получалось. Как они это делали, считалось большим секретом. Даже Рогволд не знал всех хитростей ремесла кобников. Любознательный Морав лишь выяснил, что дома голубей держали впроголодь, зато на кораблях кормили до отвала, и не только отборнейшим зерном, но еще желудями дуба и семенами хвойных деревьев, которые для птиц, живущих в неволе, были большим лакомством. Кроме того, им давали еще какой-то неизвестный корм, особо привлекательный для голубей, но кобники выдавали его кормчим очень мало и под личную ответственность.

– Яролад… жив-здоров? – осторожно спросил Морав.

– Ты зришь в корень, – мрачно ответил старый волхв. – Догадался али как?

– Чувство нехорошее под сердцем угнездилось…

– Что ж, я всегда говорил, что ты обладаешь сильным даром предвидения. В последнем бою с корсами Яролада тяжело ранили.

– Как это возможно?! Ведь он…

– Да, Яролад – волкодлак. Только об этом мало кто знает. Но он не прошел соответствующее обучение, поэтому обладает способностями волкодлака не в полной мере. А среди корсов ему встретился достойный противник – волхв и маг большой силы. К счастью, его успели ранить заговоренной стрелой, когда он намеревался размозжить Яроладу голову.

– Значит, Яролад не в состоянии возглавить войско…

– Да.

– И кто теперь вместо него?

– Твой наставник, Яр-Тур. Он, конечно, опытный и мужественный воин, но военачальник из него неважный. Что касается других, не военных дел, то ими заправляет Гардар. Так решил Яролад. Гардар хотел возглавить и войско, но волхвы и старейшины отказали ему в этом наотрез. Молод еще. Да и глуп не по возрасту.

– Понятно… – Морав поскучнел.

Если Гардар заменит Яролада и станет новым вождем, то неприятностей не оберешься. Они были соперниками с детства, причем Морав всегда уступал, стараясь не связываться с сыном вождя. И не потому, что боялся, нет. А по просьбе Рогволда, который хорошо разбирался в человеческих отношениях. Не трогай то, что дурно пахнет, и сам не изгваздаешься.

Эта мудрость не раз выручала Морава, когда дело доходило до драки. Он старался сгладить противоречия и уходил, чтобы не наделать глупостей, так как хорошо знал свою Силу и боялся, что она может вырваться из его подчинения. И только когда в городище узнали, что ученик главного волхва Рогволда – волкодлак, Гардар сдал назад и больше с Моравом не связывался. Но его затаенное недоброжелательство Морав-Хорт чуял, как охотничий пес затаившегося зверя.

Неожиданно возле жилища волхва раздались возбужденные голоса, и в дом ворвался Сокол. Похоже, Твердоша уже успел разнести весть о возвращении Морава из Нави по всему городищу.

– Живой! – воскликнул он радостно. – Видят боги, я никогда не верил, что ты ушел к предкам!

Они обнялись. Вместе с Соколом пришел и Могни, который от радости облапил Морава так, что у того кости затрещали.

– Э-эй, потише! – Морав с трудом вырвался из медвежьих объятий Могни. – Иначе ребра сокрушишь. Ты стал еще сильнее.

– Что есть, то есть, – весело скалясь, ответил Могни.

Они начали подшучивать друг над другом, когда дверь в дом-землянку снова отворилась и по ступенькам спустился Гардар в окружении «свиты», среди которой Морав отметил двух бывших товарищей по «волчьей дружине».

– Давно не виделись… – буркнул Гардар. – С прибытием.

– Благодарствую… – Морав вежливо кивнул – изобразил поклон; как-никак Гардар исполнял обязанности вождя.

– У пристани стоит драккар, – сказал Гардар. – Кому он принадлежит?

– Мне! – ответил Морав и холодно взглянул на Гардара.

Он уже сообразил, к чему тот клонит.

– Ух ты! – удивился Сокол. – Морав – хозяин драккара! Вот это новость!

– Хозяином драккара может быть только община! – резко сказал Гардар.

– Когда я дам на это разрешение, – хладнокровно ответил Морав-Хорт. – Так говорит закон. Но пока драккар мне самому нужен.

– Повторяю: драккар принадлежит всему обществу! – Глаза Гардара налились злобой.

– Это ты так решил?

– Да, я! По праву вождя!

– Закон стоит выше над правом. – От Морава повеяло холодом, как в лютую зимнюю стужу. – Тем более что драккар – мой боевой трофей.

– Но сейчас идет война!

– Которая случилась по твоей вине, – парировал Морав. – Вот когда война к нам придет, вот тогда и будем судить-рядить, кому принадлежит корабль.

– Мы заберем драккар силой!

– Да ну? – Глаза Морава-Хорта загорелись в полутьме землянки, как у настоящего волка. – Может, не мы, а ты? Тебе ведь все мало, гребешь под себя то, что плохо лежит. Только попробуй.

Гардар в ярости схватился за рукоять меча, но тут послышался властный голос волхва:

– Остановитесь! – Он встал между Моравом и Гардаром. – Негоже в лихую годину распри заводить. Особенно тебе, Гардар. Ты пока не владетельный ярл, и даже не выборный хёвдинг, и уж тем более не конунг русов, а всего лишь хэрсир[82], как определил твой нынешний титул вождь Яролад. И ты, Морав, остынь. Драккар принадлежит тебе по праву, это неоспоримо. Нам еще один корабль ой как понадобится в битве с племенем корсь, и он уже есть в наличии.

Рогволд взял свой пастырский жезл, коснулся им плеча Морава, и торжественно молвил:

– Назначаю тебя стирэсманом драккара! Хоть ты и его владелец, но закон есть закон, а я, согласно своему положению, вправе назначать кормчих, ибо говорю от имени богов. Наберешь охочих в скипрейд и опытных мангеров-гребцов, а Яр-Тура я сам поставлю в известность о прибавлении в нашем войске. В данное время он в лесах, готовит передовое охранение, чтобы перехватить пеших воинов племени корсь в удобном для нас месте.

Гардар покраснел от едва сдерживаемой ярости, но все-таки сдержался, не наговорил дерзостей, и, смиренно поклонившись волхву, поторопился покинуть его жилище. За ним последовали и его дружки. Спорить с главным волхвом, а тем более – оскорблять в его же доме, значило навлечь на себя гнев богов, которые были скоры на расправу. Как бы ни относились волхвы друг к другу – они нередко спорили до хрипоты, особенно молодые, а иногда дело доходило даже до рукоприкладства, чаще всего после буйных пиров, – однако это были их внутренние раздоры.

Но если дело касалось священных прав волхвов и богохульства, то в этом отношении русы были непреклонны в своем жестокосердии. Поэтому Гардар, несмотря на то что был сыном вождя и по существу его соправителем, вполне мог оказаться на костре, как святотатец. С него не взяли бы даже вергельд[83]. И Яролад, суровый и храбрый воин, ничем не смог бы ему помочь.

Морав попросил Сокола и Могни перетащить из драккара оставленные там трофеи в воинское хранилище, для которого была выделена часть длинного дома для собраний. Все это добро, которое стоило больших денег, понадобится для вооружения его будущего отряда. Но, прежде всего, нужно было оружие и защитное снаряжение хорошо почистить, мечи и топоры наточить, то, что пришло в негодность, отремонтировать, а металл смазать жиром – чтобы не ржавел. Кольчуги обычно пропитывали льняным маслом, пластины панциря окунали в горячую смесь воска и льняного масла, а для смазки оружия брали барсучий или медвежий жир.

Когда его друзья, сопровождаемые Рогволдом, который выглядел так, будто и не болел, ушли, Морав-Хорт упал на свое ложе и мгновенно уснул. Только теперь до него дошло, как сильно он измаялся и как ему хотелось вернуться в твердь, чтобы застать Рогволда в живых.

Это было непередаваемое блаженство – спать на своей постели. Ему снились удивительные красочные сны, которые не запоминались, но успокаивали разгоряченный ум и несли его, как пушинку, по цветочной воздушной реке в неизвестность, возможно даже в Ирий.