Хорт – сын викинга

Глава 18 Йомсвикинги

Устье реки Одры местные племена, большей частью славянские, старались обходить-объезжать десятой дорогой. Спускаясь с гор, река протекала по равнине, проложенной древними ледниками. Ниже по течению Одра широка и полноводна, со многими островами, а ее берега представляют собой высокие валы, предохраняющие пойменные пахотные земли от затопления во время паводков. На расстоянии в сто десять поприщ[116] от устья Одры она делится на два рукава. Один из них (западный) впадает в обширную мелководную лагуну. Именно это место пользовалось дурной славой. Никто не осмеливался не то чтобы порыбачить в лагуне, но даже близко подойти по суше к ее берегам.

И на то была весьма веская причина. Если подняться на один из невысоких холмов, окружавших лагуну, то глазам наблюдателя предстанет мощная крепость у берега уютной бухты. В плане крепость представляла собой идеальную окружность. В диаметре она была не менее половины поприща. Крепость защищали два мощных земляных вала толщиной около тридцати шагов и частокол, глубокий ров, наполненный водой, и заграждения из острых кольев. Четыре входа в крепость с крепкими дубовыми воротами, окованными железом, располагались согласно частям света. Внутренние строения делились крестообразно двумя улицами. Поэтому в крепости было четыре сектора. Посреди нее находилась достаточно просторная квадратная площадь (скорее, воинский плац), покрытая смесью песка с опилками, – чтобы воину, поверженному во время тренировочных боев, при падении не повредиться на каменистом грунте.

Вдоль улиц располагались длинные дома – своего рода воинские казармы. В каждом секторе располагалось по восемь таких зданий, стоявших под прямым углом по отношению друг к другу. Четыре дома образовывали квадрат с двором посредине. Между двумя такими квадратами находился узкий проулок. Возле каждых ворот высились грозные сторожевые башни из дикого камня. В любое время года из бойниц башен выглядывали дозорные – стрелки. Ворота открывались редко, в основном те, что находились со стороны залива. От пристани, где разгружались драккары и кнорры, по каменистой дороге, в крепость постоянно тащили бочки, мешки и корзины с различным скарбом.

Возле внутреннего вала там и сям виднелись сараи, в которых располагалась разная живность – куры, овцы, быки, – предназначенная для пиршеств. Однако не похоже было, что обитатели крепости занимаются крестьянским трудом. Скорее, животных захватывали во время набегов, а кормили и ухаживали за ними рабы. В каждом дворе, образованном длинными домами, находилась камора, в которой хранились съестные припасы и запасное оружие. А еще там стояли небольшие жертвенники – уж каким именно богам, неизвестно.

На вершине внешнего вала внимательный наблюдатель заметил бы странные сооружения из толстых древесных брусьев, возле которых лежали кучи камней. Это были камнеметы. Они несколько отличались по принципу действия от катапульт-онагров древности – в худшую сторону, так как вместо упругости скрученных канатов, благодаря которым производилось метание камней, в них была использована сила тяжести. Над коротким концом бревна, укрепленным на деревянном станке, располагался тяжелый груз, а на его длинном конце в кожаной праще помещался камень. Падающий груз резко опускал короткое плечо бревна к земле, длинный конец с пращой описывал дугу, ударялся о стопорную балку, и камень падал на головы тех, кто осаждал крепость.

Почти все дома стояли на каменном фундаменте (благо камней на берегу хватало) и были построены по принципу, который господствовал в большинстве поселений скандинавов: каркас стен сооружали из бревен и жердей, а внутрь набивали торф. Стены получались толстыми, зимой долго сохраняли тепло, а жарким летом внутри помещений царила прохлада. Двускатные крыши домов, которые опирались на ряд столбов, были покрыты дерном, который весело зеленел под летним солнцем, по весне покрываясь цветочным ковром. В домах стояли печи без дымоходов, но еду большей частью готовили на очагах, расположенных во дворе.

Были в крепости и дома гораздо меньших размеров (в них жили военачальники), а возле ворот стояли небольшие будки – для стражи. Кроме того, у южных ворот находилась кузница, откуда слышался веселый перезвон молотков. Уж кто-кто, а кузнец в любом укреплении викингов был первой необходимостью. Отковать новый меч, топор или нож, починить панцирь или кольчугу, сделать металлические детали для мачты драккара или любого другого судна, наконец, просто изготовить гвозди для строительства домов – все это мог сделать только опытный кузнец, который ценился на вес золота. Нередко в кузницах работали даже пленники-кузнецы, которые с течением времени уравнивались в правах с викингами.

С вершины холма хорошо просматривалась и бухта, которая служила гаванью. Там стояли суда разных назначений и размеров, в основном военные. Одних драккаров насчитывалось около пятидесяти. А еще там находились боевые корабли меньших размеров, нежели драккары, – снеккары, рассчитанные на сорок человек команды, и пузатые торговые кнорры. Добротные причалы мастера-плотники построили из досок и бревен, по берегам гавани стояли длинные складские помещения и неказистые лачуги, в которых жили трэли – рабы. Их пускали в крепость только по необходимости, а на ночь отправляли на берег, запирали в лачугах и ставили охрану.

Погрузка-разгрузка, мелкий ремонт суден, обустройство дорог, заготовка камней для камнеметов, чистка отхожих мест – все эти работы, часто грязные и очень тяжелые, лежали на плечах трэлей. Кроме того, рабы ухаживали за маленькими огородиками на тех клочках земли, где не было камней. На грядках росли разные овощи, которые были хорошим подспорьем в однообразном питании защитников крепости.

Твердь называлась Йомсборг. Она служила разбойничьим гнездом жестоких и коварных йомсвикингов, которых боялись даже соплеменники. Нажива и разгульная свободная жизнь заменяли им все: семью, женщин, детей, совесть и даже честь – она была у них весьма своеобразной. Законы для йомсвикингов были не писаны – у них имелись свои. Об их бесстрашии и о том, как они могут держать слово, слагали саги, но что только не выдумают досужие сказители или скальды – поэты. Чего стоит лишь одно морское сражение – в фьорде Хьёрунгаваг. Только не та история о битве, изрядно приукрашенная, про которую всем рассказывали йомсвикинги, особенно под хмельком, а истинная.

Ярл Хакон Могучий одно время считался вассалом конунга данов Харальда Синезубого. Но после того как ярл отрекся от христианства, Харальд снарядил поход на норгов и сжег много дворов. Затем конунг повернул домой, а Хакон велел своим людям снова селиться по всей стране и больше не платить податей данам. Вскоре Харальд умер, и конунгом данов стал Свейн Вилобородый, который водил дружбу с йомсвикингами.

На большом пиру в память о Харальде, сильно захмелев, йомсвикинги дали обет пойти походом на Норвегию и убить ярла Хакона. Сигвальд Струт Харальдссон, ярл йомсвикингов и преемник Палнатоки, основателя братства и тверди Йомсборг, решил идти в поход сразу по окончании пира – чтобы боевой пыл морских разбойников не угас прежде времени, как это иногда случалось, особенно на похмелье. В поход пошли брат ярла Торкелль Длинный[117], сыновья Аки с Боргундархольма[118] – Буи Толстый и его брат Сигурд, а также знаменитый военачальник Вагн Окессон[119]. Свейн Вилобородый дал им в помощь несколько десятков драккаров, но флот ярла Хакона все равно превосходил йомсвикингов количеством кораблей.

Благодаря попутному ветру йомсвикинги быстро добрались до мест обитания норгов и по своей привычке начали грабить поселения на побережье, поднимаясь все выше на север. О предстоящем сражении они даже не думали.

Тем временем ярл Хакон собирал войска, а на помощь ему с севера шел его сын Эйрик Хлатир. В сагах рассказывается, что битва была жестокой и каждая из сторон сражалась храбро и отчаянно. Поначалу йомсвикинги стали теснить противника и левый фланг войск Хакона поддался. Но вскоре ему на помощь пришел Эйрик, и уже йомсвикинги стали отступать. После этого пришел в смятение правый фланг флотилии норгов, где яростно атаковал Буи, и Эйрику пришлось помогать уже там.

Перелом в битве произошел после того, как внезапно изменилась погода – поднялся сильный ветер, море забушевало, и пошел град. Сигвальд развернул корабли и вышел из боя. За ним последовали и его брат Торкелль Длинный.

Сорок драккаров йомсвикингов в одночасье оказались противостоящими ста двадцати кораблям Хакона. Драккар Буи атаковали сразу три вражеских корабля, в том числе и драккар Эйрика. Но и при этих сложных обстоятельствах Буи Толстый начал теснить корабли Эйрика. Тогда на помощь сыну пришел сам ярл Хакон, и участь Буи была предрешена. (К слову, самого Хакона спасли только доспехи; он сбросил изрубленную кольчугу и больше в битву не вступал.)

Буи Толстый, тяжело раненный в голову, выбросил все награбленное золото в воды залива, зарубил Торстейна Долговязого, военачальника норгов, и прыгнул за борт. Вагн Окессон, военачальник другого крыла, теснил корабли ярла Свейна, сына Хакона, и после предательства Сигвальда с его братцем Торкеллем Длинным тоже не отступил, но попал в плен. Уже будучи в плену, он зарубил Торкелля Глину, приближенного ярла Хакона, который выступал в роли одного из палачей пленников, его же секирой. Из команд сорока драккаров йомсвикингов пленных оказалось всего тридцать человек, в том числе Вагн и Сигурд, брат Буи Толстого. Говорят, будто пораженный силой и храбростью Вагна Окессона, Эйрик Хлатир пощадил его вместе с некоторыми другими йомсвикингами.

Что касается Сигурда, которого прозвали Оборотнем, то саги о нем умалчивают. Известно лишь то, что он был красив и носил длинные волосы. Когда к нему подошел палач, он закинул их вперед, подставил шею и попросил: «Только не замарайте волосы кровью». И в этот момент солнце неожиданно закрыла тьма, а когда она рассеялась, Сигурда на месте не оказалось. Он бесследно исчез. Поэтому Эйрик, напуганный таким оборотом дела, и решил помиловать остальных йомсвикингов, в том числе и Вагна Окессона, хотя многие норги возроптали – они не хотели прощать ему смерть Торкелля Глины.

Кстати, в одной из саг приводилась причина внезапного изменения погоды во время битвы. Будто бы ярл Хакон, понимая, что сражение в заливе Хьёрунгаваг складывается не в его пользу, вышел на берег и принес жертву своей покровительнице Торгерд, невесте Хельги. Причем в качестве жертвы богиня потребовала младшего сына ярла. После этого жертвоприношения на севере вдруг стали собираться тучи и начался шторм. Йомсвикинги метали стрелы и копья, но их относило в сторону. Тогда испуганный ярл Сигвальд сказал, что не давал обет биться с троллями, и отступил.

В общем, оправдание так себе, не выдерживает никакой критики. Не считать же серьезной причиной сильный ветер и вдруг разразившийся ливень с крупным градом!

На самом деле все было несколько иначе. Сначала от боя уклонился и увел свои драккары из залива Торкелль Длинный – попросту говоря, сбежал, – а за ним последовали и несколько других предводителей йомсвикингов, в том числе сам ярл Сигвальд Струт-Харальдссон. У продолжавших сражаться членов братства этот поступок вызвал негодование и ярость. Они настолько устыдились того, что их «братья» струсили и уклонились от боя, что хотели последовать за беглецами, чтобы бросить им вызов и биться с ними, дабы стереть бесчестье.

Как бы там ни было, но после кончины Сигвальда ярлом йомсвикингов стал… Торкелль Длинный! Именно он в данный момент находился в своем доме в крепости Йомсборг, который был гораздо лучше обставлен, нежели остальные жилища военачальников йомсвикингов, – Торкелль любил комфорт и предпочитал пить дорогие вина франков, хотя и от доброго эля не отказывался.

Торкелль Длинный сидел за столом, обгрызал мясо на большой кости, запивал элем и угрюмо поглядывал на расположившегося напротив черноризца с большой серебряной бляхой на груди с изображением свирепой волчьей морды, на плечи которого была накинута волчья шкура. Судя по всему, это был ульфхеднар – маг йомсвикингов. Торкелль злился, что он помешал ему позавтракать в собственное удовольствие, но маг был совершенно бесстрастен и невозмутим и даже не прикоснулся к чаше с элем, предложенной ему ярлом.

– До меня дошли слухи, что вчера вечером ты приволок в Йомсборг какого-то пленника… – Торкелль вытер жирные пальцы о свою одежду и одним духом осушил чашу до дна.

– Да, – коротко ответил ульфхеднар; при этом рубцы от рваного шрама на его правой щеке вдруг побагровели.

– Мало того, ты приказал кузнецу заковать его в тяжелые цепи и бросил в подземную темницу.

– Именно так.

– Ну и зачем ты тащишь сюда разную падаль? В Йомсборге трэлей вполне достаточно. Прибил бы его на месте или бросил в фьорд. Пленника в яме нужно кормить, между прочим. А это лишний расход продуктов, которые нам и самим нужны. И потом, цепи нужно заслужить. Тебе это известно не хуже, чем мне. Он что, какой-нибудь ярл или хёвдинг, за которого нам дадут богатый выкуп?

– Он больше чем ярл.

– Да ну?! – Торкелль вытаращил глаза в деланом изумлении. – Неужели сам конунг норгов Эйрик Хлатир?

– Пленника зовут Морав.

– И что? Нашел чем удивить. Не знаю такого. Морав… Хех… – скептически ухмыльнулся Торкелль и налил себе полную чашу эля.

– Он сын Сигурда Оборотня, – с нажимом сказал ульфхеднар.

– Вагн Окессон, скажи, что ты пошутил… – Торкелль Длинный помрачнел, как грозовая туча. – Сигурд погиб! Его казнили! Все это знают! И ко времени своей смерти он еще не успел обзавестись детьми.

– Колдуны, тем более оборотни, так просто не умирают, ярл. Да, Эйрик уже намеревался казнить Сигурда, но тут вмешалась его… жена, Рунгерд, которой была подвластна огромная Сила. Она воззвала к Фригг, супруге Одина, а та послала на землю Глин, защитницу людей. Глин на время затмила солнце, и Сигурд бежал.

– Скажи еще, что он улетел… – Торкелль скептически ухмыльнулся.

– Может быть.

– И куда злые духи унесли этого Оборотня?

– В земли русов… – Тут на лице Вагна Окессона появилась нездоровая бледность, и он добавил: – Вместе с Рунгерд. Морав родился в тверди русов.

– Значит, сын Сигурда и Рунгерд считается русом?

– Именно так.

– О боги, ты сошел с ума! Неужели тебе непонятно, что двое таких сильных колдунов, как Сигурд и Рунгерд, обязательно узнают, где находится их возлюбленное чадо?! И тогда жди в гости дружину русов. А как они умеют сражаться, когда затрагивается их честь, не мне тебе говорить. Даже такая сильная крепость, как Йомсборг, против них может не устоять. Тем более если вместе с русами придет и Сигурд Оборотень. В лучшем случае мы все же отобьемся, но положим сотни наших братьев.

– Они не узнают! – твердо ответил ульфхеднар. – Я лично отправил их на Берег Мертвых[120]. Им там самое место.

– Когда это случилось? – недоверчиво спросил Торкелль.

– Давно. Более пятнадцати лет назад.

– Почему я об этом не знаю? И никто не знает.

– Это было бы напоминанием о нашем поражении в заливе Хьёрунгаваг. По-моему, об этом позоре нужно забыть раз и навсегда… – Вагн Окессон немного помолчал, а затем добавил: – Тем более что Сигурд проявил себя в битве великим храбрецом. О нем уже сложили саги.

Торкелль Длинный от ярости покрылся густым румянцем. Он вперил бешеный взгляд в Вагна Окессона, но тот смотрел на него по-прежнему невозмутимо и даже, как могло показаться со стороны, сонно, хотя ситуация была чрезвычайно серьезной и опасной. При упоминании о его промахе (скорее, трусости) во время сражения в заливе Хьёрунгаваг – даже нечаянном, во время буйного пира, когда отвязанные языки несут всякие благоглупости, – ярл в бешенстве мог запросто снести голову неосторожному болтуну.

Но Вагн Окессон был ему не по зубам. Мало того что он прекрасно владел всеми видами оружия, так еще и обладал колдовскими способностями, которые ставили его гораздо выше всех йомсвикингов. Это Вагн доказал еще в отрочестве, когда ему минуло двенадцать лет, победив в схватке ярла Сигвальда Струт-Харальдссона. Он уже тогда владел Силой, которая и помогла ему одержать верх в хольмганге.

– А почему ты не уничтожил этого… Морава вместе с Сигурдом и его женой? – спросил Торкелль.

Впервые на невозмутимом лице ульфхеднара появились признаки сильного раздражения.

– Когда мы окружили охотничий дом Сигурда, этот волчонок ухитрился сбежать, чтобы привести подмогу, – нехотя объяснил Вагн. – Нас было мало, и я не рискнул отправиться за ним в погоню. Спустя несколько лет – это ты должен помнить – мы впервые за долгие годы решили пощипать русов. Признаюсь, повод был так себе – русы распотрошили караван купцов-норгов, на который мы уже положили глаз, – но я воспользовался им в полной мере: попросил хёвдинга Гейрмунда собрать ватагу из варягов-голодранцев, добавил к ним отряд наших йомсвикингов, и мы высадились ночной порой неподалеку от крепости русов. Но мне снова не повезло. Русы оказались сильнее.

– Помню то дело, как же не помнить… – Торкелль Длинный язвительно осклабился. – После этого набега ты приполз в Йомсборг зализывать раны, как побитый пес. А Гейрмунд заливал горечь поражения элем, лакая его бочками, и неделю волком выл, оплакивая мертвых. Мы тогда много воинов потеряли… И все благодаря тебе, как сейчас выясняется! Теперь до меня дошло, что ты преследовал Сигурда Оборотня из-за кровной мести. Не так ли? Так! А все потому, что он увел у тебя твою невесту Рунгерд. Да-да, не спорь, так это и было! Мне все известно. Сигурд слыл красавцем, да и рубакой был первостатейным. Только он сумел отделать тебя на хольмганге так, что ты месяц зализывал раны. Твоя Сила супротив его мощи оказалась никчемной.

– Это все Рунгерд! – Ненависть исказила лицо Вагна Окессона, и оно стало страшным. – Во время хольмганга проклятая вельва[121] опутала меня незримыми нитями своих заклятий, и я утратил на время свою Силу. Разве я могу простить Сигурду двойной позор?! Я поклялся мстить Сигурду и всему его роду. И моя клятва незыблема!

– Ну да, ты большой мастер сыпать клятвами налево и направо… – Торкелль мстительно хихикнул. – Помнится, перед походом на ярла Хакона ты дал обет не возвращаться до тех пор, пока не убьешь Торкелля Глину и не ляжешь в постель с его дочерью Ингибьерг…

– Торкелля Глину я зарубил! – запальчиво возразил ульфхеднар, который совсем потерял свою невозмутимость.

– А как насчет его дочери? Когда тебя отпускали из плена в одних рваных штанах, она смеялась над тобой. И где теперь твой обет?

– Что ж, на пиру всякое бывает… – Вагн Окессон сделал над собой огромное усилие и взял себя в руки. – Клятва во хмелю не всегда может быть исполнена. Кто ж не знает, что это так шутит Локи[122]. И лучше не идти у него на поводу… Но что касается сына Сигурда, то свой обет я исполню. За Сигурдом Оборотнем невыплаченный долг! Я не могу простить ему Рунгерд. И я истребую этот долг с его сына. Пусть он вернет. Так велит наш закон. Обращаюсь к тебе, как к ярлу Йомсборга: я требую хольмганга с Моравом!

– Препятствовать не буду. К тому же он для нас чужак, и этим все сказано. Но зачем было ковать его в цепи?

– У него на голове науз из волос. Это значит, что Морав – волк-оборотень, как и его отец. Только железо может удержать оборотня… до тех пор, пока мы не выйдем на хольмганг.

Торкелль Длинный скептически хмыкнул:

– Хм… По-моему, ты сгущаешь краски. И потом, волкодлакам русов далеко до наших ульфхеднаров. Не так ли? Ты не отвечаешь, значит, сомневаешься… Неужто боишься?

– Нет! Но дитя оборотня и вельвы обладает огромной Силой. В этом я успел убедиться. – Вагн Окессон дотронулся до шрама, обезобразившего его лицо. – Эта отметина появилась и по его вине. Но тогда Морав был ребенком и не знал, как пользоваться Силой. Теперь – я в этом уверен – он обучен. На торжище в Слисторпе я узнал его сразу – по трем родинкам на левой щеке, которые похожи на Фриггерок – Прялку Фригг[123]. Такие же были у Рунгерд. К тому же он запомнился мне по нашей первой встрече, хотя и был тогда мальцом. Для меня хватило одного взгляда на него, чтобы понять, с каким опасным врагом мне придется сражаться.

– Тем не менее ты его пленил…

– Мне просто повезло. Юнец расслабился, ведь он впервые увидел богатый торг с массой людей. Шум, гам, крики на торжище подействовали на него как заклинание. Ну и я немного помог своей Силой…

– Решено! – Для большей убедительности Торкелль ударил кулаком по столу. – Делай с ним, что хочешь. Как по мне, то лучше этого Морава, если ты считаешь, что он очень опасен, просто утопить в море, не снимая цепей. И кстати, йомсвикингам будет очень не хватать твой Силы, Вагн, если этот юнец-оборотень отправит тебя в Вальхаллу…

Ульфхеднар презрительно зыркнул на ярла, круто развернулся и вышел, громко хлопнув дверью. Торкелль Длинный расхохотался, затем резко оборвал смех и злобно забормотал:

– Давно мечтаю, чтобы кто-нибудь укоротил этого наглеца. Вдруг у сына Сигурда Оборотня это получится. Хорошо бы… Пользуясь тем, что он внук Палнатоки, Вагн слишком много себе позволяет. Он забывает, что предводитель йомсвикингов я, Торкелль! Надо бы хорошо поразмыслить…

Ярл снова наполнил чашу и начал пить мелкими глотками, словно это был не прохладный эль, а горячий отвар целебных трав. На его лице застыло мечтательное выражение.