Хорт – сын викинга

Глава 16 Слисторп

Морав шел по Слисторпу (в последнее время даны стали называть торжище Хедебю) и дивился: сколько народу! Кого только не встретишь на узких улочках, вымощенных где досками, а где и просто жердями: хемтеги – дружинники конунга данов Харальда, кичившиеся дорогими нарядами и отличным оружием, брюти – кичливые придворные, в окружении слуг, бонды – свободные общинники, приехавшие прикупить что-нибудь для хозяйства, суровые неприступные годи – жрецы викингов и смотрители капищ, из старой знати, купцы-фелаги, составлявшие товарищества для торговли (главным средством существования для них были земледелие, рыболовство и охота, а в торговые поездки они отправлялись время от времени), стирэсманы со своими мангерами – обветренные, закаленные дальними походами морские волки, варяги из разных северных народов – даны, свеи и даже норги, хотя они и были в натянутых отношениях с конунгом данов Харальдом.

Проехали на низкорослых мохнатых лошадках телохранители хёвдинга, главы тинга, – законодательного собрания свободных мужей Слисторпа. Сам он восседал в носилках, которые тащили на своих плечах четыре дюжих раба. Это было что-то новое, и Морав так засмотрелся на невиданное зрелище, что столкнулся с варягом, который уже был на легком подпитии. Тот тоже зазевался, разглядывая двух юных девиц, явно не простолюдинок, судя по их одежде и дорогим украшениям, и сильный толчок в плечо (хоть и нечаянный) в самый неподходящий момент страшно его разозлил.

– Эй ты, дубина, смотри, на кого прешь! – грубо рявкнул варяг, хватаясь за меч.

Но тут он сначала встретил жесткий холодный взгляд Морава-Хорта, а затем поднял глаза выше и увидел на волосах науз, схваченный кольцом из желтой меди.

– Э-э, приятель, ты, поди, рус? – спросил он уже почти миролюбиво и с некоторой опаской.

Варяги хорошо знали, что у русов тоже есть ульфхеднары и наузы на макушке головы являлись их отличительным признаком. А связываться с волкоголовыми у встреченного Моравом забияки не было ни малейшего желания. Хотя будь на месте руса кто-то другой, быть бы кровавой стычке: варяг недавно вернулся из дальнего похода и теперь искал приключений, изнывая от безделья.

– Угадал, – коротко ответил Морав.

– Ну ты, это, поосторожней…

– Прости, дружище… – Морав криво ухмыльнулся; приветливой улыбки у него почему-то не получилось.

Они вежливо раскланялись и пошли каждый своим путем. Морав облегченно вздохнул; ему совсем не хотелось начинать знакомство со Слисторпом с поединка, в исходе которого у него не было никаких сомнений. Варяг даже не представлял себе, что он был бы убит, даже не успев обнажить оружие. Наставник хоробрых Твердислав научил Морава снимать голову с плеч противника первым ударом меча. Он был продолжением пути клинка, вынимаемого из ножен, когда неприятель еще не готов к защите.

Мораву пришлось здорово попотеть, прежде чем у него начало что-то получаться, хотя он вполне удовлетворился бы своими способностями уходить во время сражения к границам Нави, когда движения врага становились замедленными. Но Твердислав был настойчив, и юноше пришлось покориться. «Запомни, птенец, – говорил рутен, – на каждую силу найдется бо́льшая сила, каждой хитрости может противостоять более изощренная хитрость, а присущего тебе несомненно поразительного дара волкодлака может не хватить при встрече с волкоголовым – ульфхеднаром, колдовские способности которого будут стоять наравне с твоими, а то и выше. И тогда на помощь придет добрый меч, потому что в таких случаях берет верх отменная воинская выучка».

Торжище Слисторп раскинулось на южном берегу бухты Хеддебюер-Ноор в фьорде, представлявшем собой озеро. Вход в озеро был мелководен, и до торжища могли добраться только суда с небольшой осадкой. Это ограничение и необходимость перевозить товары сушей были серьезными неудобствами, так как исключалась возможность доставлять на торг товары с большим весом, поэтому купцы отдавали предпочтение относительно легким и ценным товарам.

Слисторп был самым южным городом викингов. Он находился у восточной оконечности Ютландии, близ старой границы с фризами, саксами и славянами. Здесь пролегал самый короткий сухопутный путь через Ютландию, так как от долины длинного и узкого Слиен-фьорда было недалеко до небольших речушек, связанных с рекой Эйдер и Северным морем. Кроме того, вблизи Слисторпа проходил на юг важный путь, известный под названием Воловий тракт.

Деревянные дома городища на другом берегу бухты – северном, были сооружены из досок, поставленных стоймя. Их разделяли улицы, через широкий ручей, деливший древнее поселение пополам, был перекинут мост. Ручей с отведенными от него каналами пересекал территорию городища с запада на восток. Улицы, покрытые дощатыми настилами, располагались под прямым углом к ручью или параллельно ему, а земельные участки с домами, теснившиеся по сторонам улиц, огораживали плетни.

Часть городища располагалась на берегах реки Трене, впадающей в Эйдер. Многие купеческие постройки, находившиеся непосредственно на берегу реки, имели ступеньки, выходившие к воде.

Слисторп был обнесен полукруглым валом высотой не менее четырнадцати локтей (как прикинул Морав на глаз), который защищал его со стороны суши. С севера и юга в нем имелись хорошо укрепленные проездные ворота. Вал Слисторпа-Хедебю был оборудован бревенчатым палисадом и соединен с Даневирке, укреплением на южной границе данов, представлявшим собой длинные оборонительные валы, препятствующие набегам норгов и свеев.

Русло ручья выпрямили и укрепили деревянной набережной с мостками. Везде торчали многочисленные срубы колодцев из дуба, вода в которых была сладкой, в отличие от пахнущей гнилью реки Шлей, вытекающей из фьорда. Гавань Слисторпа защищал деревянный мол, а бухта полнилась разнообразными судами, как купеческими, так и военными. Некоторые из них явно принадлежали франкам и англосаксам, но были совсем уж странные с виду – с косыми парусами и надписями витиеватой вязью на незнакомом языке, покрывавшими борта. Видимо, они принадлежали сарацинам, купцам Востока.

Морава почему-то одолевала тревога. Она возникла не сразу, а по мере того, как он продвигался в глубь Слисторпа. У него была цель, и вел Морава к ней кормчий драккара, которого звали Ходота. Только он один из всего скипрейда был в годах. Ходота не мыслил свою жизнь без скрипа уключин, соленых брызг, кропивших загорелое до черноты лицо, свежего морского ветра, штормов и бурь. Может, потому он и не завел семью, прослыв вечным скитальцем. Кроме того, Ходота обладал весьма строптивым характером, из-за чего купцы часто отказывались нанимать его на свои суда.

Ходота очень страдал от этого, и когда Морав предложил ему встать у рулевого весла драккара, в какой-то мере поступившись своим правом кормчего, который считался на корабле почти божеством и имел право на свой суд, он с огромной радостью согласился, даже не спросив, куда направляется скипрейд и чем он будет заниматься. Тем более что в этом году Ходота получил полное отлучение от моря и едва не выл от безделья в своей крохотной землянке.

Опытный кормчий был как нельзя кстати. Ходота хорошо знал не только Варяжское море, но и все остальные водные пути, по которым ходили русы. И самое главное – в скипрейде Морава он вдруг перестал проявлять свой скверный характер старого морского волка, хотя с гребцами был по-прежнему строг, но справедлив. Его сильно смущал стирэсман. Волкодлак, да еще хоробрый, – это было чересчур даже для такого неуемного строптивца, как Ходота. Он боялся заглянуть Мораву в глаза и высказывал большую предупредительность. Когда драккар добрался до Слисторпа, Ходота предложил Мораву свести его с уважаемым и богатым местным торговцем, который может купить весь товар оптом.

А продать Мораву было что. Почти все члены бывшей «волчьей дружины» (да и мангеры тоже) везли по мешку алатырь-камня, а также меха. Морав не был исключением. Рогволд отдал ему все, что юноша когда-то собрал. «Солнечного камня» набралось на два мешка, а вот пушнины у него не было, ведь шкуры трехлетней давности на продажу не повезешь. Все свои товары дружинники и гребцы решили перевести в серебро и золото, ведь деньги занимают мало места. К тому же о возвращении в родную твердь пока не было и речи, а значит, подарки покупать некому. Поэтому на общем совете решили дожидаться лучших времен, а до тех пор накопить как можно больше сокровищ.

Морав сильно не распространялся по поводу своих планов на будущее, но все были уверены, что теперь их удел быть варягами. Это занятие предполагало знатную добычу (тем более с таким быстроходным кораблем!), и скипрейд находился в предвкушении морских разбоев, чего особенно страстно желали молодые «волки», уже вкусившие вольной жизни и первых сражений, заставлявших бурлить кровь. К этому они шли всю свою сознательную жизнь, этому их учили старшие наставники, и души молодых воев переполнял азарт.

Ходота бывал в Слисторпе вместе с купцами русов много раз. Он шел несколько позади Морава и все время бубнил, рассказывая ему о торжище:

– …Сюда везут товары из Валланда[95], Фрисланда[96] и Курланда[97], из Гардарики и Западных земель[98], из Эйстланда[99] и Свитьйода[100], заносчивые ромеи и горячие как огонь народы южных морей… Кого только здесь нет! – Ходота сощурился, словно кот под первыми солнечными лучами. – Эх, потрепать бы купчишек заморских! – Тут он бросил опасливый взгляд на Морава – не сболтнул ли чего лишнего – и начал перечислять товары: – Шелковые ткани, ромейский аксамит, благородное вино франков, которое пьешь и пить хочется, посуда из олова и серебра, рыбий зуб, соль, разные украшения, глиняные горшки, котлы, рога, шкуры, зерно, железо, желтая медь… Цветной кровельный камень везут норги, стекло и жернова – германцы, бусы из дорогих прозрачных камней привозят из Русского моря[101], мехами, смолой и оружием торгуют купцы Хольмгарда, металлические украшения продают торговцы из Гибернии[102] и Готланда, из Фрисланда доставляют ароматные приправы. Мед, шерсть, воск, соленая и вяленая сельдь, выделанная кожа, изделия из кости, пергамент… о-о, нет, у меня не хватает слов, чтобы перечислить все, что продают на торжище Слисторпа! Скоро ты это сам увидишь.

Морав рассеянно кивнул, соглашаясь с кормчим, а сам тем временем разглядывал мастерские, мимо которых вела их улица. Похоже, в Слисторпе кроме купцов и торговцев хватало и ремесленников. Особенно его удивляли гончары, которые делали посуду с помощью круга. Это было необычно для русов. Если кому-то из женщин-хозяек нужен был новый горшок (а они бились очень часто), то она лепила его из глины одними руками. Горшки получались неказистыми, но после обжига служили вполне исправно.

Косторезы Слисторпа делали гребни и амулеты, кожевники обрабатывали кожи, и возле их мастерских стояла такая невыносимая вонь, что Морав невольно ускорил шаг, кузнецы ковали домашнюю утварь и делали изделия из бронзы, скорняки облагораживали меха, сапожники тачали обувь… В общем, ремесленный квартал Слисторпа усиленно работал, благо свои изделия мастерам не нужно было далеко отправлять, что очень накладно, – всего-то погрузить в лодку и перевезти на другой берег фьорда.

Но вот пошли дома более зажиточных данов, а также длинные складские строения. Здесь жили местные купцы. Слуги и рабы таскали из складов объемистые тюки и, кряхтя от натуги, спускались по ступенькам к реке, где их уже ждали грузовые струги. Время года для торговли было самым подходящим, ведь большой торг находилось в разгаре, и даны торопились продать свои товары заморским гостям и купцами из глубинки, куда зимой так просто не добраться.

Возле одного из домов лежал на высоком помосте крупный зарезанный бык в шкуре. Удивленный Морав спросил:

– А это еще зачем?

– Похоже, у купчины какой-то праздник, – ответил кормчий. – Так положено. Это жертва богам. На пир по случаю праздника обычно сзывают всю улицу, и все едят жертвенное мясо, славят богов и пьянствуют до упаду. А потом начинают петь. О, это нужно слышать! Такое впечатление, что лает свора псов, которой вторит волчий вой. Хоть уши затыкай. Но что поделаешь, так даны веселятся издревле. А вообще-то Слисторп не шибко зажиточный и богатый жизненными благами. Его жители едят в основном рыбу, которая здесь водится в изобилии, поэтому мясо жертвенного быка для них лакомство.

– Все ли здесь поклоняются старым богам? – после некоторой паузы спросил Морав.

Они как раз вышли на небольшую площадь у берега Трены, которая была вымощена камнем.

– Нет. Но большинство. А вон и капище нового бога! – показал Ходота. – Обращенные в новую веру называют его храмом Христа. Так зовут их главное божество.

Храм новой веры был устроен гораздо добротнее капищ. Он стоял на каменном фундаменте, его срубили из окоренных сосновых бревен, притом недавно, потому что везде виднелись свежие подтеки живицы. Крохотные оконца были забраны цветными стеклышками, а остроконечный шпиль венчал крест. Возле храма крутились несколько жрецов, все в черных длинных одеяниях. Они изо всех сил пытались изображать приветливые улыбки и приглашали прохожих зайти внутрь храма, где шла служба – из распахнутых дверей было слышно довольно мелодичное пение и громкий голос проповедника.

Люди большей частью просто отмахивались от назойливых черноризцев, а варяги злобно щерились и хватались за мечи, заставляя их торопливо прятаться внутри храма, – с морскими разбойниками шутки были плохи. Мораву было известно, что большинство вольных варягов, не зависящих от конунга, не приняли новую веру и при каждом удобном случае топили корабли, которые брали на борт черноризцев, не щадя ни купца, ни гребцов, ни других пассажиров, даже если они и не изменили древним обычаям.

Но в Слисторпе и жрецы новой веры, и новообращенные были под защитой конунга, и связываться с дружинниками-хемтегами варяги опасались. Это значило навсегда закрыть себе путь на торжище, что было немыслимо, потому что там они сбывали свою добычу местным торговцам, которые никогда не спрашивали происхождение товаров. Конечно, пиратам-варягам приходилось торговать себе в ущерб, но это не беда – море щедро вознаграждало их за такое бескорыстие.

В последние годы заморские купцы буквально хлынули в Слисторп, привлеченные огромными прибылями, ведь на рынках Европы алатырь-камень и меха стоили баснословно дорого. А еще были мед в сотах и воск, пользующиеся большим спросом во всех странах. Уж этого добра на торжище данов хватало, притом отменного качества и по смешной цене. Правда, купцы составляли товарищества и сообща нанимали сильную охрану, которая стоила недешево, но варягов это обстоятельство не останавливало. Всегда можно было найти момент, чтобы отбить от «стада» заблудшую «овечку» – судно какого-нибудь нерасторопного кормчего. Пираты таились в фьордах в ожидании добычи, им помогали туманы и ветры, а главное – быстроходность хищных драккаров.

Купца звали Горм. Он жил в доме, одной стороной примыкавшем к торговому складу. Комнат в жилище купца (длиной не менее шестидесяти локтей, как мысленно прикинул Морав) было две: одна – общая и вторая – дальняя, отделенная тяжелой бархатной занавесью от прислуги, которую занимал сам Горм с женой. Обложенный крупными камнями округлый очаг на каменном основании располагался ближе к занавеси. Над ним висел большой котел, где, судя по запаху, явно томилась мясная похлебка.

Вдоль стен, увешанных красивыми ткаными гобеленами, стояли сундуки, служившие, кроме своего прямого назначения, еще и мебелью, а также широкие лавки, покрытые меховыми шкурами; на них спала прислуга. Небольшие оконца были забраны прозрачной слюдой, что указывало на состоятельность купца, однако покрытый соломой пол был сделан из хорошо утрамбованной глины, как у бедных простолюдинов. Кроме гобеленов и навесных полок по стенам было развешано разнообразное оружие, явно трофейное. Это подсказало наблюдательному Мораву, что до того, как стать купцом, Горм немало лет разбойничал в составе дружины варягов. Похоже, именно благодаря пиратскому промыслу он приобрел свое богатство. Судя по рассказам Ходоты, купец принадлежал к старинной династии знаменитого викинга Олава, поэтому пользовался большим влиянием в Данмарке – стране данов.

Жилище освещалось жировыми лампами из бронзы, но и оконца, и светильники давали мало света, поэтому помещение выглядело мрачновато. Лишь мягкое свечение от горящих углей очага придавало общей картине уют и навевало приятные мысли. Под стеной, слева от входа, стоял длинный, тщательно выскобленный стол. Кроме него в помещении находились с десяток табуретов на трех ножках, ручная мельница, два корыта, несколько бочонков с пивом и вином, а также четыре бадейки для хранения продуктов и воды.

Занавесь на господскую половину была приоткрыта, и Морав мог видеть ткацкий станок, за которым трудилась женщина, скорее всего, супруга купца. Компанию ей составлял сам хозяин дома. Он работал у низенького верстака, вырезая из кости какое-то украшение. Так он убивал время до обеда, ждал, пока не сварится похлебка и не испечется несколько больших рыбин, нанизанных на вертела. И Горм, и его жена Асфрид (ее имя Морав узнал от Ходоты) были с детства привычны к тяжелому домашнему труду и, несмотря на богатство, именитость и десяток слуг, не забывали ремесло и получали от своего занятия большое удовольствие.

– Ходота! – изумленно воскликнул купец, рассмотрев, кто пожаловал к нему в дом.

– Рад видеть тебя, многоуважаемый Горм! – Ходота широко осклабился.

– Ух ты, какой гость! – Горм облапил своими ручищами худого и жилистого кормчего так, что у того ребра затрещали. – Эка радость! Три года тебя не видел.

– Пять, – ответил Ходота, морщась – купец и выглядел, как медведь, и сила у него была медвежья.

– Надо же… Как время быстро бежит. А это кто с тобой?

– Мой стирэсман.

– Больно юн… – Горм внимательно осмотрел Морава-Хорта с ног до головы, заметил науз, который даны называли «кнутр», и нахмурился.

Но лишь на миг. На его лицо вновь вернулась приветливая улыбка, хотя время от времени он бросал на Морава короткие взгляды, в которых явно читалась настороженность. Несомненно, купец знал, что и у русов есть ульфхеднары, и имел представление, что собой означает кнутр на голове юноши. А поссориться с волком-оборотнем, тем более обидеть его, и врагу не пожелаешь.

– Прошу за стол! – пригласил Горм. – Асфрид, где ты там? У нас желанные гости. Поприветствуй Ходоту, моего старого доброго друга.

Асфрид церемонно поклонилась, приветливо улыбнулась Ходоте, которого хорошо знала, и начала подгонять слуг, чтобы те быстрее накрыли на стол. Была она высокой, стройной и очень симпатичной. При взгляде на жену на грубоватом лице Горма появлялось мимолетное выражение нежности, которая была нехарактерна для мужчин-викингов.

Несмотря на то что женщины данов пользовались особым уважением и обладали особыми правами, о любви и влюбленности по большей части речь не шла. Главным достоинством хозяйки дома считалась правильность поведения, соединенная со здравым умом, чувством собственного достоинства и твердым духом. Викинги верили, что у мужественных женщин будут такие же дети. Ведь мужчины надолго покидали свои дома и усадьбы, отправляясь в дальние походы, и воспитывать будущих воинов приходилось их матерям.

Но и девушки весьма придирчиво выбирали себе женихов. Для них было важно, чтобы будущий муж проявил себя на поле брани, доказав свою храбрость. Причем молодость часто считалась недостатком жениха. В неписаных правилах сватовства зрелого мужчину и молодого сравнивали с двумя деревьями: одно уже дало прекрасные плоды, а другое едва выпустило весенние листочки. Поэтому глупо выбирать неясное будущее. Остававшиеся дома и никогда не ходившие в военные походы мужчины, будучи даже богатыми и красивыми, никогда не пользовались у знатных и гордых девиц успехом. Похоже, Горм вполне оправдал надежды и чаяния Асфрид. Мало того, он любил свою жену, а она отвечала взаимностью.

Асфрид была одета в рубаху с длинными широкими рукавами. Поверх нее она надела платье-сарафан с незашитыми боками из дорогой заморской ткани, бретели которого крепились на плечах серебряными застежками. На плечи Асфрид накинула цветастую ромейскую шаль, заколотую брошью, а ее голова была покрыта платком, как у всех замужних женщин.

По ходу дела она успела показать не только свою мягкость и гостеприимство, приязненно улыбаясь гостям, но еще и проявила неожиданную жесткость, резко приказав слугам убрать со стола деревянную и глиняную посуду, которой семья пользовалась каждодневно, и поставить праздничную, из олова и серебра. Как-никак муж встречает дорогих гостей. Конечно, она чувствовала некий холодок в разговорах, но пока не могла сообразить, по какой причине Горм держится несколько скованно, хотя с Ходотой они давно были дружны и выпили не одну кружку доброго пива.

Похлебка и впрямь оказалась мясной, что не могло не порадовать Морава и Ходоту. К Слисторпу они добирались восемь дней и все это время питались всухомятку, чтобы на привалах не тратить времени, положенного для отдыха, на приготовление горячей пищи. А уж рыба на вертеле и вовсе была выше всяких похвал. К удивлению Морава, им предложили не привычную для данов сельдь, а лаксов. Эту рыбу у викингов обычно подавали только по праздникам или на пирах знати. Видать, Горм и впрямь был весьма состоятельным купчиной, как утверждал Ходота.

Хитрый кормчий настоял, чтобы они шли к купцу прямо домой, а не искали его на торжище. Он точно знал, что Горм завтракает в своем жилище вместе с женой (викинги обычно ограничивались двумя приемами пищи в день – завтраком и ужином); это у них был своеобразный любовный ритуал, неизменный с тех пор, когда купец был варягом. После долгой разлуки он не мог отказать себе в удовольствии вместо ежедневных пирушек с товарищами лицезреть свою ненаглядную Асфрид. Многим это не нравилось, но высказать Горму свое недовольство никто не решался – поломает. В ярости он был почти как берсерк.

– В этом году на торжище много купцов приехало, и не только из Бирки и Каупанга, но и заморских. – Горм с удовлетворением отрыгнул и одним махом осушил довольно вместительный серебряный кубок. – Гости из Булгара привезли много серебра, и их очень интересует «солнечный камень»… – Тут он стрельнул глазами в сторону Ходоты, и кормчий многозначительно прикрыл веки: мол, все на мази, товар нужный имеется, чай, не с пустыми руками в гости явились.

Горм весело заулыбался, мигнул Асфрид, и она снова наполнила кубки. Хитрый дан знал, что когда купцы в хорошем настроении, которое приносит доброе фряжское вино, торговля идет куда как лучше, с доброй прибылью, поэтому на угощение не поскупился, хотя франки за свои вина драли три шкуры.

– А если вам требуется оружие, так это мы можем устроить, – продолжил Горм. – Вчера в Слисторп приехали торговцы из Йомсборга, у них этого добра сколько хочешь. Видать, славно погуляли йомсвикинги… Хе-хе… Меч франков у них можно купить за полмарки[103], копье за пятьдесят пеннингов[104], а нож стоит всего один дирхем. Можно выменять его и на шкуру куницы.

– Куда уж дешевле… – проворчал Ходота. – Если за какую-то паршивую стеклянную бусину просят как за нож – все ту же кунью шкурку, то йомсвикинги точно не загибают цену.

– Торговля дело такое – неизвестно, где найдешь, а где потеряешь… – Горм важно огладил свои вислые усы. – Тот же бык стоит сорок пять пеннингов, почти как копье сарацинской работы. Вот и думай, что тебе больше надобно: семью накормить или пойти в поход за добычей с добрым копьем и где-то сгинуть. Год назад в Слисторпе месяц стоял бабий вой – два скипрейда вместе с драккарами не вернулись. Говорят, ходили на чудь, да что-то у них там не срослось.

Морав и Ходота быстро переглянулись и, как по команде, потянулись к кубкам. И одного, и другого в этот момент встревожил один-единственный вопрос: что, если присутствующие на торжище норги, в мирном Слисторпе купцы, а фактически варяги, совмещающие торговлю с разбоем, узнают свой драккар? Это был выдающийся во всех отношениях корабль, такие можно по пальцам сосчитать. Конечно, Дымша его здорово преобразил, но кто даст гарантию, что на купеческих судах не найдется чересчур ушлый мангер, который опознает пропавший драккар норгов?

Морав-Хорт оставил весь скипрейд на корабле. Нужно быть настороже, тем более что суда русов всегда пользовались большим вниманием со стороны купцов. Все знали, что товар у них чрезвычайно ценный, за который можно получить солидную прибыль. В особенности меха и «солнечные камни», внутри которых находились разная живность и листики неведомых растений. За один такой камушек на рынках Европы можно было выменять двух рыцарских боевых коней. За одного такого коня на торгах давали чуть менее марки.

– Надеюсь, вы захватили с собой «солнечный камень» на показ? – осторожно поинтересовался Горм.

– Обижаешь… – Ходота мигнул Мораву, и тот достал из кожаного кошелька, который висел у пояса, алатырь-камень и протянул его купцу.

Горм жадно схватил алатырь и от волнения побагровел. Внутри прозрачного, красноватого на цвет камня, как живой, сидел паук. Морав долго собирал подобные диковинки, не выставляя их на торги, да и Рогволд отдал ему все камни, что у него хранились, а там были совсем уж редкие экземпляры, стоившие очень больших денег.

«Мне уже ничего не нужно, – сказал волхв на прощание. – А у тебя вся жизнь впереди. Хоть ты и витязь, хоробрый, но придет время, когда тебе захочется мирной жизни. Тогда повесишь меч и щит на стену, построишь дом и станешь жить-поживать да добра наживать. Новое время несет с собой новые порядки, когда в чести не ум и храбрость, а богатство и знатность. Да и прежде бедному человеку жилось худо. Поэтому копи деньги, чтобы на старости лет не быть ни самому себе в тягость, ни обществу обузой».

Купец быстро достал складные весы с гирьками. Они были очень удобны в обращении, так как в сложенном виде легко помещались в футляр и крепились к поясу. На них торговцы взвешивали только драгоценные товары – серебро, золото, каменья, в том числе и алатырь, заморские приправы. Конечно, совершенно прозрачный алатырь с пауком ценился не на вес, как обычные драгоценные камни, и Горм начал его взвешивать, скорее, по причине большого волнения, которое он изо всех сил пытался скрыть. Ведь нельзя показывать продавцу свою заинтересованность, иначе тот может запросить чрезмерно высокую цену.

Но когда Горм, взвесив камень и тщательно осмотрев его, пытаясь найти хоть какой-нибудь изъян, поднял глаза на Морава, ему расхотелось устраивать торговлю, чтобы сбить цену. Перед ним сидел явно человек бывалый, несмотря на молодость, к тому же бесстрастное выражение на каменном лице его гостя совсем не располагало к обману, хотя Горм и намеревался (а как же!) выторговать большую скидку с помощью разных хитроумных ухищрений. По всему было видно, что молодой стирэсман торговаться не будет, а просто поблагодарит за угощение и уйдет к другому купцу, чего Горм никак не мог допустить: больно товар был хорош.

– И много у вас таких камней? – спросил он деловито.

– Много, – коротко ответил Морав.

Он видел купца насквозь. Собственно говоря, при гостьбе всегда нужно ухо держать востро. Этому его научил Рогволд. «У купца честь спрятана в мошне, – поучал он своего ученика. – Поэтому он всегда готов на обман. И не нужно за это на него обижаться, а тем более требовать справедливости и кивать на дружеские отношения. В торгу друг тот, кто деньги платит. Гляди, торгуй, но потом не мудруй, так говорит народная мудрость. Знай цену своего товара, будь внимателен и не ведись на лесть и уговоры».

– Я готов меняться на что угодно, – решительно заявил Горм. – Товары у меня первостатейные, заморские. Есть все, что твоя душа, стирэсман, пожелает. Узорные шелковые ткани – камка, атлас, штоф, тафта, аксамит. Сукна разные, бархат, сафьян, краски, браслеты, бусы, оловянная посуда, пряности, благовония, вино, деревянное масло для светильников…

«Похоже, Горм не забывает своих товарищей-варягов, – подумал Морав. – Наверное, скупает у них то, что они награбили во время набегов на франков. И не только – судя по товарам, варяги выпотрошили караван купцов-ромеев. Не настолько Горм богат, чтобы заниматься заморской гостьбой».

– Обмен исключается, – сухо ответил Морав-Хорт. – Нам нужно серебро или золото.

– Это большие деньги…

– Поэтому к тебе и пришли, – вмешался Ходота. – Кто же в Данмарке не знает купца Горма? Ты не только из знатного рода старых ярлов, но еще и богат, всем это известно, поэтому не скупись, а мы, конечно же, немного уступим. Уверен, что это не последняя наша сделка.

Ходота все-таки задел торговца за живое своим упоминанием знатности его рода. Это было то, что возвышало гостеприимного хозяина над многими купцами данов, которые были значительно богаче Горма. Теперь он просто не мог ударить в грязь лицом, отказавшись от сделки, иначе русы подумают, что он измельчал и обнищал, и перестанут вести с ним торговые дела.

– По рукам! – решительно сказал Горм. – Готов принять товар немедленно. Весь.

– Другой разговор… – Ходота с видом победителя незаметно подмигнул Мораву и предложил: – Нужно скрепить уговор кубком фряжского вина.

– Обязательно, – ответил Горм. – Асфрид, налей!

Жена купца прогнала своих помощников и обслуживала гостей самолично. По зову мужа она появлялась совершенно бесшумно и исполняла все его прихоти. Горму вполне достаточно было слуг, и он никогда бы не заставил ее прислуживать на пиру, но пожелание жены для него давно стали законом. Похоже, гости сильно заинтересовали Асфрид. Чем именно, Морав уловил сразу: от жены Горма исходила Сила.

Скорее всего, Асфрид была ведуньей. Она не выпускала Морава из виду даже тогда, когда скрывалась за занавесью, в своей опочивальне. Видимо, женщина опасалась, что рус может навредить ее мужу.

Договорились, что товар в склад купца доставят дружинники во главе с Ходотой. Мораву было не по нраву заниматься скучной торговлей, предполагавшей бесконечные споры о цене товара, тем более что кормчий в этих делах смыслил лучше. Он решил отправиться на торжище, чтобы посмотреть на столь занимательное и поучительное действо. Ходота пытался отговорить его от этой затеи – по Слисторпу бродить в одиночестве опасно, – но Морав отмахнулся от его предостережений и быстрым шагом направился к пристани, чтобы найти перевозчика, который должен был доставить его на другую сторону бухты Хеддебюер-Ноор.