Хозяин тайги

3

Вернувшись в лагерь и узнав о случившемся, Кандауров отозвал в сторону Гжибу и строго отчитал его.

— Недостойные шутки, — закончил он отрывисто и резко. — В следующий раз не так с тебя взыщу.

Досталось и Якову Мешкову. За того взялся практикант.

— «Обойдемся как-нибудь. Отдай ему соль!» Так? Да?.. Такие, как ты, все дело портят…

— А чего я напортил? — миролюбиво возражал Мешков. — Урезонить его тихим словом, он бы и смирился. Все чинно, благородно бы обошлось. — Добродушно посмеиваясь, Мешков поглаживал бороду. — Ты лаской, душевностью бери. Доброта и благородство, знаешь, это самая сильная сила в мире. Против нее ничто не устоит.

— Да, как же! Проймешь такого благородством! Тоже мне советчик. Что ж, хорошо. Вот нападут на нас волки, отберу я у тебя дробовик и пошлю к ним безоружного для душевного разговора, — посмотрим, чем они тебе ответят на твое тихое слово да на ласку.

Мешков нахмурился.

— Ну, волки. Это не пример.

— Почему не пример? Другой человек хуже волка.

— Да, может, и так, — проговорил в раздумье Мешков, поеживаясь, будто ему стало холодно. — Но огорчительно бывает человека обидеть.

— А ты разобраться должен, что за человек. Если он сам готов уничтожать людей сотнями для своего благополучия? Такого тоже пожалеешь?

— Ну, уж будет, будет тебе!.. — Мешков огорченно махнул рукой. — Зачем нам с тобой схватываться? Хорошо обошлось, и ладно. И соль с нами, и Гжиба присмирел.

Похоже было на то, что Гжиба в самом деле раскаивается в своей вспышке. Он молча выслушал землемера, не оправдывался, не возражал.

Но смирения его хватило ненадолго. На следующий день, когда отряд вел просеку, Гжиба остановил проходившего мимо Кандаурова.

— Слушай, землемер, — сказал он, — а ведь тебе все же со мной не совладать: ни тебе, ни твоему практиканту. Приручить меня хотите, вижу. Ну, это вряд ли удастся… Я здесь как дома. Хочу — работаю, хочу — гуляю, песни пою, в пляс иду. Моя тайга, я здесь хозяин! — Он засмеялся, но смех его был отрывистый, сердитый. И непонятно было: шутит он или угрожает. — Тайга, как норовистый конь, не всякого признает, — снова свернул он на свое. — И вам служить не станет, ежели я того не захочу. Вот оно как! Да, а шутки понимать надо.

Он взялся, посмеиваясь, за топор, поплевал на ладонь и принялся подрубать могучую сосну, стоявшую на просеке.

— Объезжал я норовистых коней, — проговорил землемер. — И как служили мне они потом!

Гжиба на мгновенье прекратил работу и пробормотал, словно про себя:

— Ну-ну, посмотрим, поглядим…

— Да, силы много в тебе, — сказал задумчиво землемер, — и рука крепкая, и глаз меткий, но это еще не все в жизни. Погоди, — остановил он охотника, который больше чем наполовину подрубил огромную сосну и, зайдя с другой стороны, уже взмахнул топором, чтобы десятком точных ударов свалить ее. — Хочу тебе кое-что показать. — Землемер отвел охотника от подрубленного дерева. — Ты, Гжиба, ястреба бьешь на лету. Вот какой у тебя глаз! Ну-ка, определи мне ее высоту! — Кандауров кивнул в сторону сосны.

Гжиба искоса взглянул на дерево. Ответить нетрудно, но стоит ля отвечать? Видно, подвох готовит землемер.

— Пятнадцать сажен, — сказал он, наконец, пренебрежительно.

— Это, выходит, тридцать два метра, — подсчитал Кандауров. — А ты что скажешь, Миша? Сколько, по-твоему?

Практикант нехотя взял вешку. С одной стороны, он считал для себя оскорбительным и постыдным участвовать в соревновании с этим человеком, с другой стороны, ему очень хотелось сбить спесь с охотника, проучить его, поставить на место.

— С инструментом? — опросил Гжиба насмешливо.

— Нет, с палкой, — сказал отрывисто Миша. — Какой же это инструмент! — Он быстро отсчитал от сосны тридцать шагов и воткнул вешку. Затем отыскал на земле место, куда падала зрительная линия, проходящая через вершину дерева и конец вешки, Измерил это расстояние и прикинул в уме.

— Тридцать девять метров! — громко крикнул он.

— Ишь, какие фокусы, — оказал Гжиба.

Миша и не взглянул на охотника, только бросил через плечо:

— Не фокусы, а подобие треугольников.

— Вали ее, — крикнул Кандауров, — сейчас проверим!

Гжиба, как бы играючись, ударил несколько раз топором, и могучее дерево, с гулом и свистом разрезая воздух, рухнуло на землю.

— Вот это громадина! — воскликнул Саяиин, измеряя лентой сосну.

— Тридцать восемь и две десятых, — произнес торжественно Петр, помогавший ему.

Панкрат прищелкнул языком.

— Видал? Вот она где. точность!

— А отсюда мораль, — оказал назидательно землемер и смеющимися глазами посмотрел на Гжибу. — Хоть и таежный ты житель, а мог бы у нас многому такому поучиться, что пригодилось бы тебе в тайге.

Гжиба нахмурился, но промолчал. Это был уже второй урок, который он получил за последнее время. Весь день он усердно работал, может быть, даже усерднее обычного, а ночью, видно, опять заскучал и вздумал развлечься. Принявшись чуть свет готовить завтрак, Фома обнаружил, что исчезла соль. Бледный от страха, он разбудил землемера.

— Гжиба начудил, — докладывал он на ухо Кандаурову: — стащил тайком соль и где-то спрятал. Это что же такое? Надо из тайги уезжать?

Рабочие принялись осматривать место происшествия, обследовали ближайшие кусты. Миша даже заглянул украдкой в вещевой мешок Гжибы. Соли нигде не было.

— Ты бы уж лучше что-нибудь новенькое придумал, а то это старо. — Негодующе крикнул Миша.

Гжиба презрительно отмалчивался, будто не замечал никого вокруг, и все о чем-то думал, мучительно морща лоб и поглаживая его рукой. К нему подошел землемер:

— Гжиба, это ты сделал?

Миша сердито пожал плечами, как бы говоря: «Что за вопрос? Кто же еще? Может быть, я?»

— Гжиба, где соль?

Охотник рассеянно посмотрел на землемера и отвернулся.

— Гжиба, — в третий раз обратился к нему Кандауров, — что же ты молчишь?

— А что тебе сказать? Помолчу пока… Авось, так-то лучше будет…

Гжиба долго еще сидел на одном месте, о чем-то раздумывая, хмурился, мял бороду.

— Ага… Так… Ну, ладно… — бормотал он, не отрывая взгляда от земли.

Потом решительно встал, застегнул полушубок, собрал свои вещи и, не попрощавшись, не сказав ни слова, ушел в лес.

— Вот он, ваш Гжиба! — вырвалось у Миши. — Предупреждал я вас, Владимир Николаевич, а вы не верили!

Фома фыркнул и, прикрыв рот рукой, подошел к Мешкову.

— Да, это объездили конька! Как же!.. — зашептал он ему на ухо. — Этакого зверя не взнуздаешь.

— А ты чего радуешься? — укоризненно сказал Мешков. — Эх, ты!..