3

— Ну, а у вас как? — опросил Мешков, поведав землемеру о причинах задержки.

— Новостей много, — оказал Кандауров, хмуро посасывая трубку. — Миша тебе расскажет. Что ни день, то новость. — Он повернулся к Мише, который занят был письмами и газетами, принесенными Яковом. — А ведь Фома-то опять заболел.

— Притворяется. Это особая тактика.

— Нет, на этот раз что-то серьезное. — Кандауров отвел Мишу в сторону и шепнул ему: — Он в самом деле чем-то отравился. Ты не видал, что он ел?

— Отравился? Да что вы! Быть того не может. Он так боялся этого. — Миша побежал в палатку.

Фома лежал на своем тулупе, запрокинув голову, и что-то бессвязно бормотал; лицо у него было зеленоватое, все в тяжелых складках, глаза закатились, в уголках губ пузырилась пена. Время от времени по телу его пробегала судорога.

— Фома, а Фома! — позвал Миша, прислушиваясь к бормотанию возчика.

— Не трогай, в беспамятстве он, — пояснил сидевший рядом Панкрат. — Видал, как скрутило? В одночасье… Только вы ушли с Петром, тут его и ваяло. Уж ему землемер и рвотное давал и кофеем поил. Видно, отгулял Фома свое…

В палатку вошел Кандауров.

— Убедился? — спросил он.

— Неужели грибами? — Миша задумался. — Вы знаете, он утром съел грибов, а потом весь день работал и ни на что не жаловался. Вечером снова ваялся за грибы: у него полкотелка оставалось. Почему же в первый раз все хорошо обошлось, а после второй порции такая история?.. И ведь больше он ничего не ел, я знаю. От ужина, приготовленного Настей, отказался, боялся отравы. Даже к консервам не прикоснулся.

— Дальше в лес, больше дров, — проговорил сквозь зубы Кандауров и повернулся к Панкрату: — Позови-ка Настю!..

Миша проводил Саяпина хмурым взглядом.

— Да, вы знаете, ее нужно расспросить… Она странно себя ведет сегодня.

— Теперь она все расскажет, только ты не мешай, — предупредил Кандауров. — Уйди сам и Панкрата уведи, вон они идут. Если хочешь, сядь снаружи, у палатки, и слушай.

— Настя, — мягко оказал землемер, когда они остались вдвоем подле Фомы, — помнишь, я тебе сказал, что ты никого не должна бояться?

— Помню, — не опуская настороженных глаз с лица Фомы и почти не разжимая губ, произнесла девочка.

— А что ты ответила?

— Что я и так никого не боюсь.

— Почему же ты не хочешь рассказать все, что знаешь? Боишься?

— Нет, не боюсь, — все так же тихо и невнятно произнесла девочка. — Не боюсь, — повторила она и, оторвав свой взгляд от лица Фомы, смело взглянула в глаза землемеру. — А рассказать вам этого нельзя. Я не боюсь, не думайте, не потому. А потому… — Она запнулась, нахмурилась, щеки ее побледнели. — Здесь другое…

— Ну, если другое… тогда, конечно! Можешь ничего не говорить, — согласился землемер. — Пусть умирает Фома. Тем более, что ты на него сердишься. Ведь он к тебе плохо относился, ругал тебя, один раз чуть не побил, когда ты не позволяла ему обдирать липку…

— Нет, не думайте, я не хочу, чтобы он умер, — сказала поспешно девочка и нахмурилась так, что брови ее сошлись в тоненькую ниточку. — Но если я расскажу, что видела, то умрет не только Фома. Вы тоже умрете. И я, и вы рее…

— Ну, вот видишь? Значит, все-таки боишься. А ты не бойся. Мы тебя не дадим в обиду. И за тебя и за себя постоим… — Кандауров взял узенькую ладонь девочки, тихонько сжал. — Ведь мы твои друзья… Ну вот что, — добавил он, помолчав: — не говори, кто это сделал, Просто расскажи, что произошло в наше отсутствие.

Настя подумала, вздохнула. Ну хорошо, — сказала она-

Девочка села на край тулупа, поджала под себя ноги и принялась рассказывать, покачивая головой из стороны в сторону и посматривая то на больного, то на землемера.

— Днем вернулся Миша и увел его, — Настя кивнула в сторону Фомы. — Потом пришел он. — Девочка подняла не землемера темные раскосые глаза. — Тот самый… Я не скажу кто. Он приходил и раньше… Два, нет, три раза. Он тогда ничего не делал, только говорил со мной.

— А о чем говорил?

— Опрашивал, скоро ли уйдете из тайги. И еще заставлял узнать у вас, когда здесь селиться начнут.

— Ну, а ты что?

— Не стала вас спрашивать. Сказала, что ничего не говорите.

— Молодец! Что же дальше?

— Он что-то положил в котел, когда я отвернулась. Но я заметила. Он ушел, я заглянула в котел. Вижу, какие-то корешки плавают. Выловила их и выбросила.

— Корешки, говоришь? — Землемер нахмурился. — Так, так… Тогда все ясно. Он, видно, и Фоме в котелок положил такие же.

— Этого не видела. Он только опросил, чьи грибы в котелке.

— И ты сказала?

— Да. Потом посмотрела в котелок, но ничего не заметила: грибы и грибы. Может, он перемешал их. Когда вы пришли с работы, Фома стал подогревать свой котелок. Я ему говорю: «Грибы плохие, дядя Фома, лучше не ешь их, я вкуснее приготовила». Фома заругался и прогнал меня. А теперь болеет. Сам виноват…

— Да, это верно, сам виноват… — задумчиво повторил землемер. — Ну, а скажи, Настя, не видела ты, чтобы Фома и он разговаривали в лагере? И вообще встречались они тут или нет?

— Не видела. Когда не стало жестянок с мясом, тогда он приходил, а дядя Фома послал меня за хворостом, и я не видела, говорили они или нет.

— А где соль взяла?

— Когда вы меня искали, я к нему ходила… За солью. У него много. Я взяла столько, чтобы он не заметил. — Настя хитро улыбнулась. — Он и не знает ничего. Только я побоялась сразу вам отдать. Думаю, Фома ему расскажет.

— А это где взяла? — Землемер показал Насте белый Шелковый мешочек, в котором была соль, принесенная девочкой.

— Это тоже у него взяла.

— А откуда этот мешочек у него?

— Не знаю. Он иногда принесет такой и сразу в огонь бросает. А этот нашла в траве, наверное, он уронил его, и не заметил.

— Ну хорошо, Настя, спасибо тебе! Ты нам очень помогла. А теперь зови сюда Якова, будем Фому лечить, будем растирать ему ноги и руки, попробуем еще раз напоить горячим кофе.

— Я еще хочу что-то сказать, — проговорила Настя, доверчиво глядя на землемера, — очень важное…

— Ну говори.

— Уходите отсюда поскорее! Он все равно по-своему сделает. Кто-нибудь умрет. Это он тогда соль взял. И змею подложил тоже он. Он так хочет: пусть кто-нибудь умрет, вы тогда испугаетесь и уйдете.

— Нет, Настя, не уйдем! Это он тебе сказал, чтобы советовала нам уйти?

— Нет, не он. Но он этого хочет. И он все так делает, как хочет. И все ему удается.

— А это не удастся.

— Вы все-таки уйдите, — попросила жалобно Настя, губы ее дрогнули, и она потупила глаза. — Вы бы подальше ушли, а здесь вам нельзя. Это его земля. Я бы хотела, чтобы вы далеко-далеко отсюда уехали и меня бы с собой взяли.

— А как же Ли-Фу? Разве тебе не жалко с отцом расставаться?

Настя отвернулась и ничего не ответила.

— Он у тебя добрый, — продолжал землемер, словно бы не заметив хмурого вида девочки.

— Добрый?.. Он добрый? — с удивлением спросила Настя и покачала головой.

— Ну как же! И тебя, видно, очень любит и к другим хорошо относится. Вот он Мишу бесплатно лечил…

— Ну и что же, что лечил?.. Знаете что?.. — Настя с живостью повернулась к землемеру. — Хотите, я вам что-то покажу? Сокровище. Много денег стоит. Возьмите и уезжайте.

Землемер усмехнулся.

— Что же это за сокровище? Где оно?

— Не очень далеко. Пойдемте покажу.

— Нет, я не могу сегодня идти. Я буду Фому лечить. Пускай Миша со мной пойдет.

— Нет, Настенька. Нам не до сокровищ.

Едва Настя вышла из палатки, в нее вихрем ворвался Миша.

— Владимир Николаевич! — воскликнул он. — Что же это такое?.. Ах, какой негодяй. Не получилось у него с трясиной — решил отравить всех… И своего сообщника и даже… родную дочь. Ведь она тоже пострадала бы, если бы не заметила этих корешков и не выбросила их… Какой злодей!..

— Видимо, перестал ей доверять, — спокойно пояснил Кандауров.

— Владимир Николаевич, разрешите мне сходить с Настей, — попросил Миша. — Никакого сокровища нам не нужно, но так мы скорее узнаем, где скрывается Ли-Фу…

— Нет, Миша. Прежде всего мы должны выполнить приказ, отвести в срок участок. Позови-ка лучше Якова.

Мы займемся Фомой. Видишь, что с человеком творится-

Миша, не сказав ни слова, вышел из палатки. Он отозвал Настю и объявил, что землемер передумал. Он согласился отпустить Мишу, с ней в тайгу.

Это был обман, но Миша чувствовал, что иначе поступить никак не может. Он должен отыскать Ли-Фу и вырвать жало у этой змеи.

— Ты смелый человек? — опросил практикант у Панкрата.

— На тигра охотиться зовешь? — спокойно протянул тот, видя, что Миша заряжает дробовик медвежьей пулей.

— Тигр что!.. — Миша сердито усмехнулся, вспомнив выражение Гжибы. — Есть тут кое-кто пострашней тигра.

Загрузка...