Хозяин тайги

2

Пароход крошил и дробил колесами широкие льдины. Он вышел на середину реки. Кандауров, Миша и Петр плыли мимо знакомых мест, и все, что было видно стоявшим на палубе или терялось за деревьями и линией горизонта, — тайга и болота, озера, луга — было измерено и заснято ими.

Пассажиры выстроились вдоль борта. Кандауров молча курил, наслаждаясь свежим, чистым речным воздухом и посматривая своими умными, задумчивыми глазами то на далекие сосны, позолоченные солнцем, то на легкую облачную зыбь, покрывавшую небо у самого горизонта.

Миша проследил за его взглядом и ему пришло в голову, что эти светлые кучевые облака похожи на закипающее, подернутое пенкой молоко.

— Вот, Миша, обрати внимание, — сказал землемер. — В этот край, — он указал трубкой, зажатой в кулак, на лесистый берег, — ссылали лучших людей, чтобы погубить их. Его называли постылым, окаянным, гиблым… А мы хотим его сделать изобильным, благодатными сделаем. Он будет желанным для миллионов людей.

После этого они долго молчали.

— Ну, а как твоя поэма? — спросил Кандауров, обернувшись к практиканту.

Миша улыбнулся:

— Пишу понемногу, Владимир Николаевич. Хочу так описать в ней тайгу, чтобы наши края магнитом потянули к себе людей.

— Важно, чтобы вот кому она пришлась по сердцу, — сказал вполголоса Кандауров, показав на Петра. — Многие зарятся на эти земли, много всякого сброда объявляет себя хозяевами тайга, но вот он подлинный^го, законный ее хозяин, преобразователь ее и устроитель — человек, сильный духом и телом, неутомимый труженик и борец. Для него и мы с тобой трудимся, Миша. Вот ему-то и посвяти ты свою поэму.

— Я хочу показать, что именно делает наших людей бесстрашными, почему невозможно запугать советского человека. — Миша повернул к землемеру свое горящее воодушевлением лицо. — Если мне удастся моя книга, все те, кто прочтет ее, станут еще увереннее делать свое большое дело. Вот чего я добиваюсь, — проговорил Миша с решительным и серьезным видом. — Понимаете? Когда присматриваешься к нашим, советским людям, начинаешь еще больше их ценить, и при этом появляется желание сделать так, чтобы они стали еще лучше и сильнее, чтобы они никогда ничего не боялись: ни трудностей, ни козней врагов.

Пароход, следуя по фарватеру, подошел довольно близко к высокому левому берегу, и Миша, запрокинув голову, любовался исполинскими соснами, нависшими над рекой. Их прямые, стройные, могучие стволы, уходящие ввысь, казались благодаря причудливому освещению легкими, воздушными, почти прозрачными, как бы выточенными из янтаря, как бы источающими нежный и ясный свет.

Глядя на величавые сосны, озаренные солнцем, Миша вспомнил грозный лесной пожар и подумал радостно, что скромный труд землеустроительного отряда не пропал бы

даром, даже если бы сгорели все межевые столбы, закопанные ими, и даже если бы весь отряд погиб, отстаивая от опия тайгу; по их следам пошел бы другой отряд, отыскал бы границу, которую они провели, и усадебные участки, которые они разбили, и бивуак, где они отдыхали, беседовали, мечтали, и закапанные в этом месте инструменты, абрисы, документы, схемы.

Почему-то ему вспомнилось, как они закладывали в межевую яму на определенной глубине так называемые нетленные знаки: битое стекло, кирпич, уголь. Пройдут века, межевой столб может сгнить, граница затеряться, зарасти лесом, оказаться засыпанной песком, но если сохранится план участка, то по нему можно будет легко определить и старую границу его, а затем отыскать в земле нетленные знаки и убедиться, что именно здесь стоял межевой столб, поставленный неутомимыми людьми, которые подготовили эти земли к заселению и расцвету.