Хозяйка разорившейся таверны. Путь к счастью

Глава 5. Запасы

К вечеру мы отмыли и выскребли три комнаты для гостей, одну из них отдали Ханне.

Ее тюфяк мы набили свежей соломой, и один из комплектов постельного белья из сундучка Мари я постелила на ее постели.

Бибби только головой качала, осуждая мое расточительство.

— Лучшее свое белье! — трагично повторяла она, заламывая руки и закатывая глаза. — Как же это возможно! И кому!..

— Если хочешь жить по-человечески, будь человеком, и себя окружай людьми, — отрезала я. — В моем доме все будут чистыми, опрятными, и никто не будет голоден. Прошли те времена, когда я жила для какого-то проходимца и во всем себе отказывала. Теперь мы работаем и живем только для себя!

Сама Ханна с наслаждением плюхалась в бочке, приспособленной ей под ванну.

Мы с Бибби несколько раз намылили ее старое, худое тело, смывая грязь. Полынным мылом трижды намыливали ее волосы, смывая паразитов, а потом еще и вычесали тонкие редкие пряди частым гребнем.

— Я словно заново родилась! — шептала раскрасневшаяся Ханна, прижимая руки к груди.

— А бочке, кажется, пришел конец, — мрачно ответила Бибби. — В ней словно пуд дегтя и вшей! Она годится только на то, чтоб ее сожгли!

— Значит, сожжем, — ответила я. — Вместе с грязным платьем.

— А что же я носить буду? — удивилась Ханна.

— В моем походишь, — ответила я.

Широкий жест! Старуха в наряде молодой девушки! Но уж лучше так. Кровососов и паразитов, которыми кишела ее одежда, я не потерплю.

Бибби снова всплеснула руками.

— Господское платье! — вскричала она.

— Ты будешь носить господское свадебное платье, — напомнила я ей. — Не забывай. Кстати, что там, остались обрезки ткани?

— Да премного, госпожа! — обрадованно воскликнула Бибби, думая, что я и себе что-то надумала пошить. — Хватит на хорошее, милое платье вам! Вы же, небось, шлейф хотели в семь локтей?

— Ханна, — не слушая более щебет Бибби, произнесла я, — сходишь поутру с Бибби к портнихе, пусть юбку хорошую тебе сошьет. Бибби, заплатишь.

Бибби, до того момента болтавшая, осеклась, замолкла, снова закатила глаза и всплеснула руками.

— А вы, госпожа?! — воскликнула она горестно. — А вы как же?! Вы себя словно наказываете! Ну, полно! В чем же ваша вина?! Если вы и ошиблись, то уже раскаялись. И для нас вы сделали уже столько, что…

— Я не наказываю себя, Бибби, — прервала я ее горячую речь. — Я просто вкладываю деньги в рост своего дела. Вы — мои помощницы, даже больше. Вы мои главные ресурсы. А значит, должны выглядеть красиво и быть здоровыми и полными сил, чтоб все понимали, что у нас приличное заведение. Сейчас это намного важнее, чем моя красота и мои наряды, понимаешь? Это наше будущее, наш доход, наше пропитание.

Наши препирательства прервало всхлипывание.

Мы с Бибби оглянулись.

Старая Ханна, обряженная в чистую белую полотняную рубаху, с расчесанными седыми волосами, с раскрасневшимися от мытья в горячей воде щеками, сидела на постели и рыдала чуть не в голос, утирая натруженными руками лицо.

— Что такое, Ханна? — осторожно спросила я. — Что с тобой? Мы тебя обидели? Ради бога, прости нас. Видишь же, у нас дела идут не очень, мы за жизнь боремся, вот и болтаем что попало без умолку. Мы не со зла; просто столько всего навалилось…

— Нет, нет, — всхлипнула старуха, отирая морщинистые щеки и улыбаясь. — Вы не обидели меня. Ах, добрые души! Просто… за этот день заботы о себе я получила больше, чем когда-либо. Всю жизнь прожила, ненужная, как собака под забором. А тут и еда, и мыться. И новая одежда…

И она заревела еще громче.

Ее слезы тронули и сердечко Бибби.

Ей стало стыдно, что она ругала и травила бедную старуху, да и жаль ее стало, одинокую и несчастную. И она завыла громче Ханны, утирая рукавом мокрый нос.

— Ну, не надо, не надо! — попыталась остановить их я. Но тщетно.

Обнявшись, они ревели от души, жалея друг друга и примиряясь.

***

Наутро я отварила картошки, чуть посыпала ее зеленью, добавила по кусочку сливочного масла. Бибби сбегала накануне за ним к молочнику. Дорогое удовольствие! Но я помнила о щеках Бибби, которые следовало бы наесть покруглее, и потому не скупилась, хоть деньги и таяли с катастрофической скоростью.

Завтрак удался на славу. Да еще и на обед осталось — в лесу нам обязательно есть захочется.

Бибби со смаком облизывала ложку. В кармане ее снова виднелась яркая обертка от шоколада.

Старый Ганс прибыл к назначенному времени. Оглядев нашу команду — все, как одна, с лопатами и ведрами, — он только покачал головой.

— Что вы такое затеяли в этом лесу? — подозрительно спросил он.

— Репу копать будем, — легкомысленно ответила я. — И возить сюда, в мой погреб.

Погреб в таверне был отличный. Огромный, просторный. Кажется, раньше там бочки с вином стояли. Теперь нет; ну, ничего. Скоро все-все-все наладится и будет как прежде!

— Репу? — удивился Ганс.

— Репу?! — воскликнула пораженная Бибби.

Старуха только закатила глаза.

— К чему эта ложь, — пробормотала она, мотая седой головой.

— Ну хорошо, хорошо, хорошо! — сдалась я. — Не репу. Те клубни, что вы ели.

— Мы что-то оттуда ели?! — в ужасе прокричала Бибби, хватаясь за горло, будто кусок сию минуту встал у нее поперек горла и душит ее.

— Дурочка, грибы оттуда ты точно ела, и не спрашивала, что это, — подсказала Ханна.

— Что за клубни такие? — не отставал Ганс. — Ты что, отравить нас хотела?

— О-о-о-о! — проорала я, ощутив себя на секунду в дурдоме. Или в детском саду, где все задают глупые вопросы. — Я их ела! Ты их ел! Все мы их ели, и никто не отравился! Потому что они не ядовиты, ясно вам?! Это картофель! Не репа, картофель! Это… земляное яблоко, вот! Картофель! Вкусный и сытный! Нельзя есть только красные ягоды с семенами, что растут на ботве, а клубни можно! И нужно!

— Откуда ты знаешь? — подозрительно спросил Ганс.

— О-о-о-о! — проорала я, как гоблин, идущий в атаку. — Да иноземец же продавал их в столице! Привез, небось, из своей… Тиливилитрямбии, или откуда он родом! И продавал картофель к столу господ из столицы!

— О-о-о, — вслед за мной проорала Бибби, — я ела блюдо для знатных господ?!

— Да, — мне легче было согласиться с ней, чем разубеждать или что-то объяснять. — Ты ела Ля Тартуфель. Это очень модно, да.

— Но вам втроем нипочем его не выкопать, — весело сказал Ганс. Да чтоб ты провалился!

— Это еще почему?! —взъерошилась я.

— Там вся полянка им заросла, — ответил Ганс миролюбиво. — Тартуфеля там много. Я же знаю это гиблое место. Он плодится что сорняк.

Я тяжело вздохнула. Вот за что мне эти мучения?!

— Мы постепенно, — сказала я терпеливо. — День за днем.

Ганс снова замотал головой.

— Женщина, ребенок и старуха, — произнес он. — Которым потом надо мыть, готовить и убирать. К концу месяца вы помрете со своим тартуфелем.

— Месяца?!

— А я о чем? Его там так много, что к первому снегу бы управиться.

Я, потрясенная, промолчала.

— Давай так, — предложил Ганс. — Ты мне даешь золотой — слышал, они у тебя водятся, — а я нанимаю пару-тройку крепких пьяниц. Скажу им, что лендлорд велел выкорчевать эти клубни из земли. Они потихоньку и выроют их за бутылочку доброго винца. Ты же не в накладе останешься? Тартуфель твой вкусный и сытный. Зиму точно вы на нем проживете. Да еще и посетителей бог пошлет, — Ганс подмигнул. — Я всем уж рассказал, что у тебя ел такое блюдо, какого не пробовал нигде и никогда.

Но меня беспокоило другое.

Мои трюфеля!

Мои драгоценные трюфеля! Как бы наемные копатели их не повредили.

Я не знаю, знали ли вкус трюфелей местные богатеи, но их всегда можно научить есть эти грибы и сказать, что это изысканно. А потом они сами их будут требовать. И сами станут большие деньги предлагать.

Значит, в любом случае я там должна присутствовать… Но каждый день, до конца месяца таскаться в лес на целый день?! А кто в таверне делами управлять будет? Как мне разорваться?!

— Да я поеду с этим прохвостом, — вдруг тихо произнесла Ханна за моей спиной. — Скажи только, что надо, госпожа. Я за всем прослежу. Еще и помогу чем смогу.

— А ты и верно ведьма, — пробормотала я чуть слышно. — Мысли читать умеешь?

— А у тебя есть сомнения какие-то? — хитро усмехнулась Ханна. — Конечно, ведьма. Или ты думаешь, что с лендлордом сговорилась так быстро просто так? Нет уж. Он человек не из покладистых. А тебе ведь уступил? Так это я поворожила чуток. Потому что за добро добром отвечать следует. Я все вижу. И даже вижу, что ты не глупышка Мари. И уж точно не из наших краев. Но это твое дело, не мое. Так что требуется?

От ее вкрадчивых слов мурашки побежали по спине. Мне вдруг показалось, что все видят меня иную — беззащитную, чуждую им, в белой поварской униформе, в белом поварском колпаке, какая я ходила по ресторану.

Видят и хитро смеются, зная мою тайну, перед тем как напасть и растерзать…

Но я мотнула головой, прогоняя этот ужасный призрак.

Никакого ресторана, никакого поварского колпака. Этого больше не существует.

Что бы там Ханна не говорила, а я теперь Мари. И точка.

— Грибы сберечь, — ответила я. Ухнула, словно в омут бросаясь.

— Что ж за грибы такие особенные? — произнесла ведьма.

— Поедем вместе, — решила я. — Я покажу. После они пусть копают, ты помогай и присматривай. И если все пойдет по моему плану, — я наконец-то осмелилась глянуть ей в глаза, — то все у нас наладится.

***

К вечеру половина подвала в таверне была завалена картофелем. Отличным, крепким, крупным! Просто душа радовалась, глядя на это великолепие.

Забулдыги пошли пропивать заработанные медяки. Ганс, довольный, увез серебряный и мешок чудных клубней — по секрету я рассказала ему, как следует готовить их, — а уставшая Ханна вернулась в таверну, с несколькими вязанками хвороста, и с небольшим количеством трюфелей.

— Вот, госпожа Мари, — произнесла она, выкладывая несколько грибов из передника на стол. — Как бы я ни старалась, а эти болваны все ж вырыли несколько. Жаль их. Что, большие потери?

Я оглядела трюфели и чуть не застонала.

Это были великолепные грибы. Крупные, сочные.

— О, да, — протянула я. — Они стоят дорого…

— Так может, — сказала Ханна прямо, — продать их?

— Кому? — уныло спросила я. — Королю?

— Так дорого? — ахнула Ханна.

— Ага…

Старуха в задумчивости поскребла в голове.

— Может, клиента нам побогаче? — прошептала она с придыханием, словно размечтавшись. — Который бы и вкус их оценил, и заплатил?

Я лишь грустно усмехнулась.

— Да откуда ж он, Ханна. Я надеялась, что немного погодя, когда встану на ноги, отвезу их в столицу сама, но…

Старуха вдруг заволновалась.

— А ты не сомневайся! — воскликнула она. — Не сомневайся! Готовь, госпожа, как для короля! Будет тебе клиент богатый!

Я сощурилась, взглянув в глаза старухи.

— За добро добром? — сказала я. Ханна с жаром кивнула.

— Истинно так! Молись, госпожа. Пошли девчонку в лавку за всем необходимым. И ужин вкусный готовь. А я поворожу, поколдую. Будет тебе постоялец важный, или я не я!

И она отступила назад и словно растворилась во мраке…

Не знаю, почему я поверила Ханне.

Полуголодной беззубой старухе, которую знала-то от силы пару дней.

Но в ее глазах была такая уверенность, такой живой и сильный огонь, что я ни минуты не колебалась.

— Бибби-и-и! — прокричала я. Все было словно в тумане. Помню, как приглаживала привычным жестом кудряшки на висках и глазами искала поварской колпак, но никак не находила. А сама уже повязывала привычно фартук и прикидывала, какая посуда мне понадобится. — Бибби!

Девчонка вихрем скатилась по лестнице, топоча пятками.

— Да, госпожа, — говорит, а у самой глазища на пол-лица. То ли боится, что я умом тронулась, то ли тоже чует чего…

За окном потемнело. Подул ветер, собирая темные тучи, вдали загрохотал гром. Обычное дело для осени. Но в сверкании молний я видела какой-то особый, зловещий и волнующий знак.

— Беги в лавку, — резко велела я. — Кролика купи. Самого свежего, самого молодого!

— Кролика? — повторила сбитая с толку Бибби, зажимая в ладони очередной золотой.

В такой час, когда каждая монетка на счету, тратить беспечно золото на кролика? Верно, госпожа точно не вынесла. Тронулась умом.

— И не только кролика, — уверенным тоном произнесла я. — Еще трав всяких… приправ, уксуса винного. Масла свежего, сливочного, самого лучшего! И вина. Вина непременно.

— Госпожа… — прошелестела Бибби побледневшими губами. Ее глаза медленно налились слезами, она судорожно зажала край фартучка так, что костяшки ее пальцев побелели.

— Да шевелись давай! — прикрикнула я уверенно. — Важного гостя ждем! Успеть бы к его приезду…

— Важного гостя?! — мордашка Бибби расцвела счастливой улыбкой. В глазах отразилась такая надежда, что мне на миг стало страшно. А вдруг старуха полоумная, наврала мне с три короба, а я ее и послушала? А вдруг эта прекрасная, отчаянная надежда Бибби на то, что мы выкарабкаемся, будет обманута? Вдруг все рассыплется, пойдет прахом, и не будет ни выручки за дорогие продукты, ни отложенных на черный день денег?

Страшно даже представить…

После такого обмана действительно и жить-то незачем.

Но я отогнала эту страшную мысль, не дала даже тени сомнения овладеть мной.

Нет уж! Лучше верить безумию старухи и прожить этот день на подъеме, в радости, в деятельности, предвкушая успех и сытую жизнь, чем трястись, сомневаться и ждать краха!

— Очень важного, — строго подтвердила я. — Комнату бы ему еще приготовить…

— Я успею! — пискнула Бибби. — Я все сделаю, госпожа!

Готовясь к важной встрече, я поднялась к себе и оделась в черное платье. Подумав немного, к нему приладила белый накладной воротник, широкий, с плоеными оборками. Ничего особенного, но вид у меня стал свежий и не такой унылый. Скромная и приличная женщина, думала я, рассматривая себя в зеркало.

Гром все грохотал над городком, когда вернулась Бибби, вся пропахшая дождем. В ее руках была огромная корзина, в ней было все, что нужно. Булькало масло в бутылке зеленого стекла, лежала свежая тушка кролика, завернутая в чистое полотно. Сливки белели в глиняном горшочке, под плотно прикрытой крышкой.

— Не приехал еще? — осведомилась она, оглядывая живым взглядом темный зал.

Я лишь качнула головой:

— Нет. Ты успела. Давай живо наверх, взбей перину в лучшей комнате, что мы отмыли дочиста, за протопи там камин!

Бибби, радостно взвизгнув, помчалась наверх, а я потащила корзину к разделочному столу.

Разобрав продукты, которых было куплено с ювелирной точностью, чтоб приготовить блюдо как раз одному постояльцу — ох, уж эта Бибби, стерегущая каждый грошик, словно верная собака! — я с удовольствием принюхалась к приправам.

Вино тоже тут было.

Осторожно я нацедила себе полкружки алого, густого, как кровь напитка, и попробовала.

М-м-м, вкуснятина какая!

Кажется, от него у меня губы сделались гладкие, лаковые, как накрашенные лучшей помадой. Хмель приятно одурманил ровно настолько, что расслабились напряженные плечи, и я принялась за готовку, беспечно напевая песенку.

За окнами громыхнуло и дождь ливанул стеной.

А на огне, в блестящей кастрюльке, у меня закипали густые жирные сливки, со шкворчанием жарился лук до золотистого цвета, пара хороших больших луковиц, и томилось главное блюдо в отличном котелке.

Кролика я порубила на куски и слегка обжарила на свежем масле с ароматными травами, чуть присыпала перцем. Сложила в горшок слоями, добавив травы, приправы, чищенный картофель и лесные грибы, чуть обжаренные на оставшемся после кролика масле, залила сливками и сунула в печь.

Из моих драгоценных трюфелей я задумала сделать соус на винном уксусе. Местные продукты мне нравились больше, чем те, к которым я привыкла. У них запах был густой, настоящий, насыщенный.

Поэтому соус получился на славу, а его аромат разлился по всей таверне.

И само блюдо вышло таким, что просто пальчики оближешь. Пища богов. Сегодня я определенно была на высоте!

— Дадут в этом доме простому путнику убежище от ночной непогоды?

Этот голос я никак не ожидала услышать, а потому вздрогнула и чуть не выронила из рук миску. Я так погрузилась в любимую работу, что не видела ничего вокруг, и как этот человек, я не услышала, как он вошел.

«Колокольчик сломался? Или я так увлеклась? Или?..» — вихрем проносилось в моей голове, когда сердце выбивало дробь.

— Дождь так и льет, — доверительно сообщил незнакомец, стряхивая с плаща воду и стаскивая одежду с плеч. — Могу я обогреться у вашего огня?

— Ну, конечно, сударь, — нерешительно промямлила я, тиская края чудом спасенной миски. — И обогреться, и обсушиться, и получить ужин, а на ночь – комнату.

Это был тот самый постоялец, которого мне обещала Ханна! Сомнений быть не могло! У него одни башмаки стоили побольше, чем весь парадный костюм расфуфыренного Грегори!

Одет приезжий был с большим вкусом, что уж.

Темный сюртук по фигуре, нигде лишней складки, нигде грязного пятна. Муаровый черный жилет с серебром, шелковый черный галстук с кружевами. Изысканно, но строго. Он не производил впечатление разодетого в пух и прах легкомысленного щеголя.

Это был высокий, статный, широкоплечий и красивый мужчина. Породистое лицо, тонкий благородный нос, высокий лоб. Черные блестящие длинные волосы, рассыпавшиеся по плечам. Темные умные глаза. Соболиный брови. Бледная матовая кожа. Красиво очерченный рот. Ни единой черты, свидетельствующей о телесной или душевной немощи.

«Красивый мужчина!» — невольно подумала я, залюбовавшись приезжим.

Наверное, мое внимание к нему было слишком очевидным. Да и каким же ему еще быть, если я просто раскрыла рот и смотрела во все глаза?

Наверное, выглядела я в этот миг, как деревенская простушка, впервые увидевшая знатного столичного лорда. Рот раскрыт до ушей, глаза вытаращены. Дурочка, да и только.

Так или иначе, а он тихо рассмеялся, глядя на мое изумление. Улыбка у него тоже была красивая.

Хорош, безо всяких изъянов!

— И ужин у вас получить можно? — осведомился он, присаживаясь за один из столов и с удовольствием проводя по чистой льняной скатерти ладонью.

— Все самое свежее и самое горячее! — бесстрашно ответила я, выйдя из ступора и стряхнув наваждение. Эх, красавчик! Попадись ты на глаза Мари раньше, она не клюнула бы на разноцветные тряпки Грегори, который теперь смотрелся как петух рядом с черным лебедем в сравнении с приезжим. — И самая лучшая комната для вас!

Приезжий с уважением кивнул, изогнув губы.

— Вот это уважение к приезжим, — произнес он. — А что это такое у вас сегодня на ужин? Пахнет божественно вкусно.

— Кролик, сударь, — ответила я. — С травами, корешками и с соусом. Блюдо дорогое, милорд.

Я вопросительно посмотрела на приезжего, и тот рассмеялся.

С сияющими смеющимися глазами он вынул из кошелька, привязанного к поясу, три золотых, и выложил их на скатерть.

Три!

Три золотых! За неполный потраченный один! Это неплохо, однако!

У меня аж дыхание перехватило, но я всеми силами постаралась удержать спокойный, беспечный вид.

— Еще комната, сударь, — напомнила я нахально. — Самая лучшая во всем городе. Чистая, проветренная, со свежим бельем. И ни единой блохи в постели!

Все так же смеясь одними глазами, он выложил еще три золотых.

Наверное, ему доставляло удовольствие играть в эту игру с деревенской простушкой. Это как с детьми, знаете, платя настоящими монетами за их песочные куличики.

— Достаточно этого, — произнес он, чтобы оплатить ваши услуги?

— Вполне! — дерзко ответила я, сгребая золото. — Сию минуту будет ужин!

Кролика я выложила ему на грубую глиняную тарелку как в дорогом ресторане, красиво, даже изыскано. Подала с грибами и с куском свежего, еще хрустящего хлеба. Добавила бутылку вина, откупорив ее предварительно.

И соус.

Не забыла и соус поставить рядом.

— Вашим золотом вы оплатили вот это, — прокомментировала я, указывая на трюфеля. — Надеюсь, вам понравится.

— Я тоже на это надеюсь, — проворчал он, отрезая кусочек мяса. Игры играми, а есть он хотел. Поэтому приступил к еде поспешно, не обмениваясь больше со мной любезностями.

Я отошла, чтоб не мешать ему наслаждаться ужином, ужасно волнуясь. Пока все шло хорошо, он молча уплетал за обе щеки и ни о чем не спрашивал. Время от времени от удовольствия мотал головой и постанывал, закатывая глаза.

Соус ему понравился особенно.

Он макал в него мясо, затем полез в подливу коркой хлеба, и под конец гонял в опустевшем соуснике кусочек гриба вилкой.

— М-м-м, как вкусно! — промычал он, утирая губы салфеткой. На его красивом, холеном лице выписалось такое изумление, что он, кажется, забыл, как ухмыляться. — Что, что это такое ты мне подала?!

— Это грибы, сударь.

— Грибы?! Ты, ведьма, отравить меня вздумала? Но черт возьми, вкусно как!

— Отравить?! Нет, вовсе нет! Это хорошие и совершенно безопасные грибы! Хотите, я сама их съем, чтоб вы убедились, что они безвредны?

— Руки прочь, хитрая женщина! Это все мое! Сам съем! Боже, это нектар и амброзия! А еще есть?

— Есть немного соуса, сударь, — растерянно пробормотала я, невольно отступая от постояльца, нацелившего на меня вилку.

— Немного! Этого слишком мало! — фыркнул постоялец. — Я хочу есть! И еще я хочу как следует распробовать этот дивный вкус. Значит, мне нужно много этих грибов, а не пара опилок, плавающих в подливке!

— Но это же слишком редкий гриб, — слабо оправдывалась я. — Их не едят полными тарелками, сударь…

— Редкий? И ты здесь, в глуши, в провинции, смогла его отыскать, распознать, да еще и приготовить? — подозрительно спросил он.

Я гордо вздернула голову.

— А вы, сударь, думаете — мы здесь совсем без мозгов? Что-то вроде миленьких говорящих обезьянок? — с достоинством произнесла я. — Так вот нет. Мы тут тоже кое-что умеем и знаем. Да, я умею распознавать это гриб, и готовить его тоже умею!

— О, простите. Не хотел вас обидеть. Просто…

«Просто в столице за трюфелем гоняются богатеи, — с нехорошим удовлетворением подумала я. — А тут в простой таверне подают по дешевке. Это вы хотели сказать?»

— Так что с грибами? Есть еще?

— Я, конечно, могу послать слугу за ним в лес, но дождь… ночь… холод…

— Пошлите! — велел резко приезжий. — Золотом плачу втрое. И да, неплохо было б получить целый гриб. Свежий, я хотел сказать.

— Девять золотых? — уточнила я деловито.

— Считаешь ты тоже шустро, — удивился приезжий.

— Я и писать неплохо умею. Так что с оплатой? — не сдавалась я. — Девять?

— Да, — сдался приезжий, выкладывая золото на стол в знак своих серьезнейших намерений.

— Хорошо, — ответила я ровным голосом, неторопливо собирая золотые, хотя поджилки у меня тряслись. Девять да шесть — итого пятнадцать, целое состояние! — Все будет исполнено. А пока не желаете ли пройти в вашу комнату, отдохнуть?

— И не надейтесь, что я усну прежде, чем получи мои грибы!

— Не надеюсь. Но играть с вами в гляделки до тех пор, пока грибы сюда доставят, я не собираюсь. У меня много работы, сударь. Я не смогу вас развлекать все время.

Незнакомец вдруг оказался рядом со мной. Вплотную, глядя глаза в глаза. Я даже уловила приятный аромат его духов, которые он наверняка приобрел в столице.

Да как он это делает?! Люди не умеют перемещаться в пространстве мгновенно. А этот может…

Еще миг назад сидел за столом, а потом шаг — и он уже стоит рядом, сверлит внимательным взглядом… Даже жутковато.

На колдуна не похож.

По местным меркам, колдун должен быть источен болезнями тела. Ибо здоровьем он платит за свои злые дела. Вон у Ханны зубы через один. Наверняка все прочие выгнили, и она очень страдала, расставаясь с ними. Расплачивалась за нечистое колдовство.

Этот же был здоров, как бык, и ни о каких плохих зубах говорить не приходилось.

Даже седой волосинки не было в его роскошной, ночной черной шевелюре.

Значит, точно не колдун…

— Поиграть в гляделки, — вкрадчиво повторил он, заглядывая мне в глаза и осторожно приглаживая кудряшку, выбившуюся из моей гладкой прически. — А что, это… неплохая идея. Зря вы отказываетесь от нее. Я бы сыграл с вами… пару раз.

Меня опахнуло жаром. Я словно раскрыла раскаленную духовку, и оттуда шибануло раскаленным воздухом. Близость этого человека завораживала.

Этот мужчина был очень красив. Вероятно, никогда не знал отказа от женщин.

Наверное, ему казалось забавным провести ночь с простушкой, с хозяйкой таверны, которая показалась ему… привлекательной. Да, красота Мари была яркой, броской. И этот мужчина наверняка считал, что такая, как небогатая владелица заведения, почтет за честь провести эту ночь с ним.

И под ним.

На секунду я почувствовала, как в моей голове рождается что-то, похожее на «а, море по колено, живем один раз!». Да только…

Я нервно сглотнула ком в горле, чуть отступила от соблазнителя.

Грегори сказал мне: «Покажи тебе золотой ты и юбку задерешь?».

Вот поэтому нет. Не ему — самой себе я хотела доказать, что он не прав! Ни за какие деньги я не пойду с мужчиной, даже если он сто раз красив! Даже если он мне понравился!

Он снова коснулся моей щеки. Но я снова увернулась от его ласки.

— Нет уж, сударь! — сурово, даже грубо ответила я, отстраняя его руки от своего лица. Какая нахальная смелость! Какая решительность! Раньше я этим не отличалась! Планировала отшить незнакомца потактичнее, а бухнула все напрямую, в лоб. Наверное, это то немногое, что осталось во мне от настоящей Мари… — Однажды я сыграла в такую игру. Знаете, сначала мне понравилось, а потом все пошло наперекосяк. Ведь тот, кому я неотрывно смотрела в глаза, не только вырвал мне сердце, но бессовестно в это время залез в мой карман, да так, что мне выживать приходится.

— Вы выживете, — уверенно произнес незнакомец. — С вашими знаниями о грибах выживете. А тот человек… может, вам помочь его наказать?

Я снова невесело усмехнулась.

Он что, подкатывает? Пытается меня завоевать, притворяясь верным рыцарем? Так приглянулась ему смазливая мордашка в окружении злотых кудряшек, что он не хочет отступиться?

— Что ж вы можете? Поколотить палками городского щеголя?

— Хотя бы. Для начала.

Мы смотрели друг другу в глаза, и я физически ощущала, как меня тянет, влечет к этому красивому, сильному мужчине. Я хотела его!

Хотела броситься ему на грудь, хотела забыться в его объятьях и страстных поцелуях. Хотела ощутить себя привлекательной, желанной, живой!..

И его влекло ко мне.

Это я тоже видела.

Я слышала его учащенное дыхание, блеск его красивых темных глаз. Ему вдруг очень захотелось еще раз коснуться недоступной, но такой привлекательной женщины, и, думаю, он мог себе это позволить.

Думаю, он был из тех людей, которым в этом мире разрешено если не все, то очень многое. Усадить на стол и взять прямо здесь — думаю, ему даже суд был бы нипочем. Потому что никто не взялся б судить такого важного человека

Но он не стал. Что-то внутри не позволило ему взять меня силой.

— Так значит, нет? — тихо спросил он.

— Негоже вы придумали, сударь, — отводя взгляд, так же тихо ответила я. — Зачем смущаете бедную девушку? Или думаете, что у меня вовсе нет ни гордости, ни достоинства? Нет, сударь, нет. Ваше предложение для меня неприемлемо.

Он помолчал, глядя на мое кротко клоненное лицо.

— Что ж, — произнес он тяжело вздохнув. — Главное, не пожалеть потом о том, чего так хотелось, но что не сбылось…

Я решительно мотнула головой.

— Не это, сударь, главное, — горячо заявила я, осмелившись поднять на него взгляд.

Он с удивлением смотрел на меня, словно я сумела удивить его в тот миг, когда он думал — больше уже невозможно.

— А что же? — спросил он.

— Главное не предавать себя и не становиться дешевле, чем ты есть на самом деле, — тихо ответила я. — Я — бедная девушка, всего лишь хозяйка таверны. Я продаю еду и редкие грибы, а не себя. Я не шлюха. И не хотела б ею быть.

Он посмотрел на меня так, что казалось, одежда на мне воспламенится.

Щеки мои пылали от стыда и волнения. Кем бы он ни был, а он мог и деньги, заплаченные за ужин, отнять из-за моего отказа, и меня саму прибить.

Но он не стал вымещать на мне досаду и злость.

— Я запомню, — произнес он тихо. — Это достойные слова, очень достойные. И если мы еще однажды с тобой встретимся, и ты останешься верна им… Что ж, я как минимум буду удивлен. А удивить меня не так-то просто.

Он отступил от меня с неохотой, все так же пожирая взглядом, словно пытаясь каждую мою черту накрепко запечатлеть в своей памяти.

— Я жду мои грибы, — напомнил он и направился к лестнице, ведущей на второй этаж, где располагались комнаты.

***

Устраивала на ночлег важного гостя Бибби.

Она показала ему комнату, она подала ему воды, умыться с дороги.

Но к ней он и не думал приставать, остался строг и холоден, словно девушка и не существовала, не ходила рядом.

Я чувствовала себя преотвратительно.

Нет, я поступила верно, что не помчалась тотчас удовлетворять внезапно вспыхнувшую страсть приезжего. Но так же я чувствовала, что его симпатия ко мне, его желание и страсть были настоящими, а его чувства — глубокими и сильными.

Словно любовь с первого взгляда.

Эти чувства пронзили его спокойное холодное сердце, он был сражен ими и страдал… точно так же, как и я.

Мне он тоже понравился и был очень, очень небезразличен.

Но…

Между нами была огромнейшая социальная пропасть. И он не мог этого не видеть и не понимать.

Что я? Хорошенькая простушка из глубинки. Никто; а он знатный господин. Что он может мне предложить? Только то, что я озвучила — быть шлюхой. Пусть его личной, но шлюхой. Бесправной живой вещью, которую, вероятно, он будет любить и беречь, но прятать в шкаф, когда к нему приходят гости.

Скрывать нашу связь.

А потом и бросит, когда его игрушка ему наскучит, потускнеет или подурнеет.

Разумеется, это может произойти и с законной женой, но…

Законной жене не будет так мучительно стыдно ощущать себя купленной девкой, и в глазах общества она не потаскуха, а приличная женщина. Никому и в голову не придет на нее пальцами показывать.

«Да, скорее всего, он и женат, — уговаривала я себя. Я искала любое подтверждение своей правоте! Я себя убеждала, что отказала ему не напрасно! — Негоже с женатым мужчиной романы крутить. Если его жена узнает, она меня прикончит вернее него самого, за мой ему отказ…»

Так в раздумьях промаялась я недолго. Скоро сверху со свечой спустилась Бибби и сразу же кинулась ко мне.

— Ну что? — дрожащим голосом произнесла она. Свеча в ее руке так и прыгала, отчего тени метались по ее лицу и глаза от этого делались все больше. — Заплатил он?!

Молча я ссыпала перед девушкой на стол золото, все, что он мне отдал, и Бибби, уставившись на блестящую груду, шлепнулась на стул и зарыдала.

— Спасены, — всхлипывала он, утирая градом катящиеся слезы. — Мы спасены!

— Да, — тихо ответила я. — Теперь мы не пропадем. Завтра с Ханной сходите к мяснику, мяса закупите. Будем жарить отбивные и запекать окорока.

Бибби лишь кивала головой и всхлипывала.

— А сейчас знаешь что, — мой голос дрогнул. — Пойди в подвал и возьми там корзину с опилками. Она стоит рядом с пустой бочкой из-под вина. В ней грибы; вот эти грибы чуть позже отнесешь приезжему. Он просил.

— Отчего вы сами не отдали их ему? — удивилась Бибби.

— Набивала цену; сказала, что их у меня нет, сказала, что за то, что в такую ночь их для него выкопают, будет стоить дороже, — ответила я. — Да, чуть не забыла! Три, самых крупных и красивых, мне сюда принеси. Я приготовлю их… для него. А вы с Ханной пока можете доесть кролика. Там осталось немного мяса; зато грибов и картофеля вдоволь. Поедите и спать! Ну, иди!

Бибби отправилась исполнять мои приказания, а я, вздохнув, снова отправилась к печи. Нужно было исполнить заказ постояльца, тем более, он щедро оплатил его.

Мысли об этом мужчине царапали мне память. Я мучилась и млела, щеки мои горели, рук дрожали. Да что же это за напасть такая?! Чтобы успокоиться, я глотнула вина, и это помогло самую малость. Горечь и боль из мыслей ушли, осталась лишь нега. Стоило мне вспомнить его яростный и властный взгляд, как я готова была упасть на колени и молиться на него, словно на божество…

«Сумасшедшая дурочка! — ругала я себя, обмирая от острой странной влюбленности. — Поскорее бы он уехал, а вместе с ним и эта ненормальная любовь!»

Да, я всем сердцем желала, чтоб он убрался, чтоб его тут уже не было. И вместе с тем очень хотела, чтобы он спустился, и я увидела б его еще раз!

Пока я возилась с посудой, разрываемая на части противоречивыми желаниями, примчалась Бибби и положила на стол грибы. Да, выбрала самые лучшие. У девчонки определенно есть хорошие задатки, чутье.

Я хлебнула еще вина, чтоб залить бушующие мысли, от которых меня уже знобило, и вздохнула свободнее. Может быть, уставшая и опьяневшая, к полуночи я успокоюсь и усну…

Я ополоснула трюфеля в глубокой миске, очистила от лесной грязи, и уж было собралась резать на части, как вдруг кто-то осторожно кашлянул в стороне, у столов посетителей, и я вскрикнула от испуга, выронив нож.

— Черт вас подери! — воскликнула я, подняв голову и увидев устроившегося в полумраке гостя. — Как вы так неслышно подкрались?! И что за манера — шпионить за людьми?! Что вообще вы тут делаете?!

Он склонился чуть вперед, свет заиграл бликами на его черных волосах.

— Я всего лишь хотел посмотреть, как вы готовите, — спокойно ответил он.

— Как вы узнали, что я буду готовить именно сейчас?

— Ваша служанка мне принесла грибы. И я пошел посмотреть, что вы тут делаете. Мне интересно, неужели правда возможно приготовить такое блюда, не колдуя и не приправляя его магией?

— Да бросьте, — отходя от испуга, произнесла я. — Немного перца, соли и уксуса — это что, магия? Но коли вам так интересно, то смотрите. За это я денег не беру.

Я сердито застучала ножом, склонив голову как можно ниже, чтобы он не заметил, как мои щеки расцветают пунцовым румянцем, а дыхание замирает в груди.

«Зачем он пришел?! — ругала я его, а сама обмирала от странного, неестественного счастья. Краешком взгляда я видела его темный силуэт, поблескивающее серебряное шитье, и просто таяла. — Нарочно, чтоб смутить меня?! Или правда думает, что я колдую? Или боится быть отравлен?»

Но, так или иначе, а скрывать мне было нечего.

Я показывала ему каждую крошку приправ, что сыпала в блюда, каждую каплю уксуса, каждую крупинку соли и сахара. Ну, разумеется, и пробовала все, что готовлю.

Он внимательно смотрел, и, как мне показалось, не столько на готовящееся блюдо, сколько на меня. От его пристального взгляда у меня руки начинали трястись. И когда становилось особенно невыносимо, я прикладывалась к кружке с вином.

После моего третьего глотка он вдруг материализовался около меня, так внезапно, что я снова вздрогнула.

— Можно мне?.. — вкрадчиво произнес он, положив руку на кружку с вином. Поверх моей руки. — Мне кажется, что это вино особенно вкусное…

Я в отчаянии закрыла глаза.

— Мне нужно снять соус с огня, — как можно тверже произнесла я. — Дайте пройти.

Ни слова ни говоря и не боясь обжечься, он повернулся, ухватил голыми руками раскаленную кастрюлю, и аккуратно поставил ее на стол.

— Все готово, — спокойно произнес он, снова переводя свой взгляд на меня. — Позволите мне снять пробу?

— Но горячо, — отчаянно прошептала я.

— Случалось мне пить воду, раскаленную от адовой лавы, — беспечно ответил он. — Ну?

Не соображая, что делаю я деревянной ложкой зачерпнула немного соуса и поднесла к его губам.

Соус дымился, но мужчина все равно попробовал его. Глядя мне в глаза, он пробовал мое варево, и улыбался.

— Очень вкусно, — пошептал он. — Теперь вижу, что никакой магии в этом нет. Только ваш невероятный кулинарный талант.

Рука моя дрогнула, ложка выпала. Я, как загипнотизированная, смотрела на него, а он, уже не смущаясь, взял мою руку и мягко поцеловал в ладонь.

— Я же сказала «нет», — простонала я, с ужасом и наслаждением наблюдая, как его губы ласкают мою руку. — Ничего не изменилось, я!..

— Один поцелуй, — почти умоляя, прошептал он. — Всего один поцелуй. Иначе оба мы сойдем с ума к рассвету!

Я не могла ответить; в груди моей жгло так, словно капля раскаленного металла капнула и прожгла сердце насквозь.

Я не смогла возразить; да и противиться самой себе я больше не смогла. Я потянулась к нему с такой же страстью и с таким же нетерпением, как и он ко мне, и поцеловала его с такой же готовностью, с какой он целовал меня.

Его пальцы ласкали мне затылок, распустив тяжелый узел из моих волос. А я пила, пила его поцелуй, словно мятную воду, туша боль и отчаяние в моем сердце. И он пил мое горячее дыхание, выпивая огонь, что сжигал меня изнутри, и деля со мной терзающую меня страсть.

Это было больше, чем ласка; в моей голове, словно тени забытых, безумных снов, промелькнули мои воспоминания о былой жизни, о коротком, сухом романе с сослуживцем и о неловких дежурных поцелуях на прощание.

Тогда они приносили мне удовольствие и радость.

Давали мне ощущение полноценности, что ли.

Но они и рядом не стояли, эти жалкие, неловкие поцелуи, рядом с тем, что творилось сейчас со мной.

Его губы ласкали меня так нежно, так страстно, что казалось — он своей душой касается моей души. От возбуждения кровь стучала в висках, и каждое его прикосновение вызывало во мне просто взрыв желаний. Нескромных сексуальных желаний.

Я хотела его всем существом.

Хотела, чтоб он содрал с меня одежду и уронил в постель.

Хотела чувствовать тяжесть его тела на себе и жар его кожи под своими руками. Хотела, чтоб он обнимал, тискал меня, целовал, заглушая мои крики и стоны. Хотела его власти и силы надо мной. Но…

— Один только поцелуй, — через силу выдохнула я, чувствуя, что он, так же как и я сошедший с ума от нахлынувшей страсти, влечет меня к лестнице, чтоб утащить в свою комнату. — Мы договаривались на один поцелуй.

Он услышал.

Его руки, сжимающие мое тело, нехотя разомкнулись, выпуская меня из объятий. И он молча, тихо-тихо, словно неся на плечах огромную тяжесть, медленно поднялся наверх, оставляя меня одну.