Хроники

Тотчас после этого король распорядился и повелел через своего коннетабля и маршалов, чтобы каждый был готов выступить на следующий день, и чтобы всем приходящим постоянно приказывали двигаться дальше и ехать за его войском, которое у него было очень большим.

О том, как шотландцы прекратили осаду замка Солсбери и отступили в свою страну, не дожидаясь прихода английского войска

На следующий день король Эдуард выступил из города Эврюика очень радостный из-за вестей, принесенных монсеньором Вильямом Монтэгю. В следовавшем за ним войске было 5 тысяч латников, 10 тысяч лучников и 60 тысяч пехотинцев, и постоянно к нему присоединялись все новые люди.

Между тем бароны Шотландии и главные советники короля Дэвида узнали, что названный мессир Вильям Монтэгю проследовал через их лагерь и теперь направляется просить помощи у короля Англии. Им уже было хорошо известно, что король Эдуард находится в Эврюике с большим войском, и они считали его настолько отважным и благородным, что не сомневались: при любых обстоятельствах он не замедлит выступить против них, чтобы выручить даму и защитников замка. Они рассуждали об этом между собой, в то время как король Дэвид велел часто и яростно штурмовать замок, и хорошо видели, что король обрекает своих людей на раны и муки без особой нужды. Кроме того, они понимали, что король Англии придет сразиться с ними намного раньше, чем их король сможет завоевать замок, как он надеялся. Поэтому они дружно и сообща переговорили с королем Дэвидом и сказали ему, что дальнейшее пребывание там не принесет им ни выгоды, ни чести. Ведь им уже удалось весьма почетно исполнить свой замысел и причинить великую досаду [380] англичанам. Проведя в их стране целых 22 дня, они спалили и опустошили все вокруг, силой взяли город Дарем и полностью предали его великому уничтожению. В заключение они посоветовали королю, чтобы он соизволил отступить в свое королевство, к Джедуортскому лесу. Ибо они точно знали, что король Англии идет на них с таким большим войском, что у них не хватит сил сражаться с ним и противостоять его мощи. Это могло обернуться для них великим несчастьем.

Король Дэвид охотно остался бы, чтобы дождаться битвы с англичанами и узнать Божью волю, если бы его совет это одобрил. Но его люди привели против этого столько доводов, что слишком долго их было бы здесь пересказывать. Поэтому следующим утром все шотландское войско снялось с лагеря и выступило назад — прямо в сторону великого Джедуортского леса. Шотландцы избрали путь, коим они уже пользовались ранее, дабы иметь свободу действий. Они хотели выждать и посмотреть, что король Англии пожелает сделать: отступит ли он назад или пойдет дальше и направится в их страну.

О том, как король Эдуард прибыл в замок Солсбери и влюбился в его прекрасную хозяйку

Король Дэвид и шотландское войско выступили из-под замка Солсбери поутру, и уже в тот же день, в полуденный час, прибыл туда король Англии со своим войском, — прямо в то место, где король Шотландии стоял лагерем. Он был очень огорчен, не найдя противника, ибо охотно бы с ним сразился. И прибыл он туда в столь великой спешке, что его люди и кони были жестоко утомлены. Поэтому король приказал, чтобы каждый расположился прямо там, ибо он желал пойти осмотреть замок и повидать находившуюся в нем госпожу, которую он не видел со времени ее свадьбы и начала замужества.

Было сделано в соответствии с приказом. Каждый, как мог, расположился, и отдохнули те, кто хотел.

Лишь только с короля Англии сняли доспехи, он взял до 20 или 22 рыцарей и направился в замок, дабы приветствовать госпожу Солсбери и посмотреть, каким образом шотландцы вели осаду, а защитники — оборонялись. Едва узнав о прибытии короля, графиня Солсбери велела распахнуть все ворота и вышла из замка столь богато одетая и убранная, что всяк на нее дивился. Невозможно было [381] отвести от нее взгляд и налюбоваться на ее изящную и благородную осанку, равно как и на великую красоту и приветливую внешность, коими она обладала.

Когда дама подошла к королю, то поклонилась ему до самой земли в благодарность за оказанные ей милость и помощь, и повела его в замок, дабы потчевать и чествовать, ибо весьма хорошо умела это делать. Каждый смотрел на нее с изумлением, и сам король не мог удержаться от этого, и был он уверен, что еще никогда не видел дамы, которая бы столь превосходно сочетала в себе все достоинства красоты, живого изящества, веселого нрава, благородной осанки и изысканной мягкой учтивости. И был он от этого почти что совсем растерян. Тут, внезапно, пока король на нее зачарованно смотрел и любовался, запала ему в сердце искорка чистой любви и осталась там на долгое время, ибо это такой огонь, который очень быстро разгорается. Подхватить его легко, а погасить трудно, и в ином сердце тяжелей, чем в других. И казалось королю из-за искорки, которая уже занялась и ярко сияла, что на свете нет дамы, которую следовало бы любить, кроме этой.

Затем вошли они в замок, рука к руке, и повела его графиня сначала в залу, а затем в свой покой, который был столь благородно убран, как это приличествует такой даме. При этом король никак не мог отвести от нее взор и постоянно смотрел так пылко и пристально, что она совсем смутилась и растерялась. Наконец, изрядно и вдоволь на нее поглядев, король подошел к одному окну и, облокотившись, столь крепко задумался, что это было удивительно! Дама же, ничего не заподозрив в его задумчивости, пошла привечать и чествовать других сеньоров и рыцарей, каждого согласно его положению, весьма радушно и достойно, ибо хорошо умела это делать. Затем она велела приготовить обед, а когда придет срок — поставить столы и украсить зал, как это подобает делать для короля Англии.

О том, как король Эдуард пытался добиться от графини Солсбери взаимности, но был вынужден уехать ни с чем

Когда дама обо всем позаботилась и отдала своим людям все распоряжения, какие сочла нужными, то с веселым радушием вернулась к королю. Найдя его все еще погруженным в глубокие [382] размышления и раздумья, она сказала: «Дорогой сир, о чем вы так крепко задумались? С вашего позволения, мне кажется, что такая задумчивость вам вовсе не пристала. Вместо нее вам надлежит выказывать торжество, радость и воодушевление, коль скоро вы изгнали ваших врагов, которые не посмели вас дожидаться. А об остальном предоставьте думать другим!». Король молвил в ответ: «О! Моя дорогая госпожа! Знайте, что с тех пор как я вошел сюда, мною овладела одна главная забота, от которой я не мог уберечься заранее. Так что теперь мне приходится думать, и хотя я не знаю, что со мной из-за этого может случиться, я не могу отвлечь от этого мое сердце!» — «О, дорогой государь, — сказала дама, — вы должны всегда выказывать бодрость духа, дабы внушать уверенность своим людям, и надлежит вам оставить эти думы и кручины. Господь до сих пор столь хорошо помогал вам во всех ваших делах и одарил вас столь великой милостью, что вы теперь стали одним из самых грозных государей на свете! А если король Шотландии причинил вам обиду и ущерб, вы вполне сможете, когда пожелаете, взять за это возмещение, как уже сделали это прежде! Поэтому перестаньте горевать и ступайте, пожалуйста, в зал к вашим рыцарям. Сейчас все уже будет готово к обеду». — «О! Моя дорогая госпожа! — сказал король. — Иное меня тревожит и лежит на моем сердце, нежели то, о чем вы думаете. Ибо, поистине, мягкое поведение, совершенный ум, великое благородство, изящество и утонченная красота, которые я узрел и нашел в вас, так меня поразили и очаровали, что придется мне теперь стать вашим верным влюбленным. Я вас прошу, чтобы вы отнеслись к этому благосклонно и ответили мне взаимностью. Ибо знайте, моя дорогая сударыня, что никакие отказы не смогут меня от этого отвратить».

От этих слов добрая дама была очень испугана и жестоко изумлена. И сказала она: «Дражайший государь! Не извольте надо мною смеяться или же испытывать и искушать меня! Я не могу поверить и представить, что вы говорите все это взаправду, и что столь благородный правитель, как вы, может искать случая и помышлять о том, чтобы обесчестить меня и моего супруга — столь отважного рыцаря, который, как вы знаете, так много вам послужил и до сих пор томится ради вас в узилище! Поистине, в таком случае вас стали бы мало ценить и мало уважать. Дражайший государь, я никогда не впускала таких желаний в свое сердце и, если угодно Богу, не сделаю этого [383] ради какого бы то ни было мужчины, рожденного на свет. А если бы я это сделала, то вы меня должны были бы выбранить, и не только лишь выбранить, но покарать и казнить мое тело, ибо вы — мой законный, верховный и естественный сеньор!».

На этом графиня удалилась и оставила короля жестоко встревоженным. Войдя в зал, она велела поспешить с обедом, а затем вернулась к королю, приведя с собой некоторых его рыцарей, и сказала: «Сир, идите в зал, ибо рыцари ждут вас, дабы омыть руки. Они уже слишком проголодались, да и вы тоже». После этих слов и речей дамы король отошел от окна, у коего он уже долгое время стоял, облокотившись, и направился в зал. Омыв там руки, он уселся обедать вместе со своими рыцарями и дамой, но мало тогда поел, ибо иное его заботило, нежели питье и еда. Сидя за столом, он очень напряженно размышлял, так что даже его рыцари стали дивиться. Ибо прежде король обычно смеялся, шутил и охотно слушал какие-нибудь веселые рассказы, дабы развеяться. Однако теперь он не имел к тому ни желания, ни склонности. Напротив, когда ему удавалось украдкой послать один единственный взгляд в сторону дамы, это доставляло ему превеликое удовольствие, и заняли тогда эти взгляды и раздумья наибольшую часть королевского обеда.

После обеда столы убрали. Тогда послал король монсеньора Рейнольда Кобхема и монсеньора Ричарда Стаффорда к тем воинам, которые расположились под замком лагерем, дабы узнать, как у них дела, и сказать им, чтобы они были готовы, ибо король желает двинуться дальше и преследовать шотландцев. Пусть они отправят обоз и все снаряжение вперед, и к вечеру король уже будет с ними. Кроме того, он приказал графу Пемброку возглавить арьергард, состоявший из пяти сотен копий, и дожидаться в поле его прибытия, а всем остальным отрядам было приказано двигаться вперед.

Два барона исполнили все, что король повелел, а он задержался еще в замке Солсбери, подле дамы, и до самого своего отъезда очень надеялся получить от нее более благосклонный ответ. С этой целью он потребовал шахматы, и дама приказала, чтобы их принесли. Затем король попросил графиню, чтобы она соизволила с ним сыграть. Дама весело согласилась, поскольку, как могла, старалась оказать ему радушное гостеприимство. И, действительно, она должна была это делать, поскольку король оказал ей превосходную услугу, [384] заставив шотландцев прекратить осаду замка и, тем самым, избавив ее от великой опасности. А кроме того, она должна была его привечать, поскольку король был ее законным и естественным сеньором на основе клятвы верности и оммажа.

Приступая к игре, король, желавший, чтобы у дамы осталась от него какая-нибудь вещь, внезапно спросил с улыбкой: «Сударыня, что вам угодно поставить на игру?». Дама ему ответила: «Сир, а вам?». Тогда король снял с пальца и положил пред собой один прекрасный перстень с большим рубином на щитке. Дама сказала: «Сир, сир, у меня нет ни одного перстня, столь же роскошного, как ваш!». — «Сударыня, — сказал король, — поставьте то, что у вас есть. Я не придаю этому слишком большого значения». Тогда графиня, исполняя волю короля, сняла с пальца золотое колечко невеликой стоимости.

Затем начали они играть. Дама при этом использовала все свое разумение, дабы король не счел ее слишком простой и невежественной, а король, притворяясь, играл не столь хорошо, сколь умел. И едва ли был там хоть один промежуток времени, когда бы он не смотрел на даму очень пристально. Из-за этого она так смутилась, что стала часто допускать ошибки в ходах. И когда король видел, что она потеряла ладью, коня или еще что-нибудь, то умышленно поступался чем-нибудь своим, дабы вернуть даму к игре. Так сражались они, пока король не проиграл, и был ему поставлен мат одной пешкой.

Тогда дама встала и велела принести вино и сласти, поскольку было похоже на то, что король собрался уезжать. Свое колечко дама взяла и одела себе на палец. Она очень хотела, чтобы король взял назад свой перстень, и предложила ему это сделать со словами: «Сир, не пристало мне иметь в моем доме что-нибудь из ваших вещей. Скорее вам надлежит увезти что-нибудь из моих». — «Сударыня, — сказал король, — это уже решено, ибо так распорядилась игра. Будьте уверены, что я унес бы ваше кольцо, если бы выиграл».

Не желая больше спорить с королем, дама подошла к одной своей придворной девице и вручила ей перстень, сказав: «Когда вы увидите, что король вот-вот должен уехать и, простившись со мной, уже собирается сесть на коня, то подойдите к нему, отдайте потихоньку его перстень и скажите, что я не желаю хранить при себе [385] никаких его вещей, ибо так вовсе не подобает». Девица ответила, что сделает это охотно.

После этих слов принесли вино и сласти. Однако король не желал к ним притрагиваться раньше дамы, а дама тоже не желала быть первой, и едва не возникла между ними большая размолвка. Наконец, было согласовано, что они возьмут угощение одновременно — дружно и сразу, дабы не тянуть время. После того как это было сделано и все королевские рыцари тоже испили вина, король простился с дамой и сказал ей громко, чтобы никто не подумал чего-нибудь лишнего: «Сударыня, вы остаетесь в вашем замке, а я отправляюсь преследовать моих врагов». После этих слов дама очень низко склонилась перед королем, а он весьма быстро взял ее за правую руку и слегка пожал в знак любви. Это доставило ему превеликое удовольствие. Потом заметил король, что рыцари и придворные девицы заняты тем, что прощаются друг с другом. Тогда он вновь подступил к графине, чтобы сказать ей всего лишь пару слов: «Моя дорогая госпожа! Препоручаю вас Богу до моего возвращения! Я прошу, чтобы вы соизволили поразмыслить и принять иное решение, нежели то, о коем вы мне сказали». — «Дорогой сир, — ответила дама, — Славный Отец да изволит вас вести и отвращать от низких и бесчестных помыслов. Ибо я всегда намерена и готова служить вам — к вашей чести и моей собственной».

После этого король вышел из покоя, и дама проводила его до самого зала, где стоял его жеребец. Тогда сказал король, что не сядет на коня до тех пор, пока дама будет там находиться. Поэтому, чтобы не тянуть время, графиня на сей раз уже полностью простилась с королем и его рыцарями и ушла в свой покой с придворными барышнями.

Когда король уже должен был сесть верхом, девица, имевшая поручение от своей госпожи, подошла к нему и преклонила колени. Видя это, король тотчас поднял ее, надеясь, что она хочет говорить на определенную тему. Однако она сказала: «Монсеньор, вот ваш перстень, который госпожа вам возвращает. Она покорно просит, чтобы вы не изволили расценивать как невежливость то, что она не хочет оставить перстень у себя. Вы уже и так сделали ей столько иных благодеяний, что она, по ее словам, обязана вечно быть вашей слугой».

Слушая просьбы и извинения графини, переданные девицей, и видя свой перстень в ее руке, король был весьма изумлен. Тем не [386] менее, он тотчас вернулся к своей прежней приветливости. И, дабы оставить перстень в замке, как он это уже решил про себя, король сказал в ответ коротко (ибо долгая речь была неуместна): «Барышня, поскольку вашей даме не по нраву мелкий выигрыш, который она с меня получила, пусть он достанется вам».

Сказав это, он тотчас сел на коня, покинул замок и выехал в поле вместе со своими рыцарями. Там нашел он графа Пемброка, который поджидал его с пятью сотнями копий. Затем выступили они все вместе и двинулись вслед за войском. А барышня, о коей вы слышали, вернулась к своей госпоже и, пересказав ответ короля, хотела отдать ей золотой перстень, проигранный королем в шахматы. Однако госпожа не пожелала его взять и сказала, что нисколько на него не притязает, и раз король подарил его барышне, то пусть она распорядиться им к своей выгоде. Так и остался королевский перстень у барышни.

О том, как король Эдуард преследовал шотландцев до самого Джедуортского леса, а затем раскинул напротив них полевой лагерь

Однако оставим рассказ о госпоже Алисе, графине Солсбери, и вернемся к королю Англии и шотландцам. После того как король отбыл из вышеназванного замка, он ехал начиная с полудня и до самого вечера, пока не нашел свое большое войско, раскинувшее лагерь на равнине, вдоль одной реки. Затем он расположился среди графов и баронов и держался довольно бодро, стараясь как можно лучше скрывать свое душевное состояние. Он не открылся никому, будь то даже его ближайшие друзья. Однако от этого его любовные муки вовсе не уменьшались, и столь сильно он был ими охвачен, что в своем уединении только и делал, что размышлял. И много раз случалось во время этого похода, что, усевшись за стол, он ел очень мало и лишь раздумывал. Поэтому его люди удивлялись: откуда на него нашла такая задумчивость? И полагали, что это было из-за шотландцев, которые в том году уже два раза вынуждали его идти за ними вдогонку, и оба раза он ничего от них не добился, ибо они постоянно убегали в сторону Джедуортского леса и до сих пор [387] придерживались этого способа действий. Поэтому бароны всеми силами старались вывести короля из его состояния, а он, желая хранить свою тайну, вполне позволял, чтобы в его задумчивости винили шотландцев и, таким образом, находили ей ложное оправдание.

Преследуя шотландцев, король ехал до тех пор, пока не нашел их. Они уже отступили за город Бервик на расстояние в добрых три дневных перехода и расположились спиною к Джедуортскому лесу, у самого его края. Шотландцы очень красиво выстраивались там в поле, но каждый вечер возвращались в лес, будучи совершенно уверены, что англичане никогда туда не сунутся.

Король повелел, чтобы все его люди раскинули лагерь напротив шотландцев, отгородившись от них обозом. Так провели они друг перед другом пять дней, и каждый день шотландцы выходили из леса и показывали своим видом, что хотят сражаться. Англичане, в свою очередь, тоже строили полки и надеялись, что будет дело. Однако при этом никто из них не покидал боевых порядков. Лишь некоторые отчаянные башелье, желая добыть военные призы, выезжали вперед и вызывали шотландцев сразиться на копьях. И знайте, что их вызовы всегда принимались, — никто ни разу не уехал с отказом. Так же было и в тех случаях, когда шотландцы вызывали англичан. Между лучниками и пешими воинами тоже случалось много стычек и перестрелок, в которых многие были убиты и ранены. Однако полки вовсе не ломали строй из-за отдельных поединков и стычек.

Средь шотландцев больше всего похвал снискали мессир Вильям Дуглас, мессир Саймон Фрезел и один французский рыцарь, который некогда уже побывал в Шотландии и теперь вновь пересек море вместе с шотландским королем, дабы поискать ратных приключений. Его звали мессир Арнуль дʼОдрегем, и он совершил там множество превосходных подвигов.

У англичан было изрядное количество добрых рыцарей — больше, чем у шотландцев, ибо они в целом были более многочисленны. В частности, немало прекрасных подвигов совершили там мессир Готье де Мони, мессир Льюис Бошем, мессир Джон Чендос и мессир Вильям Фитц-Уорен. [388]

О том, как короли Англии и Шотландии заключили между собой предварительное перемирие и распустили свои войска

Тем временем осмотрительные и мудрые рыцари с той и с другой стороны, вместе с двумя епископами — Винчестерским от англичан и Сент-Эндрю от шотландцев, постарались заключить между двумя королями короткое перемирие ради освобождения графа Морэйского, который был пленником англичан, а также графа Солсбери и графа Саффолка, которые были пленниками короля Франции и находились в Париже. Из-за этих трех пленников короли и самые видные сеньоры в обеих армиях склонялись сердцем к тому, чтобы заключить перемирие и произвести обмен — чужого на своего. Ведь у пленников там были влиятельные друзья и родственники, которые были бы рады видеть их освобожденными. А кроме того, они попали в плен на войне, верно служа своим сеньорам, из-за чего оные короли и те, кто участвовал в переговорах, согласились на это более охотно.

В конце концов договорились и условились, что перемирие будет заключено сроком на два года, если король Филипп Французский даст на это свое согласие, ибо король Шотландии был связан с ним такими прочными союзными обязательствами, что не мог заключать ни мира, ни перемирия без его одобрения. А в том случае, если бы король Франции не пожелал на это согласиться, перемирие должно было длиться до дня Святого Христофора с условием, что король Англии не должен оказывать никакой поддержки и помощи тем англичанам, которые захватили и удерживали два мощных замка — Роксбург и Стерлинг. Кроме того, было обещано отпустить из плена графа Морэйского без всякого выкупа, если только король Шотландии сумеет убедить короля Франции, чтобы он отпустил из плена графа Солсбери, также без выкупа, а за графа Саффолка назначил бы разумную цену, какую следует назначать за благородного человека, не слишком его обременяя. И надлежало все это обсудить до ближайших праздников Святого Иакова и Святого Христофора 5.

Так, как вы слышали, было согласовано и утверждено это перемирие. [389]

Король Шотландии распустил своих людей, дав каждому дозволение вернуться в свои края до той поры, пока он не призовет их вновь. Затем он немедленно послал во Францию, к королю Филиппу, достаточно представительных послов — таких как епископ Сент-Эндрю и Александр Рамсей.

Король же Англии вернулся назад в Бервик и дал отпуск всем своим людям; и разошлись они по своим краям.

О том, как король Эдуард, находясь в городе Бервике, вспоминал о графине Солсбери и боролся со своими желаниями

Король Англии задержался в Бервике примерно на восемь дней. Как вы уже слышали, он распустил все свое войско и остался там с малой свитой, состоявшей только из его ближайших придворных. Уделив внимание замку и городским укреплениям, он настоятельно попросил монсеньора Эдуарда Балиоля, который был комендантом от его имени, чтобы он соизволил проявить радение во избежание какого-либо укора или урона. Ибо он, король, будет очень разгневан, если шотландцы внезапно захватят и отнимут у него замок из-за беспечности и отсутствия доброй охраны. Мессир Эдуард сказал ему в ответ: «Монсеньор, если угодно Богу, этого не случится! Я буду столь же бдителен в дальнейшем, сколь был по сию пору!». И король сказал ему, что вполне на него полагается.

Пока король Англии пребывал в Бервике, он очень часто возвращался в своем воображении к графине Солсбери, ибо столь сильно был в нее влюблен, что никак не мог избавиться от этих мыслей. Иногда он говорил сам себе, что по пути в Англию заедет в замок Солсбери, но тут же начинал себе противоречить. Затем он снова твердо решал, что сделает это, и поскольку при расставании с дамой он не нашел ее столь уступчивой, как ему бы того хотелось, он должен направить свои речи в более подходящее русло. И, быть может, к его возвращению она одумается, и он найдет ее более приветливой, чем прежде.

Так спорил король сам с собой. В какой-то час он был печален, в какой-то — радостен. Одно время Честь и Верность его укоряли за то, что он дал обосноваться и утвердиться в своем сердце такому вероломному желанию — обесчестить столь доброго рыцаря, как [390] граф Солсбери, который всегда очень верно ему служил. Но затем Любовь охватывала его с новой силой и внушала ему с помощью великого жара, коим он был полон, что для какого-нибудь короля влюбиться в столь благородную, изящную, милую и красивую даму, да еще в собственном королевстве, — это вовсе не подло и не бесчестно. Ибо рыцарь стал тем, кто он есть, благодаря ему, а, значит, может доверять ему больше, чем кому-либо другому за пределами его королевства. А кроме того, если он влюблен, то это лишь ко благу для него, для его страны и для всех рыцарей и оруженосцев, ибо он от этого будет более весел, задорен и воинственен, и станет устраивать больше, чем прежде, джостр и бугуртов, пиров и балов, и будет от этого более предприимчив и рьян в своих войнах, и станет более дорог и близок своим людям, и более грозен для своих врагов.

Так рассуждал и размышлял король. В какой-то час он говорил себе, что творит безумие, думая об этом, и что дама, из-за которой на него находят эти приступы, весьма тверда в своем решении и скорее даст себя убить, чем совершит поступок, навлекающий на нее хулу и бесчестие.

Затем король говорил: «Однако, даже если она не желает и не соизволяет меня любить, я все равно хочу о ней думать и любить ее совершенной любовью, ибо это доставляет мне великое удовольствие».

Так вступил король в эту внутреннюю борьбу, которая не прекращалась в нем еще долгое время, как вы узнаете далее из этой истории. Тем не менее, тогда благоразумие в нем победило. Опасаясь испортить и потерять то, чего он вовсе не имел, король не осмелился вернуться к госпоже Солсбери, но взял себя в руки и обратился к ней через ее племянника, монсеньора Вильяма Монтэгю. Король сказал ему: «Вильям, передайте графине, вашей тете, чтобы она радовалась, ибо скоро вновь обретет подле себя своего супруга». И рыцарь ему ответил: «Сир, охотно!».

(Конец фрагмента)

Перевод и примечания М. В. Аникиева.

Комментарии

1. Перевод выполнен по изданию: Amiens. T. II. P. 172-193. Текст разбит переводчиком на отдельные смысловые фрагменты, которые снабжены самостоятельными заголовками.

2. Эврюик — одно из средневековых названий города Йорка (от латинского «Эбуракум»).

3. Граф Морэйский попал в плен в результате ночной вылазки англичан из города Ньюкасл-на-Тайне.

4. Так Фруассар называет область Камберленда с кельтским населением.

5. То есть до 25 июля 1342 г.

Текст воспроизведен по изданию: Война и любовь в 1341 г. Жан Фруассар о походе Эдуарда III в Шотландию (пер. М. В. Аникеева).