Хроники кладоискателей (СИ)

Глава 19. Свидание

— Ну, и куда вы теперь, на ночь глядя? — Оля поочерёдно переводила взгляд то на меня, то на Вовку.

— Да у нас палатка просто отличная! Получше пятизвёздочного отеля! Сейчас в лесу поставим, заночуем, а завтра утром в путь… — ответил я, стараясь вести себя как можно безмятежнее, чтобы не навязываться на ночлег.

— Вот ещё! Я-то думала, вы в город поедете. Ну что вы, ребят! Ещё и с палаткой по темноте голову морочить. Давайте я вам лучше в летней кухне постелю на кушетке! — она с надеждой поглядела на нас, и, видя, что мы очень даже не против, добила: — А утром вы бы меня до остановки подвезли.

Мы, молча, переглянулись, и Вовка с опаской спросил:

— А дедушка не будет против?

Сон не шёл, и я размышлял о жутком рассказе деда Прохора, глядя в кухонный потолок.

— Слышь, Вован, ты спишь?

— М-м-м? — послышалось в ответ его вопросительное мычание.

— Ты слышал что дед говорил по поводу того оврага?

— Что-то слышал. Нес какую-то ересь про чертей, про могилы какие-то… Чё тебе не спится-то?

— Да припугнул он меня своими страшилками, если честно. Я и сам от себя не ожидал, только…

Вовка насмешливо хмыкнул:

— Пить надо меньше, чтоб черти не мерещились. Спи, давай, нам завтра вставать рано, ехать далеко.

— А если клад наш здесь лежит, а мы вот так возьмём и уедем, не проверив? Ты же сам слышал, как звенело всё вокруг!

— Ага! В прошлой яме тоже всё звенело, дай бог как! Я до сих пор весь тот звон до конца из карманов не выгреб! Давай спать, друг. Нам ещё есть, где покопаться. А деду и без нас в жизни досталось. Давай хотя бы мы не будем старому своими забавами нервы трепать.

И, чёрт возьми, он был абсолютно прав!

Уснуть никак не получалось. На смену мыслям о кладе пришли не менее, а может быть и более мучительные, мысли о хозяйке дома, в котором мы проводили нынешнюю ночь. Я лежал и размышлял, о чём или о ком она сейчас думает, засыпая в постели и рассыпав по подушке волны своих огненно-рыжих волос. В памяти, почему-то, всплыла Машка из такого далёкого и беззаботного детства. Как сложилась её судьба? Где она сейчас?

Я перевернулся на бок и попытался уснуть, однако, жуткий храп друга, раздавшийся через пару минут у самого моего уха, свёл на нет все старания. Ежеминутные толчки локтем в бок спящего соседа не дали должного эффекта и я, решив, что поспать мне сегодня вряд ли удастся, оделся и вышел во двор.

В доме горел свет. Видимо, Оля тоже до сих пор не спала. Шторы были прикрыты не плотно, и тем самым вызывали непреодолимое желание подойти поближе и всего лишь одним глазком ещё раз взглянуть…

«Ну, нет… Я же не настолько подлый, правда? Ну, разве я могу подглядывать за ни о чём не подозревающей девушкой, которая, к тому же, так великодушно разрешила нам переночевать у неё в гостях?» — размышлял я по пути к заветному окну. «Нет, меня не так воспитывали! Что ж я маньяк какой, что ли? Серёжа не такой! — но подлый и настойчивый внутренний голос — гад — предательски шептал: «Такой-такой!». А когда я преодолел клумбу, вплотную подойдя к цели, последние рубежи совести, в борьбе с искушением, пали и в окне, пред моим жаждущим взором, предстал… Прохор Матвеевич, употребляющий очередную порцию огненной воды и закусывающий её родимую аппетитной котлетой.

Кроя себя, в глубине души, трёхэтажным матом за проявленное малодушие, выбрался из цветника и практически сразу был ошарашен испуганным женским возгласом, раздавшимся откуда-то сбоку из темноты.

— Прости, Оля! Это я! Сергей! — чувствуя, как к лицу приливает горячая кровь жуткого стыда и смущения, затараторил я, — Где тут у вас?… Ну, этот… То есть эта… — я лихорадочно пытался придумать причину, по которой оказался посреди ночи в клумбе, но в голову настойчиво лезла только какая-то чушь. В итоге, не придумав ничего получше, ляпнул: — Сушняк у меня, в общем! Похмелье! Воду никак не мог найти. А тут вот бочка…

— Боже! Серёж, в этой бочке дождевая вода для полива цветов! — она прыснула весёлым смехом, — Только не говори, что успел напиться!

— Да нет… — в душе искренне радуясь ночной темноте, ответил я. Если бы Оля сейчас видела мои красные от стыда уши и лицо, то версия с бочкой точно бы не прокатила. — А ты почему на улице? Не спится?

— Не спится… — как-то задумчиво проговорила она и, как раз, её-то чудесную улыбку ночь укрыть не смогла.

— Так может, прогуляемся? — спросил я, уже понимая, что она ждёт от меня этого вопроса.

— С удовольствием! Только схожу, переобуюсь.

Стояла тихая, безветренная ночь. С огорода доносился мерный стрекот сверчков. Над головой то и дело с гулом проносилась тяжёлая авиация в виде майских жуков. На безлунном небе тускло мерцали миллионы звёзд, заполоняя весь небосклон и создавая сплошной светящийся купол. Да уж! Такого неба в городе не увидеть…

— Красиво, правда? — донёсся с крыльца Олин задумчивый голос. Я не ответил, и подойдя ближе, подал руку.

— И куда же мы с тобой пойдём?

— Нашла, у кого спросить! Ты же у нас местная, тебе и решать.

— Ага… Вот так, значит, ты перевалил всю ответственность на хрупкие женские плечи, да? Ну, хорошо… — она загнула один палец на руке: — Просто гулять с интересным молодым человеком по улицам — довольно рискованная затея. Завтра вся деревня будет об этом знать. — Оля говорила с каким-то детским беззаботным весельем, явно находясь в предвкушении романтического вечера. Глядя куда-то вверх, загнула второй палец: — Идти среди ночи в лес с малознакомым человеком, а к тому же ещё и в лес, полный пьяного народу — это вообще не комильфо, согласись! — третий палец: — Сельская дискотека? Уж лучше тогда с дедушкой водки выпить…

— Предлагаю к реке! — вызвал я огонь на себя, представив очередную пьянку в компании Прохора Матвеевича.

— Хм… А что у реки?

— Как что? Лягушки, конечно! И комары! Что же ещё?

— Ох и умеете вы, Серёжа, девушек уговаривать! Я согласна! — она засмеялась, пожала плечами и, держась за мою руку, спрыгнула со ступенек. С чувством юмора у девушки оказалось всё в порядке, что не могло не радовать. Жестом предложил ей уцепиться за свой локоть, чем та, не колеблясь, поспешила воспользоваться и мы неспешным шагом двинулись к реке.

— А расскажи мне что-нибудь о раскопках! — с азартом в голосе попросила Оля, чем ввела меня в конкретный ступор.

— О каких ещё раскопках?

— Ну, как это о каких? О любых! Ты же археолог, в конце концов?

— Археолог, археолог… — пробормотал я, на ходу пытаясь придумать какую-нибудь археологическую байку, но получалось только ругать себя за то, что приходится врать, — Знаешь, тут и рассказывать-то особо нечего. Но одно тебе могу сказать точно: когда ты поднимаешь из земли что-то, потерянное сотни, а может быть и тысячи лет назад, и берёшь это в свои руки, то начинаешь физически ощущать в этом предмете вес этих самых веков! Только представь: тысячи лет назад здесь — вот прямо здесь — жили совершенно конкретные люди, которые очень сильно отличались от нас с тобой. И люди эти были такими же хозяевами местных земель, какими сейчас считаем себя мы — славяне. Они говорили на совершенно другом языке, поклонялись каким-то своим богам, передавали из поколения в поколение свои традиции, нравственные устои и легенды о предках… Это был великий народ! Народ — завоеватель! Народ — покоритель! Сейчас его нет. Давно нет. Не осталось людей, не осталось языка, не осталось ни одного человека на земле, которого можно было бы с уверенностью назвать потомком великих скифов. И, всё же, иногда получается прикоснуться к той эпохе. И происходит это в тот момент, когда ты поднимаешь из земли предмет, потерянный две или три тысячи лет назад и понимаешь, что его потерял совершенно конкретный человек, при совершенно конкретных обстоятельствах, но очень и очень давно! А другой, не менее конкретный и не менее давно живущий человек, изготовил эту вещь своими руками! Он старался, прилагал усилия и фантазию! Он долго учился этому ремеслу, постигал все тонкости и вот он сделал, ну, например, наконечник для стрелы! Из бронзы! А сегодня ты, такой же конкретный, но уже современный, поднимаешь этот наконечник с осознанием, что ты первый человек, к которому он попал с тех давних пор! Невероятное чувство!

Довольный своей находчивостью, а также тем, что всё-таки не пришлось врать, я нащупал в своём внутреннем кармане заботливо припрятанный наконечник и протянул его Оле. Она остановилась, уставилась на мою ладонь и, боясь притронуться, принялась рассматривать в ночных сумерках старинную диковинку.

— Это что? Он самый? Скифский наконечник? — почему-то шёпотом спрашивала Оля.

— Угу, он самый. Держи, не бойся! — и только после этих слов она решилась взять его в руки.

— Такой маленький. Я думала, они должны быть больше. Боже мой! А ведь и вправду — ему же много тысяч лет! Просто чудо какое-то! Даже не верится, что я его держу.

— Дарю, — великодушно провозгласил я, но Оля тут же отрицательно замотала головой и поспешила вернуть находку мне:

— Нет, что ты. Я не могу!

— Да бери, говорю, у нас этих наконечников знаешь сколько? Пруд пруди! Складывать некуда! Мы же археологи, ели-пали!

Оля заколебалась, но я ещё раз настоял и она сдалась:

— Я буду его с собой в сумочке носить. На удачу! Спасибо тебе… — она улыбнулась и проворно чмокнула меня в губы. Я аккуратно обнял её за талию и какое-то время вглядывался в самые удивительные глаза на свете. Её улыбка превратилась в лёгкое смущение, но противиться моим объятиям она не стала. Ещё мгновение я наслаждался видом её глаз и после поцеловал.

Дальнейшая наша прогулка до самой реки и обратно вспоминается как будто во сне. В хорошем сне. В самом счастливом… Мы распрощались у порога дома. Оля ещё раз поцеловала меня, пожелав спокойной ночи, и оставила в полном одиночестве.