Хроники кладоискателей (СИ)

Глава 4. Архив

Архив встретил нас библиотечным запахом и затылком явно женской головы с гулькой из седых волос. Туловище было небольшим и состояло из квадрата с торчащими из него нижними конечностями. Одето туловище было в длинную коричневую юбку и пиджак из того же материала. Верхних конечностей видно не было вовсе. Оставалось надеяться, что они всё же есть, просто скрыты от нашего взгляда и находятся где-нибудь впереди. Весь организм женщины дислоцировался у окна холла Облархива и, судя по чавканью, был активно занят поглощением пищи. Голова, в ответ на наше дружное приветствие, глухо промычала:

— Угу…

Мы с моим другом ребята смекалистые, поэтому сами догадались, что леди таким экстравагантным образом поздоровалась. Туловище не двигалось, а чавканье продолжалось с прежней интенсивностью. Вовка, почему-то, поприветствовал её ещё раз и, переведя взгляд на меня, недоумённо пожал плечами. Повисла неловкая пауза в нашем, не успевшем начаться, диалоге. В помещении было тихо. На обшарпанном столе архивного работника блестел глянцем старый дисковый телефон, и лежала какая-то серая канцелярская книга, с привязанной к ней дешёвой китайской ручкой. На стене кварцевые часы издавали мерное тиканье, которое, эхом разносилось по абсолютной тишине помещения государственного учреждения. Я решил, что прождали мы уже достаточно долго, и только решился на вопрос, как вдруг прямоугольное туловище начало осуществлять медленное поступательное движение вокруг своей оси против часовой стрелки. Руки были! У меня отлегло от сердца… Одна из них держала чашку, а другая совершала «вытирательные» движения о полу коричневого пиджака. В голове был рот, и он жевал. Глаза тоже были, и они смотрели на меня, а я, впервые в жизни, ощутил на себе действие телепатии. Мысли архивного секретаря стремительной рекой вливались в мозг и яркими красками изображали отчётливую картину следующего содержания: «Мы с моим другом Вовой — ничтожнейшие создания, ничего не смыслящие в процедуре регистрации запросов от граждан, и даже не ведающие о существовании действующего Закона «Об обращении граждан в государственные учреждения»! Из-за таких вот никчёмностей, как мы с Вовкой, в её жизни нет счастья, а страна разворовывается, и не видно этому конца. И вот мы стоим перед Ней и ПОЛНОСТЬЮ зависим от Её дальнейших решений! Она вершит судьбу ничтожеств! И ничтожества справедливо ответят за своё ничтожество!».

Заготовленный заранее вопрос застрял между голосовых связок, так и не родившись, а женщина — назовём её так — показав всем видом, что никакого интереса к нам не испытывает, медленной походкой подошла к столу, присела, уставилась на телефон и, стараясь выковырять языком застрявшую между зубов еду, сухо и громко проскрежетала:

— Слушаю!

Я стал лихорадочно вспоминать для чего мы сюда вообще пришли. Вовчик тоже молчал, видимо надеясь, что я шокирован в меньшей степени. В итоге образовалась пауза. Она цокнула языком и, очень глубоко вдохнув, очень громко выдохнула, затем облокотилась о столешницу и сцепив пальцы в замок, отвернулась в сторону. Истерично зазвонил телефон. Вовка чуть не подпрыгнул от неожиданности. Женщина неторопливо сняла трубку и поднесла её к уху, бросая на нас обжигающий взгляд. Я отошёл в сторону, Вовка попятился следом за мной.

— Архив! — заскрипела она в трубку, и мне почему-то стало жаль невидимого собеседника, но в следующее мгновение произошло что-то совсем уж невероятное: на лице женщины, неведомо откуда, появилась настоящая улыбка! Не оскал, не ухмылка, а именно улыбка! Голос тоже изменился и стал немного походить на женский: — Привет, дорогуша!

Мы с Вовчиком невольно переглянулись и без слов поняли, что не всё ещё потеряно и ситуацию можно попытаться исправить. Пока женщина говорила с подругой о своей нелёгкой жизни, у нас было время окончательно прийти в себя и сделать правильные выводы.

— Тут в соседнем здании есть магазин продуктовый. Дуй туда, купи коробку конфет, — я протянул Вовке купюру и хлопнул по плечу, — Можешь ещё банку кофе захватить. И шоколадку! И в пакет всё обязательно!

— Ага, — ответил тот и пулей выскочил за дверь.

Через полчаса мы уже снимали копии со старинных карт, а милейшей души архивный работник, заботливо хлопочущая вокруг нас, участливо предлагала ознакомиться с оригиналами «Плана генерального межевания» нашей губернии.

Выйдя из здания архива, я нашёл взглядом стоматологическую клинику и потащил своего друга в её сторону. Вовка, абсолютно не понимая к чему эта спешка, и куда мы вообще направляемся. Пытался сопротивляться, а когда подошли к крыльцу клиники, то и вовсе вырвался и торопливо засеменил в противоположном направлении, боязливо оглядываясь через плечо. Я стоял на месте, а Вовчик отошёл от меня на безопасное расстояние, остановился и, глядя круглыми от страха глазами, демонстративно отрицательно замотал нечёсаной головой из стороны в сторону.

— Ну, хорошо. Тогда начнём с парикмахерской…

На поезд меня провожал чисто вымытый, гладко выбритый, стриженый и надушенный молодой человек в новых лаковых туфлях, фирменных джинсах и модной рубашке с позолоченными запонками. Хронического пьяницу в нём выдавала лишь лёгкая припухлость лица и жуткие чёрные зубы, которые исправлять было уже просто некогда. Я пообещал другу приехать через неделю, как только улажу дела на студии, и закончить его преображение. Он заверил, что твёрдо решил завязать с выпивкой и начать новую жизнь. Я, в свою очередь, оставил ему визитку и разрешил звонить в любое время, даже среди ночи. Так мы и расстались. А в город мне удалось вернуться только полгода спустя.