Хроники кладоискателей (СИ)

Глава 32. Эшелон

Место, о котором рассказывал Ромео, найти было не сложно и подойдя к нему, сразу стало ясно — здесь! Среди сравнительной равнины, вдруг начинался перекопанный вдоль и поперёк участок земли. Вокруг было разбросано множество ржавого железного мусора. Какие-то ямы давно заросли травой и со временем превратились в небольшие овражки. Часть углублений была совсем свежей. А в некоторых, суетливые стрижи уже успели обосновать свои маленькие норки-гнёзда. Нелегальные раскопки регулярно велись на участке между железнодорожным полотном и старым хвойным лесом, из которого сейчас доносилась перекличка грибников.

— Как бы тут до нас всё не выкопали, — задумчиво бубнил Вовка, прохаживаясь от одной ямы к другой и пристально всматриваясь себе под ноги, в надежде отыскать что-нибудь интересное.

Я вышел на нетронутый кусок земли, расчехлил сапёрку и всадил её в мягкую песчаную почву. За полчаса раскопок, наши с Вовчиком карманы были плотно набиты настоящими патронами, солдатской ремённой пряжкой со звездой и порохом в виде тоненьких, как ампула от шариковой ручки, трубочек разной длины! С каждой новой находкой, азарт рос всё больше! Мы перестали замечать, что творится вокруг, и полностью сосредоточились на нашей ямке, которая росла всё больше и больше с каждой минутой.

— А прикинь, если пистолет найдём! — яростно отгребая выкопанный мною песок и просеивая его между пальцев, тараторил Вовка, — Ох и Ромео! Ох, и красавчик! Не обманул! О! Ещё патрон!

Я слишком сильно запыхался, чтобы что-то отвечать другу, но остановиться уже не мог и продолжал копать.

— Здорово, внучки! — услышали мы за спинами сухой и какой-то скрипящий голос, явно принадлежащий взрослому и даже немолодому человеку.

Сердце застыло. В следующее мгновение я резко обернулся и увидел стоящего в двух метрах от меня старика с лукошком грибов в руках и в соломенной шляпе на копне седых, курчавых волос. Вовка тоже, бросил грестись, сидел на пятой точке и глядел на деда, вытирая нос рукавом. От сердца отлегло. Старик был вовсе не страшный, а даже наоборот, какой-то смешной и нелепый. Глядя на него, у меня возникла чёткая ассоциация с Дядюшкой Ау из одноимённого мультфильма.

— Здравствуйте, — поздоровался я в ответ.

— Ну, чаво? Нашли чавой-то, али нет? — щурясь на солнце, поинтересовался у нас тот.

— Ничего мы не нашли, — поднимаясь медленно на ноги соврал мой друг.

— Так уж и ничаво, — недоверчиво, но добродушно улыбнулся дед, — Вы тут вже до-о-олго копаете, я недалече грибочки собирал и усё видел…

— А что такое? Нельзя копать, что ли? Может, мы тут землянку решили устроить!? — возмущённым голосом продолжил врать Вовка.

— Ага, то-то я вижу, усе тут себе землянки копають. Жить, видать, негде, вот и лезуть под землю… — кивал головой дед, а потом уже значительно тише добавил, присаживаясь на сухую траву и начиная скручивать жёлтыми пальцами самокрутку: — Да ты не боись, внучок, не отберу. Я токмо спросить хотел, не находили ли тут чаво, что мои друзья покойные подрастеряли, когда их в сорок первом на куски бомбами рвало.

Мы с другом, молча, переглянулись и снова уставились на старика. А тот, как ни в чём не бывало, продолжал крутить свою папиросу из старой газеты. Чиркнув спичкой, он подкурил, и вокруг седой косматой головы выросло сизое облачко дыма, которое тут же подхватил и унёс лёгкий осенний ветерок.

— Ну, чаво глядите на меня, как на пугало какое? Да, хлопцев добрых у войну тут полегло много. Дюже много, внучки, дюже…

— А вы воевали? — спросил я, надеясь услышать из первых уст настоящую историю о настоящей войне.

И мы её услышали. Дед рассказывал медленно, с расстановкой, тщательно вспоминая детали. И было видно, как тяжело ему даются эти воспоминания.

Летом сорок первого, когда по всему Советскому Союзу была объявлена всеобщая мобилизация, этот дед — тогда ещё мужик в расцвете сил — а также многие его односельчане, друзья, родственники, записались добровольцами в Красную Армию. Прибыв утром стройной колонной на сельскую железнодорожную станцию, они были распределены по грузовым вагонам эшелона, идущего на фронт и везущего боеприпасы. Провожало всё село. Бабы громко рыдали, плетясь следом за отбывающим поездом и спешно передавая будущим солдатам корзины с продуктами. Девчата скромно топтались в сторонке, украдкой утирая горькую слезу и стараясь высмотреть в маленьких окошках вагонов лица своих женихов. Детишки бежали следом и выкрикивали своим отцам и старшим братьям назидательные слова, а также просьбы бить немца и возвращаться поскорее домой.

Очень скоро перрон родной станции остался позади, за окнами поплыл сосновый лес. Железные колёса мерно отбивали такт, где-то в другом конце вагона весело заиграла гармошка и два голоса запели лихую казацкую песню. Скоро знакомый мотив подхватил уже весь вагон! Наш рассказчик был в молодости парнем голосистым и тянул припев громко, вкладывая в каждое слово всю душу. И хотелось в бой парням в тот момент, и хотелось гнать со своей земли врага непрошеного, и каждый верил тогда, что скоро вернётся домой — кто к жёнушке любимой, а кто к мамке родной…

И не заметили призывники-добровольцы из-за той песни, как немец над идущим составом пролетел и сбросил на них первую бомбу. Взрыв громыхнул в хвосте поезда. Вагон резко дёрнулся и те, кто ехал стоя, повалились на пол. Гармошка смолкла, а слова песни так и застряли в горле. Ещё один разрыв, и ещё, и ещё! Одним из них разорвало боковую стену вагона, и ошмётки толстых досок влетев внутрь, врезались в крепкие молодые тела призывников, коверкая их внутренности и отрывая конечности. Теперь был отчётливо слышен вой двигателей нескольких самолётов кружащих в воздухе как огромные шершни. Крики раненых не стихали. Состав, ещё не успев, как следует, разогнаться, начал медленно снижать скорость, на землю из вагонов посыпались ребята и побежали в сторону леса, надеясь найти там укрытие от бомбёжки. Самолёты атаковали их пулемётными очередями и на глазах у деда в одно мгновение стали исчезать целые семьи, дворы, улицы односельчан. Что-то кричали командиры, сопровождавшие эшелон, однако их уже никто не слышал, все просто бежали вперёд. Вот только до леса не добежал ни один.

Дождавшись, когда поезд полностью остановится, он пролез под вагоном и побежал в противоположную от леса сторону, укрываясь в зелёном пшеничном поле. Это и спасло. Дождавшись, когда взрывы стихнут, дед вернулся к поезду. Повсюду лежали трупы и были разбросаны оторванные конечности. Едкий чёрный дым валил отовсюду, вагоны горели, рельсы были искорёжены, как будто это были вовсе не крепкие металлические конструкции, мягкая оловянная проволока.

— Я, внучки, свого племяша по частям збирав. Там нога лежала, а там рука, голова у ярку. Хожу и ищу яво, кличу по имени Семёном, как вроде услышит меня он. Так руку-то яво левую и не нашёл. Часы в него на руке были, я ему за неделю до того на восемнадцать годов подарил, в день рождения, значится, о-о-от… От таки дела, внучки, от така беда тута была. Так я в вас и спрашиваю потому, може вы тута нашли чаво? Може были какие-то часы наручные, чи документы али ещё чаво?

Дед шмыгнул носом и вздохнул, туша самокрутку. Я смотрел на него, не в силах отвести взгляда, и видел перед собой молодого парня, бродящего среди разорванных тел с такими же, как сейчас, влажными от слёз глазами… Он поднялся, с трудом выпрямляя спину, достал из кармана большой целлофановый пакет и, попросив придержать, отсыпал половину собранных грибов из корзины.

— Берите, внучки, хай мамка картохи с грибочками поджарит. Добрые у нас грибы в ентом году, большие. А вкусные какие! Вы таких ещё не кушали.

Не говоря ни слова мы с Вовкой молча закивали головами и стыдливо спрятали глаза.

— Как звать-то вас, внучки? — улыбаясь, спросил дед.

— Я Вова, а он Серёга, — представился за обоих друг.

— А меня дедом Прохором кличут. Прохором Матвеичем. Ну, бывайте, внучки, — выдохнул он и медленно поплёлся в сторону леса, осматриваясь по пути, как будто продолжал поиски руки своего племянника.

Я долго смотрел вслед деду Прохору, пока тот не скрылся за густыми лапами сосновых веток, а когда опомнился, увидел Вовку, спешно выгребающего найденные патроны изо всех своих карманов и сбрасывающего их в специально для этого выкопанную ямку.

— Ты как хочешь, Серый, но я отсюда ничего не возьму, — пробормотал он и принялся загребать патроны лопатой.

— Подожди! — остановил его я и выгреб всё, что накопилось в карманах у меня. Последней опустил в ямку бляху от ремня. Очень бережно опустил, очень аккуратно. Как будто это был вовсе не кусок холодного металла, а частичка чьего-нибудь разорванного шестьдесят лет назад сердца.