Хроники Ворона. Книга первая.

ПРОШЛОЕ НЕ ВСЕГДА ОСТАЕТСЯ В ПРОШЛОМ

Измотанные дорогой скакуны Руин и Брон устало перебирали копытами, меся глубокую грязь. Еще вчера они мчались во весь опор, оставляя позади себя клубящуюся пыль, а теперь едва волоклись, тяжело фыркая и недовольно мотая гривами. Это и неудивительно — ливень не утихал часов уже десять, и тракт за это время превратился в подобие грязной речушки.

А пока крупные капли продолжали срываться с почерневшего неба, ситуацию обострял еще и ветер. Он, неистово свистя, бил всадников по лицу, словно хлыст. Он морозил кожу и выбивал слезы из глаз, а порой его порывы были настолько мощными, что, врезаясь в бока коней, заставляли тех терять равновесие.

Но в этот раз погода тревожила Зорана не из-за банального дискомфорта, а по причине дурных последствий, которые она предвещала: раны Лаура нуждались в чистоте и сухости, которые невозможно было обеспечить в разгул стихии.

Зоран хмуро вглядывался вдаль.

— Я знаю, что ты хочешь там увидеть, — лихорадка еще не лишила Лаура проницательности. Это было хорошим знаком. — И уверяю тебя, мы не остановимся, даже если трактир вырастет прямо из-под земли в шаге от нас.

Зоран глянул на упрямца. Кожа того оказалась едва ли не белее снега. И в целом он напоминал того, кто только что восстал из могилы.

Или того, кто с минуты на минуту в нее отправится.

— Уверяешь? Самонадеянное заявление для того, кто одной ногой в лучшем мире.

— Я чувствую себя вполне… приемлемо.

— Тогда можешь поменяться со своим конем местами. Он-то точно свалится замертво, если не отдохнет.

— Мы не остановимся, — продолжал настаивать Лаур. — Во Фристфурт нужно попасть как можно скорее. Но ты можешь сойти с дороги хоть сейчас. Считай, твой долг уплачен.

— Это вряд ли. То, что ты признаешь его уплаченным, вовсе не делает его таковым, к моему сожалению.

— Забавно.

— Что именно?

— Чем кровавей у человека профессия, тем скрупулезней он подсчитывает долги чести. Другое дело, что само понятие «честь» все трактуют совершенно по-разному.

— И какова же твоя трактовка, хотелось бы знать?

— Хм. Я бы охарактеризовал ее как совокупность принципов, которыми человек гордится особенно сильно, помноженную на способность следовать им, несмотря ни на что.

Зоран усмехнулся. Лауру это не понравилось:

— Ты бы дал другое определение? — недовольно отреагировал он.

— Нет, не дал бы. Но сравнил бы честь с приставшим к телу клещом. И проигнорировать его нельзя, и вырвать до конца не получается.

Ливень усилился неожиданно. Он хлынул на путников в буквальном смысле водной стеной, заставляя замолчать. И некоторое время они шли в полном безмолвии. До того момента, пока гнев небес опять слегка не утих.

— А ты, Генри, — прервал молчание Зоран. — с чем бы сравнил честь?

— С путеводной звездой.

— Да ты романтик, — иронично отозвался уроженец Норэграда.

— Скорее, реалист, выбирающий поэтичные формулировки, — вставил Лаур.

Генри промолчал. Он вообще оказался не очень словоохотливым человеком.

— О как.

— А разве в этом нет доли правды? — Лаур решил отстоять выбранную Генри метафору. — Того, кто ей обладает, честь всегда вынуждает сойти с того места, где он находится. Она всегда требует этого. Нет такой разновидности чести, которая призывала бы своего владельца оставаться в комфортном для него состоянии. Честь всегда заставляет принимать неудобные решения и идти рядом с теми, с кем хочется идти меньше всего, и туда, куда на первый взгляд не нужно.

— Это точно, — согласился Генри.

— Нас с Генри именно честь привела в свое время во Фристфурт. И именно честь, похоже, ведет тебя сегодня туда же.

— Путеводная звезда, — подытожил немногословный товарищ Лаура.

Зоран задумался о чем-то своем, а после промолвил:

— Пока что она привела меня разве что под этот гребаный дождь.

***

Время шло, стихия не унималась, а Лауру, как бы он ни бодрился, плохело.

Но Зоран разглядел вдалеке трактир, прямо возле дороги. Это давало надежду. И только он хотел открыть рот, чтобы призвать своих новых товарищей последовать в заведение, как вдруг Лаур, который уже едва оставался в сознании, тихим голосом произнес:

— Зоран… только ненадолго.

Видимо, самочувствие его совсем ухудшилось, иначе он бы не осознал необходимость все-таки позаботиться о своей ране.

— Не дольше, чем потребуется. Обещаю.

В придорожных трактирах всегда таится скупое, но притягательное очарование. И пусть про заведения подобного рода всегда найдется, что сказать плохого, будь то неизбежное присутствие сомнительных личностей, или дерьмовая кормежка, или неухоженность, обшарпанность и клопы, одного у них не отнять — ощущения безопасности и покоя, которое они дают уставшим, оголодавшим и избитым ливнями путникам.

Тот трактир, куда ввалилась насквозь вымокшая троица, назывался «Ушибленный цыпленок», и внутри него, за исключением хозяина заведения, никого не оказалось.

Зоран подошел к стойке, а за ним, опираясь на Генри, доковылял Лаур, вымотанный и бледный.

— Нелегкий путь выдался, а? — приветливо обратился трактирщик, крепкий усатый мужчина, волосы которого едва тронула седина, к вошедшим гостям.

— Льет как из ведра, черт подери. Да тут еще и поцарапались мы немного. Нам бы сухих полотенец, братец. Поможешь? — сказал Зоран.

— Отчего ж нет? Путнику помочь — дело святое. Для этого я здесь и нахожусь. Я — Джордж.

— Зоран. А это — Лаур и Генри. Еще раз: нам бы…

— Сухих полотенец и свободные комнаты. Пойдемте за мной скорее, я понял вашу спешку.

***

Позаботившись о ране Лаура, Зоран оставил его ночевать в комнате под чутким присмотрам Генри. А сам, скинув потяжелевший от влаги плащ, вернулся к стойке, где снова обнаружил Джорджа.

— Не спится? — поинтересовался трактирщик.

— Ага, — мрачно прохрипел Зоран, даже не попытавшись скрыть свое дурное настроение.

— Если хочешь знать мое мнение, — Джордж немного наклонился к Зорану с таким видом, будто хочет сообщить ему какую-то тайну. — в «Ушибленном цыпленке» лучшая выпивка, какую только можно найти в радиусе пятидесяти миль.

— Какая ненавязчивая рекомендация, — с нотками иронии начал Зоран. — Держу пари, еще и непредвзятая.

— Не смотри, что я хозяин этого заведения. В высказываниях о спиртном я беспристрастен, как верховный судья на каком-нибудь заседании.

— В том-то и беда. Беспристрастность сейчас не в моде у судей, по крайне мере, в Ригерхейме. Ну да ладно. Я на роль гурмана не претендую. Налей мне чего-нибудь на свой вкус.

— Вот и славно. Хоть настроение себе поднимешь. А то у тебя такой вид, будто, кроме дерьма, в твоей жизни ничего и не происходило. Без обид.

Зоран горько ухмыльнулся.

— Да какие уж тут обиды.

Не прошло и минуты, как Джордж поставил перед Зораном подносы с соленьями, печеным картофелем и сардельками, а затем и огромную прозрачную бутыль с мутной жидкостью внутри.

Трактирщик наполнил рюмку и подвинул ее к Зорану. Тот посмотрел на него исподлобья и промолвил:

— Бери вторую. Компанию составишь.

— Это с радостью.

***

Джордж оказался собеседником приятным. И, что свойственно людям его профессии, любопытным. Сразу после того, как они с Зораном выпили третью рюмку самогона, трактирщик спросил:

— Так вы, значит, подрались с кем-то?

— В дороге всякое случается, — отозвался Зоран.

— Стало быть, разбойники докопались?

Зоран ничего не ответил.

— Или между собой поцапались? — не унимался Джордж.

— Странное предположение.

— Ну, знаешь, порой и такое происходит: дружишь с человеком, ну прям не разлей вода, думаешь, что не поссоришься никогда с ним, а потом вдруг случается какая-то неприятность и разводит вас по разные стороны. И появляется ненависть. И сразу хочется придушить своего бывшего друга, а когда придушил, то сразу жалеешь об этом, сокрушаешься.

Зоран сразу подумал о недавнем расколе, который произошел в Ордене по его вине. Вспомнил, как убил Скельта. Только муки совести в этот раз душу отчего-то не навестили.

— Да, ты прав. Пожалуй, такое может случиться.

— Но и это еще не все. Бывает все куда проще и банальней: ссоришься со своим другом по пьяной лавочке и режешь его, пока разум твой затуманен. Пьяная ссора — она такая… все что угодно подойдет в качестве повода, любая мелочь.

— Наверное. Тебе-то откуда знать?

Джордж улыбнулся.

— Я же трактирщик, Зоран. Не существует на свете такой жизненной ситуации, которой бы со мной не поделились мои алкаши-посетители.

Теперь улыбнулся уже Зоран. И улыбка его была загадочной, что не укрылось от его собеседника:

— Или все-таки существует?

— Полагаю, нет.

Они пропустили еще по одной.

— Так где же твой друг получил ранение? — продолжил интересоваться Джордж.

— Твое первое предположение было верным. Разбойники.

— Поганцы, — злобно прошипел трактирщик.

— Каких поискать.

— Змееныши. Стервятники, — не унимался Джордж.

— Лучше и не скажешь.

***

Разговоры становились все откровенней. По крайней мере, со стороны хозяина заведения было именно так. Одна за другой из Джорджа сыпались истории о войне с южным альянсом, в которой, как оказалось, он участвовал. В своих рассказах он представал человеком редкой смелости и, что удивительно, создавалось впечатление, будто не врал.

— А каково тебе было, когда вернулся? — спросил Зоран.

— Оклемался не сразу. Долгое время мне вообще казалось, что вот-вот с цепи сорвусь, выйду на улицу и начну рубить всех направо и налево, настолько у меня крыша ехала. Но потом ничего, пришел в себя. Заведеньице вот открыл, как видишь. Дохода оно мне немного приносит, но на жизнь хватает. Всяко лучше, чем разбоем заниматься. Как считаешь, Зоран?

— Да уж. Я, кстати, многих знал, кто после похода на юг так и не обрел себя прежнего. Недаром говорят, что, вкусивший войну, уносит ее в себе. Именно поэтому те кто уцелел, зачастую не находят места в мирной жизни и продолжают заниматься тем, чем привыкли.

— Только не там, где надо.

— Верно.

Зоран и Джордж опрокинули еще по одной.

— Ух… С крепостью, конечно, я переборщил, — сказал трактирщик.

— А по-моему, в самый раз.

— Кстати. О тех, кто вернулся, и тех, кто нет.

— И что же?

— Знал я одного чудака, который и не подох, но и назад возвращаться не стал. Так и говорил мне в свое время, мол, война закончится, а он в одном из завоеванных городов жить останется, осядет там, семью заведет. Все о южанке мечтал, хех.

Зоран нахмурился. История показалась ему знакомой.

— А как звали этого чудака? — спросил он.

— Сигурд. Мы с ним в одном полку служили, пока его в другой не перевели. С тех пор я его больше не видел, но слыхал, что этот здоровенный сукин сын выжил-таки. И, надо полагать, остался в южных землях, как того и хотел.

— А у этого Сигурда вместо правого глаза не жемчужина, случаем, красуется?

Джордж опешил:

— А еще полон рот золотых зубов.

Зоран заулыбался. Речь шла о его старом знакомом, Сигурде из Лагенвуда, который в свое время и добыл для наемного убийцы грамоту странствующего детектива. И даже не задал при этом никаких вопросов об истинной профессии. В общем, сделал все так, как Зорану нравилось больше всего: качественно, быстро, недорого и без лишних слов. Таких, как Сигурд, принято называть людьми дела.

— Хороший он мужик. Надеюсь, у него все сложилось так, как он мечтал.

Джордж почесал затылок, задумавшись о том, как тесен мир, а затем произнес:

— Слушай… А ты не тот ли странствующий детектив, о котором Сигурд мне все уши прожужжал?

— Прожужжал? Звучит странновато, ведь Сигурд редко бывает словоохотливым.

— О да, иной из него и слова не вытянет, Зоран, но только не я. Мы с ним и несколько битв прошли бок о бок, и плен, и дюжину кабацких драк в придачу. Огонь и воду. Надо ли говорить, что мы подружились за это время?

— Пожалуй, нет.

— Вот и я о том же. И, если позволишь, я бы хотел вернуться к своему предыдущему вопросу.

— Про странствующего детектива?

— Да.

— Что ж, возможно, я и есть тот самый странствующий детектив, о котором тебе так усердно жужжал на ухо Сигурд. Это зависит от того, что именно он рассказывал.

— Если коротко, он говорил, что ты обращаешься с мечом как художник с кистью. А еще, что ты — тип не из приятных.

— Значит, тот самый.

— Но я-то вижу, что ты — славный малый. — для Зорана это прозвучало и до жути забавно, и вместе с тем обидно. Даже саркастично в какой-то мере. Трактирщик невольно надавил на больную мозоль.

«Славный малый, хех».

Зоран расхохотался. Да так, что Джорджу почудилось, будто стены задрожали. Тому давно не доводилось слышать от посетителя смеха столь искреннего. И в то же время жесткого, как металл.

«Твои бы слова — да в могилу всем тем, кого я прибил. Славный малый, мать твою».

— Чего ты ржешь? — недоумевая, вопрошал Джордж.

Зоран кое-как заставил себя прекратить безудержный, словно горная река, хохот. И ответил наконец:

— Надо же, я прослезился даже. Теперь, если меня кто-нибудь спросит, где найти лучшего комедианта в Ригерхейме, я непременно направлю к тебе.

— А что тут, собственно, смешного? Тебе комплимент сделали, а ты заливаешься, будто конь, — с укоризной произнес нахмуривший брови трактирщик.

Зоран резко посерьезнел. Он подвинулся ближе к собеседнику, который сидел напротив него, а затем тихо и внятно, голосом леденящим похлеще, чем Норэградская вьюга, сказал тому на ухо:

— Если бы ты знал меня чуть лучше, Джордж, ты бы не подпустил меня даже на десять морских миль к своему трактиру. Если бы ты знал меня чуть лучше, то проклял бы ту минуту, когда звук моего имени коснулся твоих ушей. Если бы ты знал обо мне хоть немного, то молился бы о том, чтобы меня сожрали волки в соседнем лесу. Если бы, Джордж, ты был знаком со мной по-настоящему, то никогда бы не назвал меня «славным малым».

Сказанное прозвучало как угроза.

Джордж нервно сглотнул слюну. На него вдруг накатила неожиданная волна давно забытого чувства: он боялся. А кроме этого — смутно ощущал дежавю. Когда-то очень давно, еще в прошлой, довоенной, жизни, Джорджу знаком был страх. Знаком слишком хорошо. Знаком настолько, что, заработав славу позорного труса, он даже вынужден был покинуть родную деревню и отправиться на войну, чтобы выковать себя заново. И Джордж отправился. И Джордж выковал. Джордж убил в себе страх и прослыл в своем полку одним из самых отчаянных солдатов. После войны ни один отморозок не мог бы похвастаться тем, что напугал матерого рубаку, в которого горнила сражений превратили Джорджа.

Только Зоран почему-то мог.

Оставив хозяина заведения позади себя, он отправился в свою комнату.

— Эй, Зоран.

Он обернулся с недовольным видом. Тот факт, что трактирщик все не унимался, раздражал. Джордж, постепенно одолевая неприятные ощущения, продолжил. Примирительно, но с достоинством и серьезностью:

— Я не знаю, чего ты так вспылил, и надеюсь, что это просто алкоголь. Но если я действительно тебя чем-то обидел, то уж прости. Бог видит, я это сделал не со зла. У каждого из нас есть прошлое, и твое, видать, скребет твое сердце, словно наждачка.

— Все в порядке.

Страх окончательно покинул трактирщика. Он списал и его, и странное напряжение между ним и Зораном на спиртное. Придя к выводу, что причин для ссоры у них все-таки нет, Джордж по-доброму улыбнулся и произнес:

— Спокойной ночи, Зоран. Гости у меня сколько нужно и знай: друг Сигурда — это всегда и мой друг тоже. И не настанет того дня, когда я захлопну перед его носом дверь в свой трактир.

— Никогда, Джордж, не давай обещаний, которых не сможешь выполнить наверняка, — безо всякой учтивости ответил лжедетектив.

***

Поспав немного, среди ночи Зоран навестил Лаура. Бедняге стало еще хуже, из-за лихорадки он трясся как осиновый лист и бредил. Наемный убийца снова перебинтовал его и отправил Генри на кухню готовить отвар, рекомендованный травником Йоксой в таких случаях. Генри вернулся достаточно быстро, а затем Зоран влил в глотку раненого теплую ядовито-зеленую жидкость, которая воняла хуже, чем утопленник. Воняла, но, надо признать, действовала. Уже через пять минут Лаур перестал бредить, а его лоб был теперь не таким горячим, как до этого. По крайней мере, не обжигал ладонь при касании.

И Лаур уснул, мирно при этом сопя.

— Ближайшие пару часов за него можно не волноваться.

Генри утвердительно кивнул в ответ.

***

Утром Зоран позвал Генри завтракать. Когда они спустились, наемный убийца увидел за стойкой Джорджа. Трактирщик стоял точь-в-точь на том же месте, где и прошлой ночью, даже на дюйм не сместившись, хотя стойка была широкой. Казалось, будто он даже не уходил спать.

— Генри, ты сядь пока, я сейчас подойду, — произнес Зоран.

— Угу.

Джордж тряпкой протирал дно одной из кружек, когда покрытый шрамами посетитель к нему подошел.

— Доброе утро, — произнес Зоран.

— Доброе, — услышал он в ответ. Прозвучало слегка с прохладцей. Но, по крайней мере, Джордж поднял на него глаза.

— Знаешь, я, пожалуй, вчера грубоват был немного.

— Разве что совсем слегка, — на этих словах Джордж напустил на лицо сдержанную улыбку.

— Показалось в какой-то момент, что ты прямо жаждешь, чтобы тебе душу излили. Вот и вспылил.

— Так бывает.

— Да. С пьяных глаз всякое бывает, это ты верно подметил прошлой ночью. Но я надеюсь, без обид, да?

Джордж поставил насухо протертую кружку, после чего заглянул Зорану в лицо и произнес:

— Знаешь, я всяких путников тут встречал, и многие из них умудрялись даже не заплатить за ночлег. Другие угрожали сжечь мой трактир просто из-за того, что им не понравилась моя стряпня. А третьи и вовсе с ножом на меня кидались, так как им не по душе мои усы. Но ты… Ты всего-то нагрубил мне малость ночью, да еще и извиниться подошел наутро, — улыбка трактирщика из натянутой превратилась в теплую, доброжелательную. — Что бы ты там о себе ни говорил, Зоран, ты в полном порядке.

Зоран улыбнулся.

— Спасибо. Мы с Генри сядем там. Подашь что-нибудь на завтрак?

— Подам. И денег за завтрак не нужно. Я хочу угостить тебя, как принято угощать друзей. Друг Сигурда — это и мой друг, помнишь?

— Помню, Джордж. Спасибо тебе.

***

Зоран и Генри в молчании поглощали поданный им завтрак, когда в трактир вошла чисто, хоть и по-простому одетая миловидная девочка лет пяти. Её лицо россыпью покрывали веснушки, а голубые глаза смотрели радостно из-под длинных ресниц.

Увидев девочку, Джордж просиял, вышел из-за стойки и направился в ее сторону. Оказывается, трактирщик был при оружии — на его поясе Зоран увидел ножны, подходящие своими размерами для короткого меча. Лжедетектив мысленно одобрил ношение Джорджем клинка, ведь посетители, как и их намерения, бывают разными. Подойдя к девочке, хозяин заведения поднял ее на руки и закружил, отчего малютка восторженно рассмеялась. Потом, опустив ее на пол и сев рядом на корточки, Джордж несколько минут с самым трогательным выражением лица о чем-то с ней говорил, а, закончив, отправил к одному из столиков, где девочка и села.

Зоран следил за ними. И какое-то жуткое предчувствие охватило его.

Джордж принес девочке завтрак: там была тарелка с какой-то кашей, щедрый ломоть хлеба и квас. Ребенок принялся уплетать поданное, а Зоран продолжал наблюдать.

«Что-то не так с этим Джорджем. Хотя… может, я просто не выспался?»

Зоран помотал головой и проморгался, отгоняя странные ощущения. Затем посмотрел на Генри. Тот продолжал преспокойно завтракать, и ничего его не смущало.

«Ну точно: я просто не выспался».

Наемный убийца успокоился. Некоторое время он просто сидел и смотрел в одну точку, не думая вообще ни о чем, будто исчез из этого мира. Он не обращал внимания ни на звуки, ни на окружающие предметы, ни на людей.

Просидел так несколько минут, но потом все же вышел из этого тупого состояния. С наслаждением сделал глоток кваса из своего бокала. Выдохнул.

— Я присоединюсь? — раздалось у него прямо над ухом.

Он поднял голову. Рядом с их с Генри столиком стоял Джордж.

— Конечно. Дочь? — поинтересовался Зоран, взглядом указав на девочку, пока трактирщик усаживался третьим.

Тепло улыбнувшись, Джордж ответил:

— Да.

— Как зовут?

— Элла.

— У тебя отличный вкус на имена.

— Имя выбирала жена. Мир ее праху.

— Соболезную, Джордж, — лицо Зорана приняло скорбное выражение.

— Да чего уж там. Больше пяти лет прошло. Она ведь при родах умерла. Из родных у Эллы только я да бабушка с дедушкой. Мои мать с отцом, стало быть. Элла, кстати, только что от них, в гости ходила.

— Далеко?

— Не очень. Есть тут одна малоизвестная деревенька, ее название тебе ни о чем не скажет. Элла туда ходит стариков навестить. Она должна знать, где ее корни, где родился, вырос и жил я, прежде чем… — Джордж вдруг осекся.

— Прежде чем что? — уточнил Зоран.

Трактирщик подозрительно медлил с ответом, будто его смутило неприятное воспоминание. Тут к Зорану обратился Генри:

— Я пойду Лаура будить. Нам выдвигаться пора.

К моменту, когда звуки шагов Генри стихли на втором этаже, Джордж собрался с силами и решил все-таки ответить на заданный ему вопрос:

— Прежде чем туда заглянул какой-то редкостный ублюдок, то ли разбойник, то ли вовсе — колдун. Весь в черном, словно вороново крыло. Он с корчмарем сначала повздорил, потом от наших дружинников сбежал, когда те его к старосте привели для беседы, а после в лес ушел. А когда вернулся, то был уже не один. Знаешь, кого этот упырь с собой привел?

С каждым сказанным Джорджем словом Зоран бледнел, догадавшись о какой деревне и о каких событиях идет речь.

— Кого?

— Вервольфа! Представляешь, Зоран, самого что ни на есть вервольфа! А потом, когда вся деревня собралась, чтобы этих двоих прогнать, началась самая настоящая резня…

Жуткая картина пронеслась перед глазами опять. Она всегда будет преследовать его. Она и еще сотни других.

— …он извивался как уж, размахивая своим мечом, а головы летали по воздуху, будто отрубленные кочаны капусты, — продолжал напоминать Джордж.

Мертвые, окровавленные образы всплыли в сознании Зорана, а в ушах прозвенели последние слова Рудольфа ван Пацифора.

«Ты — чудовище. Мясник».

— …кровь брызгала ему на лицо, а он улыбался, как разверстая могила, как посланник сатаны…

Злобный, издевательский хохот Гастрода снова накрыл его волной холода, как в тот самый день.

— …и он остановился лишь тогда, когда прикончил всех мужчин деревни. Кроме меня… потому что я единственный из них, кто струсил и убежал вместе с женщинами, детьми и стариками.

Зоран, бледный как молоко, сглотнул слюну, а затем, уставившись в стол, произнес:

— Что было потом?

— Потом мы похоронили убитых, и я, не выдержав своего позора, навсегда ушел из Ярры (так моя родная деревня называется). Почти сразу после этого началась война с южным альянсом, и я записался добровольцем, — Джордж вздохнул. — Там, в сражениях я смог изгнать из себя труса, и в Ригерхейм вернулся победителем. Но до Ярры не могу дойти по сей день, хоть она и не слишком отсюда далеко. Зато моя дочь ходит.

Зоран промолчал. Он выглядел в тот момент как покойник. А Джордж посчитал нужным объясниться:

— Ты понравился мне Зоран. Поэтому, когда речь зашла о Ярре, я решил вывалить все начистоту, чтобы ты узнал мою историю не от Сигурда, с которым мы оба знакомы, и не от кого-то в округе, а от меня лично. Ведь узнай ты ее от кого-то еще — смеялся бы, усомнившись в моих рассказах о войне, в которых я предстаю всё-таки не трусом. А я этого не хочу, ведь рассказы мои правдивы. Ну да ладно, объяснился вроде. Прошлое остается в прошлом.

Зоран сначала ничего не ответил Джорджу, но спустя полминуты все же кое-как пришел в себя и спросил:

— Если бы ты встретил того… человека в черном. И если бы знал, что этот человек раскаивается. Что бы сделал? — лжедетектив пристально смотрел собеседнику в глаза, а интонация, с которой он говорил, выдавала не просто участие, а болезненный интерес. Будто поведанная Джорджем история была личной не только для трактирщика.

Смутное подозрение отпечаталось на лице хозяина заведения. Он вглядывался в физиономию Зорана, за годы огрубевшую, переводил взгляд на его черное облачение, что истрепалось и кое-где выцвело, и снова обращал его на физиономию. Тень узнавания, легшая на лицо Джорджа, постепенно сменилась печатью убежденности, и, ошеломленный, он медленно поднялся из-за стола, после чего замер, глядя на убийцу.

Глаза его ширились, а сам он тяжело дышал, будто его окунули в ледяную прорубь.

— Это был ты?

— Я.

Раздался скрежет извлекаемого из ножен клинка. Сверкающая заточенная сталь, повинуясь решению Джорджа, была освобождена из своих оков.

— А ну встал, — скомандовал трактирщик.

И Зоран послушался. Он спокойно поднялся со своего стула, оказавшись прямо напротив Джорджа и в шаге от него. Выпрямился и посмотрел сверху вниз на усатого хозяина заведения, с очевидными намерениями сжимавшего рукоять меча. Взгляд Зорана был хмурым и в какой-то мере виноватым.

Джордж злобно оглядел убийцу с ног до головы:

— Где меч? — грубо спросил он.

— В комнате.

— Иди за ним. Я буду драться с тобой.

— Нет.

— Я сказал, иди за мечом, чертов выродок!

— Боя не будет, — спокойным тоном ответил Зоран.

— Сукин сын! Чудовище! Если ты не возьмешь меч, то я убью тебя безоружного!

— Не нужно пытаться сделать это. Последствия тебе известны.

Джордж колебался. Зоран чувствовал, как в трактирщике сражаются между собой два начала: гордый воин и внезапно столкнувшийся с прошлым трус. Трудно сказать, кто из них брал верх, и лжедетектив решил не проверять. Вместо этого он принялся будить в Джордже третье и самое могущественное начало — любящего отца:

— Оглянись, Джордж. Позади стоит твоя дочь. Кажется, теперь она немного напугана, ведь ненависть настолько тебя ослепила, что ты даже не удосужился вывести меня на улицу до того как достать меч. Так что, чем бы ни закончилась эта история, она увидит ее финал. А в финале будет одно из двух: либо ты умрешь, оставив на сердце Эллы труднозаживающую рану, которая отразится на ее будущем самым непредсказуемым образом, либо убьешь, чем на всю жизнь ее разочаруешь. В обоих случаях ее детство окажется навсегда испорчено, замаранное кровью. Если тебя устраивают такие перспективы, тогда дерзни, Джордж, и попробуй рыпнуться в мою сторону. Либо включи в список третий вариант: я просто уйду.

Трактирщик оглянулся на свою дочь и убедился: Элла в самом деле внимательно следит за развернувшейся сценой, и та явно ее пугает. Тогда выбор, который надлежит сделать, предстал Джорджу очевидным. Его меч вернулся в ножны.

***

Когда Генри и с трудом оклемавшийся Лаур уже вышли на освещенную солнцем улицу и направились отвязывать лошадей, а Зоран только собирался ступить за порог и навсегда покинуть трактир «Ушибленный цыпленок», к нему подошел Джордж.

— Я тут сказать кое-что хотел напоследок.

Зоран обернулся к нему:

— Слушаю.

— Не появляйся больше в округе. Я непременно позабочусь о том, чтобы в других местных заведениях тебя встретили не сухими полотенцами, а арбалетным болтом, выпущенным в грудь.

Зоран, нахмурив брови, кивнул и развернулся, чтобы убраться, наконец.

Но, как только он, шагнув в дверной проем, оказался на улице, позади снова раздался голос трактирщика:

— И еще кое-что.

Мнимый детектив опять обернулся.

— Будь ты проклят, Зоран из Норэграда, — произнес Джордж и захлопнул дверь прямо перед носом убийцы.

«Уже».