Хроники Ворона. Книга первая.

ДОПРОС

С тех пор как Динкель и Флави признались друг другу в своих чувствах, они практически все время проводили вместе. Рыжеволосая циркачка с каждым днем открывала для себя все новые и новые черты характера своего хромого возлюбленного. И каждая из них нравилась Флави и укрепляла привязанность девушки к жонглеру.

Добившись ее, Динкель перестал впадать в мрачность и уныние, а, напротив, являл собой олицетворение жизнерадостности, доброты и открытости, что вдвойне ценно, если знать, через какие ужасы войны довелось пройти этому человеку. Он был чутким: ему удавалось с полуслова понимать Флави и угадывать ее желания. У него было искрометное чувство юмора. Он был сильным, несмотря на свои увечья, и за ним Флави чувствовала себя как за каменной стеной. Но что ей нравилось больше всего, так это глубина его чувств. После расставания с Эмилем Флави, наконец, узнала, каково это: быть любимой по-настоящему.

Труппа после прибытия в Навию взяла небольшой перерыв в выступлениях. В туре по Кадилии артисты заработали достаточно денег для того, чтобы позволить себе немного отдохнуть от безумно плотного графика.

Все по-разному использовали этот короткий отпуск: кто-то кутил и пьянствовал, кто-то отправился навещать родственников, которых давно не видел, а кто-то просто отлеживался дома.

Динкель и Флави предпочли посвятить отпуск друг другу и каждый день ходили в театры, музеи, на скачки либо просто прогуливались по улицам Навии. Они оба чувствовали одно и то же: счастье, о котором так долго мечтали.

— Я никогда раньше не замечал, насколько красивая архитектура в центре Навии.

— Я тоже, Динкель. А знаешь, почему?

— Почему же, Флави?

— Потому что мы никогда не гуляли по ним с теми, кого любим, — девушка посмотрела жонглеру в глаза.

«Мне до сих пор не верится, что это не сон. И всему этому я обязан безмозглому быку. Жизнь полна странностей».

— Мир действительно заиграл новыми красками, когда мы стали вместе.

Флави продолжала разглядывать покрытое шрамами лицо Динкеля.

— Поцелуй меня, — сказала она.

Жонглер с удовольствием подчинился. Поцелуй был долгим, и влюбленным казалось, что время остановилось. Их абсолютно не смущало, что прохожие смотрят на них, и кто-то при этом улыбается, кто-то недовольно качает головой, едва сдерживаясь, чтобы не сделать замечание, а кто-то, в основном из числа пожилых, сердито бурчит себе под нос. Когда они закончили целоваться, Флави произнесла:

— Знаешь, мне кажется, я уже давно тебя полюбила. Просто не могла признаться в этом самой себе.

Динкель улыбнулся:

— Насчет тебя не знаю, но я влюблен по уши уже очень давно.

— Пойдем домой? — предложила циркачка.

— Пойдем.

Они были слишком увлечены друг другом, чтобы заметить, как две пары внимательных глаз наблюдают за ними из-за угла.

***

Двое мужчин в темных одеждах и с капюшонами на голове бродили по улицам Навии, выжидая удобный случай для того, чтобы остаться наедине с тем, кого выслеживали.

— Они вообще расходятся когда-нибудь?

Тот мужчина, который был ниже ростом, пожал плечами:

— Не знаю, Бирг. Зоран немного по-другому рассказывал о нем.

— В смысле?

— Он почему-то говорил, что Динкель — вечный одиночка.

— Хм. Это точно он, Креспий?

— Точно.

Они следовали за влюбленной парочкой, стараясь не отставать, но в то же время быть незаметными. Надо сказать, особого труда это не составляло ввиду беспечности обоих циркачей.

Бирг был, как обычно, спокоен, сосредоточен и уверен в правильности того, что делает, а Креспий угрюм. Младшему из братьев не очень понравилось поручение, данное магистром Конратом, а именно — найти и допросить Динкеля любыми доступными методами. Этому человеку однозначно придется развязывать язык силой, так как, судя по рассказам Зорана, Динкель отчего-то был невосприимчив к гипнозу, даже с помощью зачарованного амулета.

«Я вращал его прямо перед лицом Динкеля, а он просто смотрел на меня как на дурака и по-прежнему отказывался говорить, какие у него карты».

За все время, что Креспий провел в Ордене, он еще ни разу не поднимал руку на невинного человека. Это едва не произошло в Эйзенбурге, где кровавую работу сделал ныне покойный Скельт, и это уже точно произойдет в Навии по отношению к хромому жонглеру.

Креспий и Бирг уже второй день безуспешно ходили за парой циркачей в ожидании момента, когда они, наконец, разделятся. Но этого не происходило, и убийцы в который раз свернули на очередную широкую улицу вслед за теми, кого преследуют.

— Может, схватим их обоих, а, Креспий?

Младший из Ордена с укором посмотрел на напарника.

«Ему что, вообще без разницы, сколько крови проливать?»

— Я думаю, подождем еще.

Бирг вздохнул.

— Надоело мне ждать. Сделали бы с тобой дело да пошли бы дальше. Но будь по-твоему, подождем еще немного.

Креспия передернуло, когда он представил, как допрашивает парочку, заставляя влюбленных видеть страдания друг друга. И при мысли о том, что, послушайся он Бирга, ему бы пришлось причинять боль женщине, Креспий чуть не взвыл от нахлынувших ненависти и презрения к себе.

«Зоран был прав во всем. Мы не должны были продаваться королю. Но у меня нет выбора».

— Твою мать, они вернулись к себе домой. Все, Креспий, пора заканчивать с прелюдией. Мы зайдем внутрь.

— Бирг, давай подождем еще. Допрашивать их одновременно — это слишком жестоко.

Похожий на кабана убийца недоуменно посмотрел на товарища:

— Рановато ты обмяк. Поменьше думай о гуманизме, а то станешь как Зоран. Такие мысли до добра не доводят.

«Не вижу ничего дурного в том, чтобы стать как он».

Креспий вздохнул и произнес:

— Как скажешь, Бирг. Как будем проникать внутрь?

***

Они сидели за столом друг напротив друга. Динкель налил вина себе и Флави, после чего, подняв бокал, произнес:

— Предлагаю выпить за тот день, когда мы впервые встретились.

Флави на секунду погрузилась в воспоминания, после чего ответила:

— С удовольствием. Когда ты впервые пришел на репетицию, то напугал всю труппу, — девушка слегка рассмеялась. — Но зато потом покорил всех. И в том числе меня.

Они выпили, после чего Флави неожиданно поинтересовалась:

— Заколка глубоко погрузилась, когда ты нырнул за ней?

— Не очень. Но мне чуть не пришлось вступить в драку со здоровенным лососем, который, как мне показалось, позарился на нее.

У Флави было очень живое воображение, и когда она представила комичный поединок жонглера с рыбой, то не смогла сдержать смех. Динкель тоже засмеялся.

Они продолжали болтать обо всем подряд, предаваться воспоминаниям, строить планы на будущее, шутить и смеяться, как вдруг жонглер увидел, как Флави, раскрыв рот, испуганно посмотрела ему за спину. Он только хотел обернуться и посмотреть, в чем дело, как вдруг в его глазах резко потемнело, и он потерял сознание.

***

Когда он очнулся с раскалывающейся от боли головой, то обнаружил себя привязанным к стулу в подвале арендуемого им с Флави дома. Напротив него в таком же положении находилась рыжая циркачка. Он попытался что-то сказать ей, но получилось лишь мычание: вставленный в рот кляп мешал превращать звуки в слова.

— Ну давай, Креспий. Ты хотел попробовать по-хорошему, так пробуй быстрей.

Динкель увидел, как между ним и Флави встали двое мужчин: один чуть выше среднего роста и очень коренастый, а второй — среднего роста, молодой и стройный. Оба на вид являлись людьми чрезвычайно опасными, но, несмотря на это, взгляд того из них, что моложе, казался мягким.

«Они одеты в точности так же, как мой друг Зоран. Но, по-моему, они далеко не странствующие детективы».

Тот, которого звали Креспием, вынул кляп изо рта Динкеля, после чего последний произнес:

— Если хоть один волос упадет с ее головы…

— И что же тогда? — коренастый, сверкнув поросячьими глазками, бесцеремонно подошел к Флави и сжал пальцами ровно один ее волосок. Девушка при этом вздрогнула. Затем бандит легким рывком вырвал волосок и, дунув на него, демонстративно отправил в короткий полет по воздуху.

Динкель стиснул зубы от злости и попытался разорвать веревки, напрягая свои мускулы. Но это было бесполезно.

Креспий достал откуда-то амулет в виде скрещенных черных крыльев и начал вращать перед лицом Динкеля словно маятник.

«Они не только одеты, как Зоран, — у них и амулеты такие же. Что тут происходит, черт подери?»

— Где сейчас Зоран из Норэграда? — вкрадчиво спросил Креспий.

— Убери от меня эту железяку, ублюдок.

Динкелю показалось, что Креспия ответ не устроил. Но он не разозлился, как ожидал жонглер, а как будто расстроился. А вот его напарник пришел в бешенство.

Тяжелый удар прилетел Динкелю прямо в челюсть. Циркач едва снова не отключился.

«Ничего. Со мной случались вещи и похуже. Интересно, зачем им нужен Зоран?»

— Повторяю тебе вопрос моего напарника: где Зоран? — крепыш с уродливым шрамом на нижней губе оказался намного менее терпеливым, чем Креспий.

— А я повторяю тебе свой ответ: катись отсюда, ублюдок.

Допрашивающий злобно улыбнулся и произнес:

— Я покачусь отсюда вслед за головой твоей возлюбленной, — с этими словами он вытащил длинный кинжал, подошел к Флави со спины и, дернув за рыжую шевелюру одной рукой, потянул голову девушки на себя, чем открыл красивую гладкую шею для смертоносной стали. Затем убийца приблизил лезвие к коже Флави, и она приглушенно закричала через кляп.

«Да если б я только знал, где сейчас Зоран!»

— Подожди! Я скажу все, что знаю!

Бандит обернулся.

— Так, так. Уже лучше, продолжай.

«Прости, Зоран, но какими бы мы ни были друзьями, я не могу позволить причинить вред Флави».

— Последний раз я видел Зорана пару месяцев назад, в двадцати милях к югу от Навии. Я вместе с труппой возвращался с гастрольного тура, а Зоран держал путь в Эйзенбург. С тех пор мы больше не встречались, и где он сейчас, я действительно не знаю.

— Тем хуже для тебя, Динкель, ведь в Эйзенбурге его нет. Но ты правильно сделал, что заговорил. Пожалуй, я не буду отрезать Флави голову сразу. Начну с пальцев. Глядишь, ты еще что-нибудь вспомнишь.

Циркачка пыталась что-то сказать, но кляп не позволял ей этого сделать.

— Ты хочешь, чтобы тебя выслушали? Хорошо, я дам тебе такую возможность, — обратился к Флави мерзавец, после чего вынул кляп из ее рта. — Говори.

— Этот ваш Зоран… мы не знаем, где он, понятно? Что вам от нас надо? Мы простые артисты и не лезем ни в чьи дела! Отпустите нас!

— Эх, зря я дал тебе возможность говорить. Как всегда с бабами и бывает — треплются впустую. Пожалуй, я все-таки начну с твоего языка, а не с пальцев. А ты, Динкель, смотри, смотри внимательно!

Жонглер изо всех сил напрягался, чтобы разорвать веревки, орал, сопел и краснел, но любое усилие оказывалось совершенно напрасным: веревки, которыми его связали, были толстыми и прочными. Флави крутила головой в разные стороны и сжимала губы, противясь тому, чтобы жуткий садист просунул ей в рот пальцы и схватил за язык. Однако в какой-то момент ему все же удалось это сделать, и тогда девушка яростно укусила фалангу указательного пальца негодяя.

— Ааа! Мразь! — тот отпустил язык циркачки и со всего размаху ударил ее по лицу внешней стороной ладони. — Ну все, конец тебе.

— Отойди от нее! — вопил Динкель, но подлец его не слушал. Напротив, он замахнулся кинжалом с очевидным намерением лишить Флави жизни.

Эти мгновения, когда лезвие начало опускаться к горлу циркачки, были бесконечно кошмарными для несчастного бессильного жонглера. Еще мгновение и он потеряет ту единственную, которая заполнила собой весь внутренний мир Динкеля.

— Нет! Нет!

Он обвинял себя в том, что никогда больше не увидит, как она улыбается. Ему нужно было отвергнуть ее тогда, когда она сделала шаг ему навстречу. Тогда ее не было бы сейчас в этой комнате. Но она здесь. И она сейчас умрет.

«Я люблю тебя, моя рыжая Флави».

Ваза вдребезги разбилась об голову подлеца, покусившегося на жизнь напуганной артистки. Тот качнулся из стороны в сторону, после чего с грохотом свалился на пол без сознания, так и не донеся удар до шеи девушки.

«Будь я проклят, если еще хоть на секунду останусь в этом загнивающем Ордене».

Креспий принялся разрезать веревки, которые связывали пленников. Первым он освободил Флави, а затем подошел к Динкелю.

Освобожденные циркачи ринулись друг другу в объятия:

— Ты жива… жива… — проговорил жонглер, обнимая Флави так, словно хотел удостовериться в ее чудесном спасении.

Креспий был тронут этой сценой, однако смог быстро взять себя в руки и прервать парочку:

— Нам нужно уходить из города, срочно.

— Что это было? Зачем вам Зоран? Кто вы такие? — вопрошал жонглер.

— Позже, Динкель. Я думаю, Зоран сам ответит тебе на эти вопросы. Если, конечно, вы еще когда-то встретитесь.

Когда они поднимались по лестнице, Динкель обернулся и посмотрел на лежащего без сознания человека:

— Может, стоит его прикончить? — спросил он.

— Однозначно, стоит. Но я слишком к нему привык, чтобы убить. Может, ты? — Креспий испытующе посмотрел на Динкеля, протянув ему кинжал.

Жонглер колебался минуту, после чего тяжело вздохнул и ответил:

— Нет.