НЕКОТОРАЯ ЯСНОСТЬ

Лютер Третий восседал на троне и выжигал глазами стоявшего перед ним посла, который от этого ничуть не терялся, а, напротив, с каждым сказанным молодому монарху словом становился все более наглым и уверенным.

— Итак, с вашего позволения, я подведу итоги своего прибытия в Эйзенбург. Вы, Лютер Третий, формальный король Ригерхейма, отказываетесь признавать очевидный факт того, что ваш старший брат Давен выжил, и утверждаете, что народ Фристфурта преклонил колени перед самозванцем. Вместе с тем, вы отказываетесь от милосердного предложения Давена уступить трон в его пользу взамен на помилование вас за прошлые преступления, и предпочитаете кровопролитную междоусобную войну, которая будет стоить жизни многим из ваших подданных и иметь непредсказуемый итог, мирному решению вопроса о будущем страны. Я ничего не упустил?

За время своих скитаний и подготовки к перевороту Давен безупречно подготовил свое небольшое войско: солдаты его славились отвагой и выучкой. Но кого он обучить толком не смог, так это послов. Горячий и острый на язык парень, стоявший перед Лютером Третьим и откровенно ему хамивший, слишком понадеялся на правило дипломатической неприкосновенности. Было уже поздно, когда он понял, что зря.

— Упустил, — процедил король. — Я бы хотел передать командующему тобой самозванцу, что не веду переговоры с бунтовщиками. Но сделать это через тебя, к сожалению, не получится. — Лютер перевел взгляд на своих гвардейцев. — Арестуйте его и казните на главной площади.

От былой дерзости и говорливости посла не осталось и следа: когда стража схватила его, он побледнел и тяжело задышал, напрочь лишившись при этом дара речи. Он вроде бы и хотел вымолвить слова о пощаде, но они будто застряли в горле, упрямо отказываясь разрушить повисшее в воздухе молчание.

Когда посла увели, король поспешно удалился в свой кабинет, позвав при этом с собой маркиза Магни ван Кройса, одного из своих советников, причем наиболее далекого от решения военных вопросов. Это вовсе не означало, что король не озабочен проблемой с Давеном, как раз наоборот — она занимала все его мысли. Но он хотел решить ее путем быстрейшим и куда менее затратным, чем военная кампания. И, в конце концов, посол был в чем-то прав: массовое кровопролитие не желательно ввиду непредсказуемости его последствий для трона.

Усевшись в кресло, король заговорил:

— Как так вышло, Магни? Ты же заверил меня, что Давен прячется под личиной Альвина Гроциуса.

— Ваше величество, я действительно так считал. Клянусь вам, они похожи как две капли воды.

— Я знаю. Я видел труп купца. Действительно, сходство впечатляет. Но, тем не менее, ты ошибся. Как я могу доверять тебе после этого?

Маркиз не раз был свидетелем того, как король со скучающим и отрешенным видом отправлял на виселицу даже самых преданных ему людей за малейший намек на измену. Это было для монарха обыденностью. Лютер во всем видел заговоры и предпочитал пресекать их, в том числе тогда, когда они были всего лишь плодом его воображения. На всякий случай. Ноги у Магни чуть не подкосились, а сердце в груди замерло, когда король посмотрел на него с тенью сомнения на лице.

— Ваше величество, клянусь, я верен вам всем сердцем, — промолвил ван Кройс.

Взгляд короля был испытующим. Он, казалось, размышлял над участью своего советника. Магни уже начал думать, что вот-вот отправится следом за послом Давена, когда Лютер, все взвесив, изрек:

— Я верю тебе. Но твою предыдущую оплошность нужно исправить. Разыщи мне Конрата. Думаю, если ему удалось убить самозваного Давена, то и с настоящим он сможет разобраться. И еще: когда Конрат уйдет, пригласи военных советников. Все-таки нужно быть готовыми к любому развитию событий.

***

Их становилось все меньше и меньше. Когда Бирг вошел в таверну, то застал всего лишь двоих братьев: южанина Бенедикта и медведеподобного здоровяка Трэча.

— Почему вас только двое? — спросил Бирг вместо приветствия.

— А почему ты только один? — поинтересовался в ответ Бенедикт.

Бирг промолчал и, опустив голову, изобразил на лице некоторую скорбь, задействовав всю свою скудную мимику. Но даже ее было достаточно, чтобы братья поняли, почему Бирг вернулся один. Трэч лишь немного сжал губы, но удивления не изобразил — его и не было вовсе. Бенедикт тоже не удивился, однако на печальную новость отреагировал более эмоционально: его смуглое лицо исказила гримаса злобы, а карие глаза, казалось, буквально вспыхнули огнем. Он стукнул обоими кулаками по столу, а потом, едва не переходя на крик, произнес:

— Я же говорил! Говорил, что нужно послать больше людей!

Бирг тяжело вздохнул и ответил:

— Ты же знаешь, мы не хотели привлекать к себе внимания целой толпой.

— И как? Получилось?! — продолжал гневаться южанин.

— Не совсем. Зоран заметил нас.

Бенедикт покачал головой и со смесью злобы и разочарования усмехнулся. Однако ничего отвечать не стал. Тогда к разговору подключился Трэч:

— Расскажи, как это произошло.

— Мы шли по следам его пьянок и оказались в Ротшильде. Норман горячился и торопил меня. Я все время говорил ему не спешить, но он меня не слушал. В итоге мы решили убить Зорана в одном из борделей, но разминулись с ним. Когда мы ворвались в публичный дом, Зорана там не оказалось, зато оказался его друг, некий Франц. Норман вспылил, когда этот хлыщ начал лгать нам, что не знает не только о том, куда ушел Зоран, но и вообще никогда не слышал такого имени. Норман убил его, и мы пошли искать дальше. Но Зоран нашел нас раньше, узнав о смерти своего друга. Пришлось драться. А драться с этим улыбающимся ублюдком… сами знаете.

Бенедикт презрительно посмотрел на Бирга и резонно спросил:

— Почему тогда ты жив?

Бирг почти что не собирался лгать. Он всего-навсего утаил тот факт, что вовсе не принимал участия в бою:

— Когда Зоран разрубил Нормана пополам, шансы стали слишком неравными. Я убежал, чего уж там.

Трэч поставил себя на место Бирга и не решился обвинять его в трусости, а вместо этого подбодрил:

— Это не только твоя вина. Мы все виноваты. Нужно было все-таки идти как минимум втроем. А драться с Зораном один на один — чистой воды самоубийство. Ты правильно сделал, что убежал: нас и так осталось слишком мало.

На Бенедикте лица не было. Орден за несколько месяцев потерял обоих близнецов — у южанина не укладывалось это в голове.

— Водки принеси. — Трэч обратился к подошедшей к столу официантке. После того, как она отошла, в таверну вошли Конрат и Кай. Первый вернулся с тайной встречи с королем, а второй — со слежки за Аделой Морелли.

Разговор о событиях в Ротшильде повторился. Услышав новость о смерти Нормана, Кай и Конрат, будучи в Ордене самыми скупыми на эмоции, сохранили самообладание, однако было видно, что еще чуть-чуть — и магистр выйдет из себя и свернет кому-нибудь шею. Братья инстинктивно старались держаться за столом подальше от Конрата. Он тем временем заговорил:

— Не будем обсуждать, как нам нужно было поступить, ибо мы уже поступили неправильно. Норман воссоединился со Скельтом, плохо это или хорошо. Мы будем вспоминать о них в свободные минуты. Но говорю сразу: в ближайшее время их не предвидится, дела у нас не закончились. Перейдем к ним: все же помнят Альвина Гроциуса?

— Еще бы. С этого все и началось, — буркнул Бенедикт.

— Отлично. Мы убили не совсем того человека. Но нашей вины в том нет, ибо короля подвели его информаторы. Дело в том, что истинной целью должен был стать Давен, родной брат нашего короля. Лютер Третий полагал, что Давен скрывается под личиной Альвина Гроциуса, но на деле того просто использовали как двойника.

Наемные убийцы в непонимании уставились на Конрата:

— Давен же давным-давно умер, — удивился Трэч.

— Нет, он выжил. Как это случилось, не знаю, король об этом не сказал. В любом случае первенец Зигмунда Второго объявился и является нашей следующей целью. Разумеется, за щедрое вознаграждение.

— И где нам его искать? — спросил Бенедикт.

— Он бросил королю открытый вызов. Он уже захватил Фристфурт и предлагает Лютеру уступить ему трон.

— А как же Зоран? Разве это не важнее для нас сейчас? Он отправил на тот свет двоих дорогих нам людей и ходит себе живой и здоровый! Пьет и лечит сердечные раны в борделях, видите ли! Мы так и будем закрывать на это глаза?

Конрат тяжело посмотрел на южанина. Магистру не нравилось, когда с ним спорят. Бенедикт сразу успокоился.

— Я просто… просто мне не хватает близнецов, — С горечью произнес он.

Тут к разговору подключился Бирг. И своей речью он вернул южанину надежду на возмездие.

— Перед тем, как мы с Норманом скрестили с Зораном мечи, чертов предатель рассказал нам, почему вступился за Альвина Гроциуса в момент покушения. Оказалось, что тот когда-то спас Зорану жизнь. Вернее, не сам Альвин Гроциус, а Давен, как мне теперь думается. И как считаете, к кому пойдет Зоран, когда ему надоест обивать пороги борделей и кабаков? Ригерхейм находится на пороге гражданской войны, в которой каждому придется занять чью-то сторону. И я не думаю, что у Зорана в данном случае есть выбор. Не удивлюсь, если он уже находится на пути во Фристфурт.

Убийцы просияли, поняв, что за одну вылазку могут и отправить на тот свет Давена, и, что более важно, отомстить предателю.

— Отправляемся немедленно. Кай, ты тоже. Смысла следить за чародейкой больше нет, — сказал Конрат.

— Пора сделать то, что должно, — вторил магистру Бенедикт.

***

За ней не следили уже три дня — чародейка это чувствовала. Но все же она продолжала вести себя так, будто на нее все еще смотрели внимательные глаза Воронов. И игра ее была безупречной. Аделе необходимо было казаться искренней.

— Ах, Магни! Как вы догадались, что гортензии — мои любимые цветы? — Адела, любимыми цветами которой по-прежнему были алые розы, поднесла бутоны подаренных маркизом гортензий к своему очаровательному носику и сделала глубокий вдох, изобразив неподдельное удовольствие.

— В любой другой ситуации я бы ответил, что это из-за моего богатого опыта общения с женщинами, однако с вами, Адела, знание других женщин вряд ли можно назвать преимуществом.

— Почему же, маркиз?

— Вы весьма отличаетесь от любой известной мне особы. И я нахожу это более чем интригующим и, несомненно, притягивающим.

«Поверь, маркиз, это ненадолго».

Адела изобразила смущение, с кокетливой улыбкой опустив голову.

— Вы вгоняете меня в краску, маркиз, — лицо чародейки, однако, оставалось молочно-белым.

— При виде вас я просто не могу удержаться от комплиментов. Вы сами провоцируете меня на них своей ослепительной красотой.

— Ах, маркиз, если бы все мужчины были такими же галантными, как вы!

Магни ван Кройс ухаживал за Аделой с того самого момента, как она отвергла Зорана. Максимально близко чародейка, однако, маркиза не подпускала, но надежды тот не терял, видя и чувствуя, как с каждым днем она симпатизирует ему все больше. Самоуверенный молодой дворянин не сомневался — скоро он добьется этой женщины.

Они гуляли по Белому парку — тому самому, в котором Адела оставила Зорана с разбитым сердцем. Они подошли к фонтану — тому самому, около которого чародейка цинично оттолкнула того, кто был ей по-настоящему дорог. Она никогда не простит этого королю и убийцам со Скалы Воронов. Она никогда не простит этого и Магни ван Кройсу, который как главный придворный сплетник, вне всяких сомнений, в курсе происходящего. Адела поклялась, что доберется до каждого из них и заставит заплатить за ту боль, которую вынужденно причинила самому близкому ей человеку.

И время принять плату от советника короля настало.

— Магни, я замерзла. Может, пойдем ко мне домой? — тут она вдруг изобразила стыд и продолжила после очень короткой паузы. — Что же я такое говорю? Конечно же, вы не согласитесь, простите меня за эту глупость.

Маркиз не поверил своим ушам. Его душа пела от радости, когда он произнес:

— Как вы могли такое подумать, Адела? Конечно же, я соглашусь разделить с вами этот вечер, это все, о чем я только мог мечтать. И я безмерно рад, что желание это оказалось обоюдным.

— Правда? Я надеюсь, вы делаете это для меня не из вежливости?

— В последнюю очередь из вежливости, уверяю вас.

Адела мило улыбнулась.

— Тогда пойдемте скорее.

***

Огромных размеров спальня Аделы располагалась в самом дальнем углу ее дома. В этой комнате не было окон: чародейка предпочитала, чтобы место для двоих было максимально сокрыто от глаз. Она привела сюда Магни ван Кройса после короткого ужина с мясом и вином. Когда они оказались внутри, Адела произнесла:

— Магни, закройте за собой дверь.

Маркиз повиновался, после чего снова повернулся лицом к Аделе в предвкушении долгожданных удовольствий. Он сделал шаг ей навстречу, не сводя глаз с кокетливой улыбки и намереваясь как можно скорей прильнуть к губам, а затем стянуть с нее платье и…

Ее лицо внезапно сделалось жестким. Даже жестоким. Маркиз замер на расстоянии вытянутой руки от чародейки, не в силах сделать больше ни шага. Ноги перестали его слушаться. Адела сделала движение рукой в сторону Магни так, словно толкала невидимое препятствие. Маркиза подняло в воздух. Адела сделала еще одно движение рукой, и советник короля впечатался в стену, после чего остался висеть на ней подобно трофею убитого хищника в доме какого-нибудь охотника.

Он пытался шевелить ногами и руками, пытался нащупать ступнями пол, но это оказалось невыполнимым: его словно прибили к стене на высоте в половину человеческого роста.

Когда Адела заговорила на каком-то неведомом и ужасающем языке, почти все свечи в спальне погасли. Горящими остались лишь несколько, обеспечив тусклое освещение. Тем не менее чародейку Магни видел хорошо, и это было воистину жуткое зрелище: ее длинные белые волосы тянулись к лицу маркиза и излучали потусторонний холод, лицо Аделы, и без того бледное, вовсе стало воплощением смертельной белизны, а голубые глаза казались двумя льдинками, в которых застыло зло.

Она начала медленно сжимать ладонь так, словно выдавливала сок из апельсина. Магни в этот момент почувствовал, как кто-то схватил его сердце. Он глубоко задышал, выпучив от страха глаза. Мускулы рук и ног он уже не напрягал: маркиз боялся делать резкие движения, так как его сердце неведомым образом кто-то сжимал. Вдруг оно оторвется, если он неуклюже шевельнет чем-нибудь?

Адела заговорила:

— Я могу вырвать его из груди. А могу раздавить, оставив на месте.

— За что, Адела? За что?

— За то, что ты — советник короля. За то, что знаешь ответы. — Она сжала сердце Магни сильнее. Маркиз закричал.

— Какие ответы?! Я все расскажу!

— Как король узнал обо мне и Зоране? Сразу говорю, лгать бессмысленно.

— Это я! Я ему рассказал! И это я посоветовал ему поступить так, как он поступил! Но меня заставили! Заставили!

— Кто тебя заставил, Магни?

— Я не знаю! Клянусь, не знаю! Это был демон или еще что-то! Нечисть! Он подкараулил меня в облике нищего горбуна, а затем превратился в монстра! Он велел сделать так, чтобы Зоран страдал, иначе убьет меня! Он рассказал о вас мне, а я — королю! У меня не было выбора!

— Зачем ему понадобилось, чтобы Зоран страдал?

— Я не знаю, Адела, правда не знаю!

«Это либо демон, либо дух. В любом случае, дела плохи».

— Ты говоришь, что сначала он выглядел как человек?

— Да! Как горбатый старец!

— Почему Орден перестал за мной следить?

— Они отправились во Фристфурт! Старший брат короля, Давен, захватил город и претендует на трон Ригерхейма! Воронам поручено убить Давена!

— Как убить? Он же уже давно мертв!

— Он выжил!

— Где сейчас Зоран?

— Я не знаю!

Адела замолчала. Она услышала достаточно. Она с удовольствием наблюдала за дрожанием испуганного маркиза и с жестокой улыбкой на лице решала, что с ним делать.

В который раз за последнее время высокомерный Магни ван Кройс чувствовал себя мухой, застрявшей в паутине и ожидающей приговора паука. Гордость маркиза, конечно, страдала от этого, но делать было нечего: пришлось снова просить пощады:

— Адела, пожалуйста… не убивай меня.

— Хорошо, маркиз, не буду, — Адела щелкнула пальцами, и плоть Магни ван Кройса, истошно вскричавшего, начала трескаться, скукоживаться и уменьшаться в размерах, будто сминаемый невидимым великаном огромный лист бумаги. Сжавшись окончательно, дворянин рухнул на пол, плотностью и формой став неотличимым от большого кровавого рубина, любимого драгоценного камня чародейки, основной магической специализацией которой была трансформация материи. Госпожа Морелли подобрала его с пола, а затем подошла вместе с ним к своему столу. Выдвинула ящик и положила драгоценность к десяткам других кровавого цвета рубинов. Их в коллекции Аделы за ее долгую жизнь накопилось много.

«Где же ты, Зоран из Норэграда?»

Загрузка...