Они ехали бок о бок, как бродяги-товарищи, Син и Мбеджан и дорога, что ведет из Питермарицбурга. Их прочные чувства были проверены общими несчастьями и укреплены радостью общих успехов. И поэтому они были счастливы, как могут быть счастливы лишь настоящие мужчины. Их шутки были старыми, реакция почти автоматической, но волнение было новым, таким же новым, как восходящее каждый день солнце. Они ехали на войну, на еще одну встречу со смертью, значит, все остальное не имело значения. Син чувствовал себя свободным, его ничто не тяготило, прошлое осталось позади. Корабль судьбы нетерпеливо ждал отплытия.
В то же время он трезво оценивал себя со стороны и снисходительно посмеивался над собственной инфантильностью. «О Боже, мы как двое мальчишек, сбежавших из школы!» Неожиданно чувство благодарности наполнило его душу, благодарности за возможность все забыть, от всего отрешиться, почувствовать себя ребенком. Конечно, сейчас он уже не молод, приходилось часто отклоняться от намеченного курса, совершать ошибки, но главных человеческих ценностей он не утратил. То здание, что он складывал кирпичик за кирпичиком, крепко и прочно, оно не превратилось в дешевую декорацию. Бесспорно, были и потери, но он всему находил равноценную замену. Теперь он приоткрыл истинные тайны добра и зла, научился не бояться смерти, но и не играть с ней в прятки ради удовлетворения собственного тщеславия. Он подарил своим сыновьям самое доброе, чем владел сам, — свободу. Ей-богу, это немало.
Мбеджану было достаточно одного взгляда, чтобы понять, как легко сейчас на душе у Сина, и он не мог не радоваться вместе с ним.
— Хозяин, мы должны спешить, если» ты хочешь успеть в свое любимое питейное заведение во Фюрере.
Син вынырнул из своих мыслей, как дельфин из глубины моря, и расхохотался. Они ехали на север и на третий день добрались до Чивели.
Син припомнил свое почти детское изумление, когда юношей, во время зулусской войны, присоединился к колонне лорда Челмсфорда. Тогда он верил, что это самое большое скопление народа. Теперь, вспоминая лагерь у Коленсо, он невольно улыбался: силы Челмсфорда затерялись бы среди палаток артиллеристов, раскинувшихся почти на две мили. Ряд за рядом тянулись белые брезентовые конусы с лошадиными стойлами между ними, а еще тысячи повозок, рабочий скот. В степи была даже пасека, которую с трудом можно было разглядеть.
Зрелище впечатляло не только размерами, но и порядком. Точно так же все было отлажено и на строевых учениях. Удары противника отражали штыки, всегда начищенные до блеска.
Син въехал в лагерь и стал читать названия полков на рядах палаток, звучавших, как победные трубы. Только кавалерия слегка уступала по красоте флажков, весело развевающихся на кончиках пик. Мимо проехал эскадрон, и Син с завистью посмотрел на коней. Прекрасные животные были такими же высокомерными, как и всадники. Люди и животные сливались во что-то единое жестокое и сверкающее.
Десятки раз Син задавал вопрос: «Где я могу найти разведчиков?» И хотя ему отвечали на ланкастерском диалекте, реже на шотландском и ирландском, суть ответов была одна — они ничем не могут помочь.
Один раз он остановился посмотреть, как группу солдат обучают стрельбе из нового пулемета «максим». Неповоротлив, решил он, не идет ни в какое сравнение с ружьем. Позже ему пришлось припомнить свое суждение, и он почувствовал себя дураком.
Все утро Син таскался по лагерю в сопровождении Мбеджана и к полудню устал, испачкал одежду и хотел спать. Разведывательный корпус Наталя казался призраком.
Он остановился на окраине лагеря и смотрел в степь, намечая следующее место для поиска.
На расстоянии полумили, над поросшей травой равниной, поднималось тонкое облачко голубого дыма. Оно выплыло из-за зарослей кустарника. Кто бы ни выбрал такое место для лагеря, он явно умел устроиться в степи с комфортом. По сравнению с местом расположения основного лагеря это было райское местечко, защищенное от ветра, неподалеку от топлива и воды, и на достаточном расстоянии от пристальных взоров старших офицеров. «Вот где я найду ответ», — решил Син, направившись к зарослям.
Его догадку подтвердило большое количество черных слуг, сновавших среди деревьев. Это могли быть только колониальные войска, где каждый офицер имел слугу. Лагерь был окружен фургонами. Сину показалось, что он приехал домой.
«Подойду к первому белому, которого увижу», — подумал он.
В эмалированной сидячей ванне под тенью мимозового дерева блаженствовал джентльмен, раздетый до пояса слуга тем временем подливал горячую воду из большого черного котла.
— Здравствуйте, — приветствовал его Син.
Мужчина оторвался от книжки, вынул изо рта сигару и ответил на приветствие.
— Я ищу разведчиков.
— Твои поиски закончены, приятель. Присаживайся. — Он обратился к слуге:
— Принеси господину чашечку кофе.
Поблагодарив, Син опустился на плетеный стул рядом с ванной и вытянул ноги. Мужчина отложил книгу в сторону и начал намыливать волосатую грудь, подмышки, изучая Сина с искренним интересом.
— Кто здесь за старшего? — поинтересовался Син.
— Ты хочешь его видеть?
— Да.
— Мужчина закричал:
— Эй, Тим!
— Что ты хочешь? — донеслось из ближайшего фургона.
— Здесь парень, который, хочет видеть тебя.
— Зачем? Последовала долгая пауза.
— А как он выглядит?
— Верзила с винтовкой!
— Шутишь!
— Гореть мне в аду! Он говорит, что, если ты не выйдешь, он сам до тебя доберется.
Краешек фургонного навеса приподнялся, кто-то подглядывал в щель. Неожиданно раздался вопль, Син вскочил на ноги.
Откинув брезент, из фургона выпрыгнул командир разведчиков. Он подбежал к Сину и сделал стойку, как боксер. Уже через мгновение Син издал ответный вопль и занял оборонительную позицию.
— Й-а-о! — Подбежавший атаковал, а Син принял его на грудь и вывернул назад руки.
— Тим Куртис, грязный ублюдок, — завопил он от смеха и боли, когда Тим вцепился ему в бороду.
— Син Коуртни, сукин сын!
— Давай выпьем. — Син все еще работал кулаками, как боксер.
— Давай. — Тим схватил его за уши, словно стараясь открутить.
Наконец они опустили руки, радостно всматриваясь друг в друга.
Вернулся слуга с кофе для Сина, Тим с отвращением отослал его.
— Никакой бурды! Бутылку бренди из моих запасов!
— Я полагаю, что вы знакомы, — перебил их мужчина в ванной.
— Знакомы ли мы? Да я пять лет горбатился на него! — фыркнул Тим. — Добывал ему из земли грязное золото. Худшего босса у меня не было!
— Ну, теперь настал твой черед, — усмехнулся Син, — потому что я буду работать на тебя.
— Ты слышал это, Соул? Этот идиот хочет служить!
— Сумасшедший. — Мужчина выплюнул окурок сигары прямо в воду, потом выловил его и встал. Он протянул Сину мыльную руку. — Приветствую тебя в легионе потерянных. Меня зовут Соул Фридман. А ты, как я подозреваю, Син Коуртни. А теперь где же бутылка, чтобы мы смогли достойно отпраздновать твое прибытие?
К ним присоединились люди из других фургонов, и Син был представлен каждому. Оказалось, что форма разведчика состояла из мундира цвета хаки без знаков отличия, шляпы с широкими опущенными полями и бриджей для верховой езды. Их было десять. Крутая компания понравилась Сину.
Раздевшись и обмотав талию полотенцем, Син выполнял обязанности бармена, потом они сидели в тени, а перед ними выстроился целый ряд бутылок. Первые двадцать минут Тим Куртис знакомил собравшихся с биографией Сина, а Соул добавлял такие комментарии, от которых все покатывались со смеху. Соул был самым большим остряком среди них, и эту роль он играл с удовольствием. Ему было не больше двадцати пяти — самый младший и самый маленький по росту. Плюс ко всему худой, волосатый и, мягко говоря, уродливый. Он понравился Сину. Через час, когда бренди сделало их очень серьезными, что бывает на стадии, предшествующей дикому необузданному веселью, Син спросил:
— Капитан Куртис…
— Лейтенант, и не забывай об этом, — поправил Тим.
— Тогда лейтенант. В чем заключается наша работа, и когда мы приступим к ее выполнению?
Тим кинул сердитый взгляд на пустой стакан, потом посмотрел на Соула:
— Проинструктируй его.
— Как уже упоминалось раньше, мы — легион потерянных. Люди смотрят на нас с жалостью и долей смущения. При виде нас они переходят на другую сторону улицы, крестясь и шепча молитвы. Мы живем здесь нашей маленькой колонией прокаженных.
Ну, во-первых, мы самые ничтожные людишки во всей армии Наталя. Ведь мы не похожи на того офицера, который, несмотря на огромное количество медалей, не может заставить слаженно петь женский хор. Я говорю о старшем офицере связи в генеральном штабе — подполковнике Гарри Коуртни, награжденном крестом Победы и орденом за отличную службу. — Соул умолк, и выражение его лица изменилось. — Кстати, надеюсь, он тебе не родственник?
— Нет, — не колеблясь, ответил Син.
— Слава Богу, — продолжал Соул. — Именно поэтому люди жалеют нас. А смущаются потому, что никто не знает о нашем чине. А диалоги Тима и квартирмейстера просто можно помещать в комические оперы. Но так как мы называемся «разведчиками», то все ждут от нас, что мы выберемся отсюда и пойдем что-нибудь разведаем. И поэтому считают, что неудачное наступление генерала Буллера, когда сто ярдов надо было пройти за три месяца, — наших рук дело. — Соул наполнил стакан. — Вот от бренди мы никогда не бегаем.
— Вы хотите сказать, что ничего не делаете? — недоверчиво спросил Син.
— Мы едим, спим и пьем.
— Иногда наносим визиты, — добавил Тим. — Кстати, теперь для этого самое подходящее время.
— И кому же вы наносите визиты?
— Здесь живет самая предприимчивая женщина в округе. Она хозяйка передвижного цирка — сорок фургонов и сорок девушек. Он следует за главными частями, чтобы развлечь их и создать уют. Давайте поедем развлечемся с комфортом. Если мы отправимся прямо сейчас, то первыми доедем до начала укреплений — первый получает право выбора.
— Желаю удачи. — Соул встал и вышел.
— Он — хороший парень, — произнес Тим, глядя ему вслед.
— Это противоречит его религии?
— Нет. Но он женат и серьезно к этому относится. А ты?
— Я не женат.
— Тогда поехали.
Намного позже они вместе возвращались домой, предаваясь приятной меланхолии от любви и вина. Девушка, которая отвела Сина в фургон, была дружелюбной милашкой с большой материнской грудью.
— Вы мне нравитесь, мистер, — сказала она ему впоследствии.
— Ты мне тоже, — честно ответил он.
И хотя он испытывал не больше вины и стыда, чем после удовлетворения естественных потребностей организма, он понимал, что полчаса в чужой койке — очень посредственная замена его любви. И он начал напевать ту мелодию, которую Рут пела в ночь бури.