Играй грязно

ГЛАВА 23

ДЖИА

— Блин, не могу поверить, что мы столкнулись с Максин. Каковы шансы? — говорит Ноа, как только мы выезжаем на дорогу.

— Похоже, с ней очень весело общаться.

— О, так и есть. Мой старший брат был в нее так влюблен, — смеется он.

Я рада, что тема разговора — семья и друзья Ноа, а не очередная попытка соблазнить меня. Он снова опутал меня поцелуями и непристойными обещаниями, ослабив мою решимость сохранить между нами платонические отношения.

— Какая разница у тебя с твоим старшим братом?

— Нейтан старше меня на пять лет. Еще есть Никсон, который старше меня на пару лет.

— У всех твоих братьев и сестер имена начинаются на Н?

Он покачал головой вверх-вниз.

— Ага. Николь на год младше меня, а еще есть близнецы, Нив и Нэш. Они — большой "упс" моих родителей. Им только что исполнилось десять лет.

— Ого, твои родители были очень заняты. Но почему они выбрали имена, начинающиеся на Н?

— Потому что они подумали, что это будет весело. Их зовут Нэнси и Ник.

— Они похожи на людей, которые мне нравятся, — говорю я с улыбкой.

Светофор загорается красным, и Ноа переключает свое внимание на меня:

— Если они придут на одну из моих игр, ты с ними познакомишься. Ты им понравишься.

Его взгляд снова стал мечтательным, поэтому я изо всех сил стараюсь, чтобы тема разговора касалась его семьи, а не нас:

— Не могу представить, каким был твой дом, когда ты был ребёнком.

— О, это был полный хаос. У нас дома собирались все соседские дети. Так что вместо шести детей там всегда бегало двадцать. А у тебя? Есть еще братья и сестры, кроме Джейми?

— Да. Мой отец был женат до того, как встретил мою мать. У меня есть две гораздо более старшие сестры, Тина и Робин. Им уже за сорок.

— Ничего себе. Это довольно большой разрыв.

— Это было здорово. Они избаловали меня до смерти. А еще из-за них я так люблю поп-песни восьмидесятых и девяностых.

Он хихикает:

— А, теперь это объясняет твой выбор музыки для танцевальных клипов. Они, по сути, промыли тебе мозги.

— В некотором смысле. А что? Тебе не нравится классика?

— О, я люблю классику, но я не поклонник поп-музыки.

Подогнув под себя одну из ног, я поворачиваюсь на своем сиденье, чтобы действительно посмотреть на него.

— Почему нет?

Он быстро взглянул на меня.

— Если ты забыла, я не умею танцевать, даже чтобы спасти свою жизнь.

— А, ну да. Мы это изменим. Я клянусь.

— Я на тебя надеюсь, — он смотрит на меня взглядом, который обещает много грязных моментов.

Черт. Мы вошли в опасную зону. Отбой. Отбой.

Я прочищаю горло.

— Итак, какая твоя любимая песня из той эпохи?

— Sweet Child O' Mine, — отвечает он без колебаний.

— Это замечательная песня.

— Она заставляет меня думать о тебе.

Я тяжело сглатываю и быстро отвожу взгляд:

— Ноа, пожалуйста, не начинай.

— Извини. Я просто притворюсь, что между нами нет никакой химии.

Я вздыхаю:

— Отлично, так и делай.

Каким-то чудом он ничего не отвечает. Вместо этого он включает радио и настраивается на станцию восьмидесятых. Во время поездки в общежитие он включает несколько моих любимых песен, но они не помогают мне расслабиться. Я слишком хорошо знаю Ноа и то, как мое тело реагирует на него. Если бы это было только физическое влечение с моей стороны, с этим было бы легче справиться, но я думаю, что это нечто большее, и я в ужасе.

Когда он паркует машину, это застает меня врасплох.

— Приехали, — объявляет он.

— Надо же, а я и не заметила.

— Ты была ужасно тихой во время поездки. Ты расстроилась из-за чего-то, что я сказал?

Я посмотрела на него:

— Нет. В любом случае, спасибо, что подвез.

— Я провожу тебя до двери.

— Тебе не нужно.

— Я настаиваю. Уже темно, и мне будет легче от знания того, что я доставил тебя в целости и сохранности до твоей квартиры.

Я сузила взгляд.

— Как по-рыцарски. Ты не войдешь в дом.

Его глаза расширились:

— Я и не ждал приглашения. Я услышал тебя четко и ясно. Тебе неинтересно. Я не собираюсь продолжать попытки залезть к тебе в трусики. Хотя я думаю, что мы упускаем прекрасную возможность.

Он сдается, и мне следовало бы ему это позволить, но вместо этого я говорю:

— Вот как?

— Я понимаю твои сомнения по поводу отношений с другим хоккеистом. Но дело в том, что, по большому счету, ты уже встречаешься с одним из них. Почему бы не воспользоваться преимуществами? Мы бы отлично провели время.

— О, как и твоим обещанием заставить меня кончить, шепча мне на ухо грязные слова?

Он широко улыбается:

— Это было бы одним из плюсов.

— Я думаю, что ты слишком самоуверен, — я выхожу из машины, пока ситуация не обострилась.

Я такая идиотка. Я должна была просто держать рот на замке, а не подбивать его на это.

— Джиа, подожди, — я продолжаю идти в том же темпе, и он догоняет меня в следующую секунду. — Что, если я докажу тебе, что не шучу? Согласишься на часть с привилегиями?

Мой пульс подскакивает, и проклятые насекомые в моем желудке дико летают. Я заставляю себя сохранять нейтральное выражение лица.

— Что? Ты собираешься заставить меня кончить от грязных разговоров?

— Да, — отвечает он ровным голосом.

Господи мои божечки. Как ему удается — заставить одно простое слово звучать так сексуально? Я не отвечаю сразу, потому что часть меня — возбужденная часть — хочет увидеть, сможет ли он это сделать. Ноа, похоже, догадывается о моем конфликте, поэтому молчит до тех пор, пока мы не оказываемся перед лифтом. Я не должна была позволять ему входить в здание. Теперь я буду заперта с ним в металлической коробке и буду гадать, так ли он искусен в словах.

— Пенни за твои мысли, — говорит он.

Прибывает лифт. Мы заходим внутрь, и когда дверь закрывается, Ноа вторгается в мое личное пространство, тесня меня в угол.

— Что ты делаешь?

Он приближает свой рот к моему уху.

— Я даю тебе попробовать. Ты ведь любишь, когда я рядом с тобой, правда, солнышко?

Мурашки, которые образуются у меня на руках и на шее, не могут отрицать правды.

— Может быть.

Он усмехается, обдавая горячим воздухом мою чувствительную кожу.

— Не нужно стесняться. Я знаю, что любишь. Держу пари, твои соски уже твердые, как камешки. Представь, как мой язык обводит их, делая еще тверже, перед тем как я втяну их в рот. Ты выгнешь спину и тихонько заскулишь, когда я это сделаю, или я услышу громкий стон?

Я закрываю глаза и представляю, как он делает это со мной. Я почти чувствую, как его язык играет с моим соском, дразня меня до беспамятства. Мое дыхание становится поверхностным, а в основании позвоночника закручиваются нити желания.

— Я бы сказал, что сначала это будет мягко, а потом постепенно звуки, издаваемые твоими грешными губами, станут более громкими и дикими. Ты будешь умолять о большем. И ты хочешь знать, что я собираюсь сделать?

— Да, — шиплю я.

— Я буду медленно исследовать твое тело, проводя языком по твоему животу, пока не доберусь до края твоих трусиков. Ведь они уже промокли насквозь, не так ли?

Черт. Так и есть. От того, чтобы проболтаться, меня спасло пиканье лифта, сообщившего о том, что мы прибыли на мой этаж.

Ноа отступает назад, демонстрируя омерзительную ухмылку:

— Сначала дамы.