Для сбора вещей мне выделили пятнадцать минут, но я управляюсь за пять.
В номере, где мы с Юлькой усердно работали, а вечерами на усталых нотах дурачились и отключались чуть ли не друг на друге, находилась одна только моя сумка с вещами и документами.
У меня даже не было времени её разложить.
Окинув номер последний раз совсем другим взглядом, выхожу в коридор.
«Водителя» нет. Двое других припирают стены, а при виде меня, «ленивец» подходит и забирает мою сумку. Встречая недоумение с моей стороны, цыкает и отбирает ношу. Молча идёт к лифту, а я ещё несколько секунд смотрю ему в спину.
Что с ними происходит? Откуда эта внезапная учтивость? Эта какая-то игра, они усыпляют мою бдительность? Только вот для чего им это?
А что, если Юльку они не сдавали ни в какое отделение? Это ведь даже звучит бредово? Что, если они договорились о чём-нибудь с ней и просто спрятали на время, пока не разберутся со мной?
Могу ли я безоговорочно верить тем, кого встретила этим вечером, если даже в «подруге» не сумела ощутить притворства за месяцы совместной работы?
Она легко могла пообещать им денег. Процент с проданных работ, например.
Зря я вышла из номера. Надо было остаться и подслушать. Хотя бы в комнате соседней. Ну что за бестолочь⁈
Или меня так кроет от усталости? И всё то, что я сейчас надумала — это уже тревожный звоночек о развивающейся паранойе? Но вполне, как мне кажется, оправданной.
Шагая за братьями к машине, силюсь понять, что у меня внутри. Сложить вместе чувства и мысли. Скомпоновать всё это в единое мнение. Но ни черта не получается.
— Куда мы едем? — осмеливаюсь спросить, не сильно рассчитывая на правдивый ответ.
— Тачку помыть, — отвечает «извращенец», закуривая сигарету.
— Далеко?
— А ты торопишься куда-то? — смотрит на меня ехидно, втягивая щёки при сильной затяжке.
— А нам разве не нужно побыстрее разобраться с фотографиями?
— Садись. — Кивает на тачку, отшвыривает недокуренную сигарету и лезет на переднее сиденье.
— Смена караула? — смотрю на «ленивца», который на этот раз сидит на моём месте около закрытой двери, а я…. Сажусь рядом, хлопаю дверями и не слышу характерного щелчка блокировки. Оглядываю салон и задумыаюсь, как я к этому отношусь? Меня не трогают, не притесняют, не угрожают. А теперь ещё и не запирают?
Подозрительно… Я в смятении.
— И так, — раздаётся хриплый баритон «водителя». — На ближайшие несколько часов план такой: моем тачку и несколько часов отдыхаем. Нужно поспать. Розочка, — обращается ко мне, и это прозвище воспринимается мной как-то иначе.
— М? — тишина салона и направленные на меня три пары глаз, смущают, заставляя сердце бешено колотиться.
— Во сколько должна была состояться выставка?
— В шесть начало.
— Эд сейчас рвёт и мечет. — Кивает «водитель», задумчиво стуча пальцами по рулю. — Мы отобрали у него фотографии.
— Как знать, сколько их у него ещё припрятано? — пожимаю плечами.
— Нисколько, — подхватывает «извращенец», хохотнув.
— Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда он на тебя натравит своих наёмников. — Непринуждённо выдаёт «ленивец», словно к нему это не относится.
— «Своих»? — продолжает веселиться блондин. — Из своего, у него только мохнатка отрощенная. А всё остальное, это папкино.
— У тебя даже папкиного нет. — Вторит «ленивец» и у них начинается перебранка.
«Извращенец» пытается перекинуться через сиденье, чтобы дотянуться до «ленивца», который начинает отбиваться от него ногами.
Господи, я всё ещё сплю? Или я и впрямь вижу перед собой двух дурачащихся амбалов, которые ещё несколько часов назад казались страшнее одичалых волков?
— Я так понимаю, у вас всё схвачено? — тихо, но грозно вещает «водитель». — Может тогда расскажете, что делать собираетесь?
— А что тут сочинять? — сходу успокаивается «извращенец». — Мы встречаем всех, кто к нам явиться свинцом, а сам Эд сосёт хуй, а не фотки получает.
— «Свинцом» — в одно слово? — язвит «ленивец». — Как у тебя всё просто… — вздыхает и двигается ко мне ближе.
— Бутончик, — обнимает за плечи и проникновенно смотрит в глаза. — Надеюсь, ты чувствуешь себя сносно, потому как кроме огромной задницы нас впереди больше ничего не ждёт.
— А что будет? — смотрю на него, как мышь на удава, но не из-за страха, а скорее, из-за непонимания.
Перемена в их поведении меня напрягает.
— В лучшем случае, с нас сдерут кожу живьём, а в худшем….
— Ты, блядь, прикалываешься? — перебивает увлекательную речь брата «извращенец» и дёргается с места, чтобы перелезть к нам. — Иди нахрен отсюда. Вперёд садись, раз собираешься хуйню всякую нести.
— Сиди, не рыпайся. — Заталкивают его обратно. — Моя очередь играться.
После чего переключает своё внимание на меня. Проводит ладонью по волосам и призывно смотрит в область шеи и декольте. До меня доходит осознание, что он видел мою грудь голой, да и не только видел, и я инстинктивно прижимаю руки к груди.
Учтивость? Как же! Размечталась.
— Ну что, рассказывай, — томно выдыхает, прижимаясь своим большим бедром, к моему тощему, в сравнении с его.
— Что? — спрашиваю, не сводя с него глаз и тревожно теребя ткань рубашки.
Он хмыкает. Ещё больше нависает, считывая мою неловкость и замешательство. Его движения медлительны. Немного развязны. Перемещается в пространстве, и впрямь как змей, не торопясь и при этом внимательно следя за своей целью. Или добычей? Эта небрежность жестов наравне с равнодушием во взгляде, дезориентирует. Морочит голову и путает мысли. Кажется, что он ничего не собирается делать, однако тело не может расслабиться, находясь рядом с ним.
Блондин играючи приобнимает за плечи и зависает горячий, опасным дыханием возле уха.
— Как собираешься фотку продавать?
— Что? — повторяю, как попугай, норовя отстраниться, но он не отпускает.
Крепко держит и, кажется, ещё сильнее притягивает к себе.
— Ты так уверена заявила, что на многое способна, — на этих словах проводит языком по своим губам, касаясь пальцами моего подбородка. — Даже фотку толкнуть.
Не могу спокойно реагировать на него.
Бью по руке, отталкиваю его самого и грозно смотрю в глаза.
— Хватит этих игр!
— Кто сказал, что я играю?
— Ты будто с жертвой забавляешься прежде, чем проглотить её.
Он вновь приближается, но не трогает.
— В нашем тандеме, — улыбаясь, интригующе заявляет, — глотать буду не я.
На этот раз, склоняюсь к нему я.
— Мечтай… — тихо проговариваю, машинально облизывая пересохшие губы. — Если желаешь бабки получить, лучше даже не заикайся о подобном.
— У нас старший покорных любит, — усмехается близнец, хватает за рубашку и притягивает к себе, почти касаясь моих губ своими. — А я обожаю строптивых укрощать.
Упираюсь в его грудь ладонями, но моё сопротивление остаётся незамеченным. Меня словно ошпаривает кипятком, настолько жарким оказывается этот поцелуй. Он не сдерживается. Даёт ощутить всю страсть, которой переполнен. Позволяет утонуть в ней и мне. Обхватывает за попу и усаживает меня сверху, словно куклу. Лёгкую, почти невесомую для него. А также кроткую и безвольную.
Прижимает теснее к себе, будто стремясь поглотить мою оболочку.
— Охуенно, не правда ли? — ненадолго отстраняется, заглянуть в глаза. — Ты ведь тоже это чувствуешь?
Всё то он знает!
— Вы, блядь, про нас не забыли? — выговаривает «извращенец» и оборачивается. — С такими успехами, мы вообще никуда не доедем!
Блондин шумно выдыхает и сажает меня рядом, но не отодвигается.
— Видимо, отдых не нужен… — комментирует «водитель», заводит мотор и трогается с места. — И раз уж речь зашла о твоих «способностях», то мы все с удовольствием послушаем, как ты собираешься это провернуть?
Если честно, то я сла́бо себе это представляла, когда озвучивала идею вслух. Но, похоже, у меня нет выбора.
— Первым делом, мне нужно зарядить свой телефон. — Уверено заявляю, хоть и дрожу внутри, сомневаясь в собственной затее.
— Что ж, в таком случае, давайте поторопимся.
«Водитель» вдавливает педаль в пол. Машина ревёт мотором и набирает немыслимую скорость за считанные секунды.
Автомобиль несётся по пустым дрогам, спеша достигнуть своей цели. В окнах мелькают пейзажи города. Спокойные, умиротворённые. Уставшие от долгого и томительного дня. Они отдыхают, чтобы с рассветом вновь стать неотъемлемой частью человеческих нужд. Улицы снова загудят активными жителями. Кругом закипит жизнь. Каждый тёмный закоулок, каждый укромный закуток, вынырнет из ночной мглы, пряча свои тайны и пороки. Затаиться, замаскируется, чтобы дождаться темноты и вновь оказаться вовлечёнными в людские страсти, скрытые под звёздным небом.